Эссе на тему: "М. Мид «Культура и мир детства»"

Все мы — дети разных эпох. Каждый из нас имеет свой взгляд на вещи. Вопрос «отцов и детей, волновал представителей разных эпох. Как мы знаем, он не раз поднимался в русской литературе. В своё время над этим вопросом размышлял Иван Сергеевич Тургенев в романе «Отцы и дети». В его произведении проблема «отцов и детей» созвучна времени написания, но имеет много общего с ее современным вариантом звучания. Автор представляет читателю суждения своих героев: «…сын отцу не судья…», «Пилюля горька — а проглотить ее нужно» (Тургенев И.С. Отцы и дети Иван Тургенев// Санкт-Петербург: Азбука - 2014. - С. 114).
По сей день самой важной, на мой взгляд, является проблема «отцов и детей», иными словами, проблема отношений между старшим поколением и поколением «детей». Однако сегодня она приобрела несколько иную окраску. По мнению и психологов, и антропологов, в современном мире, вопрос этот возникает от непонимания, желания возвеличить себя перед старшим или перед младшим поколением, поскольку именно между «отцами» и «детьми» возникает то недопонимание, которое определяет множество проблем.
М.Мид считает, что за последние сто лет родители и педагоги перестали считать детство и юность чем-то очень простым и самоочевидным, приспособив образовательные системы к потребностям ребенка, а не втискивать его в жесткие педагогические рамки. С этим мнением ученого-антрополога М.Мид ты соглашаешься, когда читаешь её наблюдения и рассуждения о том, что в американской цивилизации «с ее многочисленными противоречиями, десятками конфликтующих стандартов поведения, сотнями религиозных сект», нарушенный статус юности был более заметен, чем в старших по возрасту и более устоявшихся цивилизациях Европы. Она считает, что американские условия бросали вызов психологу, педагогу, социологу, требуя от них приемлемого объяснения растущих страданий детей. Психологи рассматривали юность в данном случае как возраст расцвета идеализма, как время мятежа против авторитетов, как период жизни, в котором трудности адаптации и конфликты абсолютно неизбежны.
Наблюдения в обществе за поведением подростков отмечают в нем очевидные и повсеместные симптомы мятежа и выводят их из возраста, как такового. Вероятно, поэтому в своих книгах о воспитании и Спок, и М.Мид предупреждают матерей, что дочери в возрасте с тринадцати до девятнадцати лет особенно трудны: переходной возраст. «Физические изменения, происходящие в телах мальчиков и девочек, сопровождаются определенными психическими изменениями. Их столь же невозможно избежать, как невозможно предотвратить физиологические изменения», наравне с которыми неизбежно происходят и духовные изменения.
Один за другим различные аспекты человеческого поведения оказывались чем-то таким, что наличествует у жителей одной страны и отсутствует у жителей другой, хотя последние принадлежат к той же самой расе. Все это научило этнографа тому, что ни раса, ни общая человеческая природа не могут предопределить, какую форму примут даже такие фундаментальные человеческие эмоции, как любовь, страх, гнев, в различных социальных средах. По мере того, как М.Мид осмысливала растущий материал о нравах «примитивных» народов, она первая заговорила об огромной роли социального окружения, той среды, где родился и был воспитан каждый человек.
Прислушаемся к её рассуждениям и к ходячим толкам о юности, и мы услышим, что как раз те установки, которые, определяются социальной средой, - восстание против авторитетов, идеалистические порывы, философские сомнения, мятежность и воинственный пыл. Однако знания о ведущей роли культуры, о пластичности человеческой природы заставляют нас усомниться в этом.
Попробуем разобраться в этом и найти верное решение. Для этого мы проанализируем вместе с М.Мид «примитивные» группы народов, имеющих за своей спиной тысячелетия исторического развития по путям, совершенно отличным от наших. Как видим, категории индоевропейской грамматики отсутствуют в их языке, их религиозные идеи по самой своей природе отличны от наших, их социальная организация не только проще, но и существенно отлична от нашей. Все эти контрасты одновременно достаточно ярки и достаточно просты, чтобы их можно было понять быстро. Наблюдения М.Мид показывают, что каждый «примитивный» народ избрал для себя одну совокупность человеческих способностей, одну совокупность человеческих ценностей и перекроил их по себе в искусстве, социальной организации, религии. М.Мид в своей работе замечает, что справедливость этого предположения подкрепляется одним наблюдением: самоанские дети, по-видимому, безболезненно проходят через те переживания, которые чреваты самыми серьезными последствиями для развития личности в нашей цивилизации. Поэтому причина разногласий поколений «отцов» и «детей», как утверждает ученый – антрополог, в полном отсутствии на Самоа «тесных связей между родителем и ребенком, которые оказывали бы столь решающее влияние» на многих людей в нашей культуре, так что подчинение родительской воле или же восстание против нее становится доминирующей чертой всей их жизни. Дети воспитываются в доме, где всегда есть пять-шесть взрослых женщин, чтобы позаботиться о них, вытереть их слезы, и пять-шесть взрослых мужчин, каждый из которых - авторитет для ребенка. Все это не позволяет ему так резко делать различия между своими родителями и остальными взрослыми, как это делают наши дети.
Наличие в нашей культуре многочисленных страстно защищаемых и противоречащих друг другу идей и громадное влияние родителей на жизнь своих детей дополняют друг друга и создают положения, насыщенные аффектами и страданиями. На Самоа же, как указывает М.Мид, то обстоятельство, что отец какой-нибудь девочки - властный догматик, отец ее кузины - ласковый, рассудительный человек, а отец ее другой кузины - блестящая эксцентричная личность, повлияет на этих трех девочек только в одном отношении: на выбор ими места жительства, если каждый из перечисленных отцов к тому же является и главой семейства. Разные темпераменты этих трех мужчин не окажут никакого воздействия на отношение этих трех девочек к сексу или религии, ибо отцы играют слишком малую роль в их жизни. Их воспитывает не отдельное лицо, а армия родственников, воспитывает в соответствии с общепринятыми стандартами, и личность их родителей очень слабо сказывается на этом процессе.
По мнению Фрейда, «в мышлении «примитивных» народов и детей очень много общего. Такое мнение не могло не заинтересовать. Действительно, а что же собой представляют собой дети «примитивных» народов, если их взрослые по своему мышлению напоминают наших детей? Наблюдения М.Мид показывают, что «те личности, которые по своим врожденным свойствам слишком резко расходятся с нормами своей культуры, именно они считают свою культуру глубоко чуждой себе». При этом она говорит в своей книге «Культура и мир детства», что у арапешей, как у мужчин, так и у женщин, в одинаковой мере оказалось нормой поддерживать, лелеять детей, заботиться об их росте. Мальчики помогали растить и кормить обрученных с ними маленьких жен, а мужья и жены дружно соблюдали табу, защищавшее их новорожденных детей. Весь смысл жизни заключался в том, чтобы содействовать росту - росту растений, связей и прежде всего детей. Функция отца сводилась к роли кормильца, так как арапеши считали, что для создания ребенка нужны многие акты соития, а ребенок создается из крови матери и семени отца. При этом порицают и осуждают арапеши не агрессора, а всякого, кто вызывал гнев и акты насилия у другого, но от каждого, будь он мужчина или женщина, ожидают, что он будет заботливым, ласковым человеком, внимательным к нуждам других. В своих наблюдениях Маргарет Мид говорит, что у арапешей нормативы культуры предполагают очень небольшое различие характеров мужчин и женщин.
Рассказывая в своих наблюдениях о «мягком» воспитании арапичей, М.Мид противопоставляет отвратительную культуру мундугуморов с ее бесконечными схватками, насилием и эксплуатацией, нелюбовью к детям. У мундугуморов сложилась особая в данном регионе система родства, которая не была ни патрилинейной (патриархальной), ни матрилинейной (матриархальной) в своих основных характеристиках: женщина принадлежала к роду своего отца, к которому принадлежала и его мать. Мужчина же принадлежал к роду матери, к которому принадлежал и ее отец. Это означало, что мужчина принадлежал к той же группе, что и его дед с материнской стороны, но он не был связан родственными узами ни со своим отцом, ни с его братьями, ни с братьями своей матери. И конечно же, он и его сестры принадлежали к разным "кланам". Такая система породила безжалостное соперничество и вражду между представителями одного и того же пола, беспощадную эксплуатацию чувств маленьких детей. Маленькие мальчики семи-восьми лет должны были становиться на сторону отца, когда он хотел обменять дочь на новую жену, в то время как при правильном подходе сестру мальчика следовало бы держать дома, чтобы обменять ее впоследствии на жену для него. Маленьких мальчиков отправляли на месяцы заложниками к временным союзникам племени, но, когда их посылали туда, им приказывали внимательно изучать тропинки в джунглях, которые вели к деревням, где их держали заложниками. Впоследствии при набегах они должны были служить проводниками. Любовь сопровождалась царапаньем и побоями, а люди совершали самоубийство в порыве гнева, бросаясь в каноэ и уплывая вниз по реке, где их схватит и съест соседнее племя. Женщины хотели иметь сыновей, а мужчины - дочерей. Ребёнка нежелательного пола завертывали в ткань из коры и бросали живым в воду. Кто-нибудь мог выловить это суденышка из коры, проверить пол ребенка и отправить его дальше. Вполне понятно, что культура, так отвергающая детей, не может быть хорошей, а влияние ее жестко предписанных норм на поведение отдельного индивидуума было слишком прямым.
Жестокость порождает жестокость. Эта истина стара, как мир. Рассуждая о культуре воспитания, причинах конфликта поколений, М.Мид проводит параллель с современным воспитанием и отношением к детям. При этом её, как и нас, читателей, интересует, существуют ли другие виды врожденных различий, столь же важных, как половые, но пересекающие границы половой дифференциации. Когда мы имеем дело с культурой, в которой главное дело мужчин и женщин - кормить и выращивать детей, мы представляем их в виде системы типов темпераментов, стандартизированных организацией различных культур.
Чувство вневременности и всепобеждающего обычая, которое существует у арапешей, чувство, окрашенное отчаянием и страхом, что знания, необходимые для доброго дела, могут быть утрачены, что люди, кажущиеся все более маленькими в каждом следующем поколении, могут вообще исчезнуть, представляется тем более странным, что эти люди не изолированы, как жители отдельных островов, не отрезаны от других народов. Они торгуют с другими народами, путешествуют среди них, принимают у себя людей, говорящих на другом языке, с другими, но сходными обычаями. Это чувство тождества между известным прошлым и ожидаемым будущим тем более поразительно, что небольшие изменения и обмены между культурами происходят у этого народа постоянно.
В полную противоположность этому народы Новой Гвинеи и Меланезии, в течение многих тысячелетий живущие на небольшом расстоянии друг от друга, но в несколько различных условиях, лелеяли и подчеркивали небольшие отличия друг от друга, видя в незначительных изменениях словарного состава языка, изменениях его ритмов и согласных возникновение нового диалекта. Ново-гвинейцы, мужчины и женщины, по их мнению, были людьми, поведение которых не прогнозируемо и не управляемо.
В отличие от Новой Гвинеи и Меланезии, Бали являет собой контраст по отношению к культуре. Рассуждая о балийской культуре, необходимо рассматривать её как любую примитивную культуру, где родственные связи очень похожи на наши.
Но отношения между поколениями в обществе, где дети, прежде всего, учатся у своих предшественников, необязательно бесконфликтны. В некоторых обществах от каждого молодого поколения ждут мятежа - презрения к пожеланиям старших и захвата власти у людей старших, чем они сами. Чувство принадлежности к определенной культуре, внушенное с помощью наказаний и угрозы изгнания из нее, удивительно устойчиво. Чувство принадлежности к определенной нации, связанное со страданием и способностью страдать, гордостью за прежние героические муки предков, может быть сохранено и в изгнании, в условиях, когда можно было бы ждать, что оно улетучится. Некоторые поразительно устойчивые общины, такие, как еврейская или армянская, обнаруживают перед нами сохраняющееся чувство национального характера в течение веков преследования и изгнания.
Наблюдения показывают, что переход к новому образу жизни, требующему приобретения новых умений и форм поведения, представляется более легким тогда, когда нет дедов, помнящих о прошлом, формирующих опыт растущего ребенка, закрепляющих непроизвольно все невербализованные ценности старой культуры. Отсутствие старшего поколения, как правило, означает и отсутствие замкнутых узких этнических общин. И наоборот, если деды составляют часть группы, иммигрировавшей в чужое общество, тесные связи внутри деревенской общины могут обеспечить ее целостность.
Когда молодые взрослые предоставлены самим себе и создают новые связи, отвечающие новому стилю жизни, ослабляются и связи между двоюродными братьями и сестрами. Именно старшие поколения поддерживают контакты между младшими, что является смягчающим действие конфликта поколений.
Современные заявления о человеческих бедах или же, наоборот, о новых возможностях человека не учитывают возникновения новых механизмов изменения и передачи культуры, механизмов, принципиально отличающихся от постфигуративных и кофигуративных, нам уже знакомых. Но я думаю, что сейчас рождается новая культурная форма, М.Мид называет её префигурацией, где взрослые учатся также и у своих детей. Дети сегодня стоят перед лицом будущего, которое настолько неизвестно, что им нельзя управлять так, как мы это пытаемся делать сегодня, осуществляя изменения в одном поколении.
Мне кажется, что сопутствующие нашим тревогам страхи: дети на наших глазах становятся совсем чужими. Мы ободряем себя словами: "Мальчишки всегда мальчишки". Мы утешаемся объяснениями, говоря друг другу: "Какие неспокойные времена", или: "Телевидение очень вредно действует на детей". Мы говорим одно и то же о наших детях и о новых странах, которые, только возникнув, сейчас же требуют воздушных лайнеров и посольств во всех мировых столицах: "О, они очень незрелы и молоды. Они научатся. Они вырастут".