Эссе на тему: "Осенняя соната"

Человек на протяжении всей своей жизни несет на себе след детства:
события, фобии, первые обиды, разочарования и радости остаются такими же
свежими и яркими, как в момент их рождения. «Осенняя соната», созданная
Ингмаром Бергманом, повествует именно об этом. Этот фильм рассказывает
о случае переноса от матери к дочери психологических проблем на
протяжении двух поколений.
С первых минут просмотра «Сонаты» становиться ясно – впереди
сложная картина, требующая от зрителя глубоко эмоциональной внутренней
работы.
Эва, жена деревенского пастора Виктора, живет мирной
провинциальной жизнью. Мечтая о встрече с матерью, с которой не
встречалась уже семь лет, Эва решает пригласить ее к себе в гости, случайно
узнав о смерти любовника матери.
Эва занимает по отношению к матери абсолютно подчиненную роль.
Уже первые фразы указывают именно на это: «Ты привезла свои
партитуры?», «Ты дашь мне несколько уроков?». Эва, вместе с тем,
провоцирует соперничество с матерью на той территории, где она,
несомненно, потерпит фиаско. Материнское первенство должно быть
подтверждено.
О чем говорит Шарлотта, не видевшая дочь семь лет? Шарлотта
говорит о себе, не задавая вопросов о жизни дочери и своем погибшем
маленьком внуке, в то время, когда Эва жаждет сострадания и проявление
эмпатии в данном случае было бы абсолютно обыденным.
Шарлотта – человек, имеющий трудности в выражении чувств и
способности переживать их в полном объеме. Вопрос, задаваемый Эве
Шарлоттой, демонстрирует ее нарциссизм – «Ты не находишь, что я сильно
изменилась?» Эта брошенная реплика не что иное, как жажда подтверждения
еще одного превосходства матерью над дочерью, теперь еще и как женщины.
Шарлотта использует Эву в качестве зеркала, которое обязано
подтверждать ее значимость. Мать истошно нуждается в одобрении дочери,
это дает ей возможность нейтрализовать собственное чувство вины.
Быть виртуозной востребованной пианисткой - главная страсть
Шарлотты, что, по ее мнению, освобождает ее от материнских обязанностей.
Для Шарлотты нормально быть вдали от дочери, которая потеряла в
результате несчастного случая своего малолетнего ребенка. Эмоциональная
черствость сохраняет Шарлотту от чувства вины. Шарлотта борется с
чувством вины, прибегая к защитным маневрам: утверждение собственной
женственности («Оденусь ка я получше к обеду»); бегство («Я пробуду тут
меньше, чем предполагала»); сублимация («Это - плохо, плохо, плохо. Так же
плохо, как последний пассаж в сонате Бартока»).
Эва в этом смысле противоположность своей матери – она продолжает
сохранять эмоциональную привязанность к своему ребенку, которого уже нет
в живых. Эва не столь талантлива, как мать, главное её призвание — быть

хозяйкой дома, женой, матерью и сестрой. Эва забирает из больницы свою
больную сестру Хелену, страдающую параличом, которую мать когда-то
отправила в клинику для душевнобольных. Муж Эвы Виктор находится где-
то сбоку, за дверью; он, скорее, выполняет те функции, которые не может
выполнить мать Эвы. Эва не способна на любовь к мужу, зная лишь ту
формулу любви, которую она испытывает к матери. Шарлотта не смогла
создать для своей дочери образ женщины, любящей мужа.
Мать узнает, что в доме находится ее младшая дочь Хелена. Известие
ее шокирует: «Зачем ты взяла ее?», — спрашивает она у Эвы. Хелена далека
от услужливости Эвы. Отрезанная от мира ввиду паралича, она выполняет
функцию искаженного зеркала матери. Болезнь сделала ее совершенно
недоступной к контакту для всех, кроме тех, кто ее любит. Шарлотта не в их
числе, так как она неспособна принять такую «дефектную» дочь, которая
способна только что и напоминать матери о ее собственной эмоциональной
дефектности.
Испытав шок от известия, Шарлотта переходит в наступление: «Всю
жизнь я с трудом выносила людей, не способных осознавать мотивацию
собственных поступков». Тем самым Шарлотта дает понять Эве, что
последней не удалось ее провести. Действительно, Эва сообщением о том,
что больная сестра у нее в доме, стремится уличить мать в ее равнодушии.
Эта интерпретация Шарлотты дает понять Эве, что только мать может
направлять ситуацию при помощи собственной проницательности. Каждая
фраза и жест выражает психологию героев. Чрезвычайно выразительна в
этом отношении Шарлотта, чья фальшивая театральность даже не старается
ввести кого-то в заблуждение: «Я так часто думала о тебе, просто целыми
днями!». Все осознают, что она врет, разыгрывает комедию.
А вечером Эва играет для матери на пианино. Мать рассыпается в
похвалах, но потом играет эту же прелюдию Шопена сама. И тем самым не
оставляет камня на камне от скромной интерпретации дочери. Эта сцена
потрясающа: жалкая Эва и великолепная Шарлотта. Страшная правда этих
отношений. Эва наполнена отчаянием и бессильной злобой. «Я поняла» -
произносит совершенно раздавленная Эва. А чего она собственно ждала? Что
поняла, чего не знала раньше? Это единственная формула их отношений:
царствует только лишь мать. Шарлотта заявляет об этом с жестокой
откровенностью: «Не обижайся, ты сама этого хотела». Шарлотта не
допускает никакого шанса для соперничества и уничтожает надежду на
равенство.
Диалог, состоявшийся ранее, раскрывает то же самое. Эва говорит
матери: «Я часто играю в церкви. В прошлом месяце я провела целый
музыкальный вечер. Я играла и комментировала то, что играю. Получилось
очень удачно». На что Шарлотта парирует незамедлительно: «В Лос-
Анжелесе я дала пять концертов для школьников, в концертном зале дворца,
каждый раз перед тремя тысячами детей. Я играла и комментировала.
Невообразимый успех. Но это так утомительно!». Речь не идет даже о
скромном месте дочери на территории, где господствует лишь мать.

Поражает кульминационная часть фильма. Шарлотте снится кошмар;
она встает и идет в гостиную. Эва, услышав ее шаги, также спускается вниз.
И тут прошлое врывается в настоящее, срываются маски, происходит
разоблачение.
Возвращение прошлого иллюстрирует следующая сцена: Шарлотта
играет на фортепиано. Маленькая Эва слушает за дверью. Наконец музыка
утихает, Эва решается войти, чтобы принести Шарлотте чашку кофе. Мать
бросает на нее мимолетный взгляд, удобно усаживается на диване и
открывает журнал, за которым не видно ее лица. Эва, снятая со спины, сидит
на полу на коленях и смотрит на мать. «Иди, поиграй на улице» - говорит ей
мать. Это все.
Этот материнский холод погружает Эву в глубочайшее переживание
своей неполноценности и даже больше - заставляет ее усомниться в
собственном существовании.
Бергман открывает зрителю, какие приведения прошлого мучают мать
и дочь, и что скрывается за дверями их детских. Эти ужасающие истины
открываются не только зрителям, но и самим главным героиням, которые не
знают, что с этой правдой делать и как можно с этим всем жить.
Этой ночью Эва решается высказать матери все. По мере того, как Эва
говорит о своей боли, любви и ненависти, она утрачивает вид нелепой,
неуклюжей, состарившейся девочки, превращаясь во взрослую женщину.
Своей ущербностью Шарлотта обязана своей неспособной к эмоциональному
контакту матери:«Я не живу, я даже не родилась, я была изъята из
материнского тела…». Если Эва взрослеет на глазах, то Шарлотта на глазах
становится меньше, утрачивает позиции: «Мне хотелось, чтобы ты обняла и
утешила меня». Мать перемещает дочь на место собственной матери и
ожидает недополученную любовь. Результат – у нее не будет ни матери, ни
дочери. Эва и Шарлотта переживают глубокое потрясение, и Шарлотта
сбегает, как обычно.
Горечь от истории матери и дочери лишь отчасти скрашивает
двусмысленный финал, открывающий просвет тем, кому без него просто
никак, и оставляющий в безмолвии тех, кому, как говорится, истина дороже.
Письмо Эвы матери — очередной обман и самообман, или луч надежны?
Очищение нервного срыва оказывается химерой, конец закольцовывает
начало?
Впервые на экране я вижу такой невербальный конфликт, создаваемый
всего двумя героями – матерью и дочерью. Мы все родом из детства.
Там рождаются все наши фобии на дальнейшую жизнь. Стоит матери чего-
нибудь недодать ребенку, то можно в будущем пожать очень горькие плоды.
Бергман нарисовал  довольно четкую картину — постепенное вырождение
семейных ценностей у отдельных слоев общества. Безразличие и эгоизм
только усиливаются. Родители становятся не в состоянии передать какие-
нибудь ценности детям. Они сами их не познали.
Однако, некоторые, что делает им честь, стараются исправить ошибки
и понять другого человека. Отыскивая грань соприкосновения,

не отсиживаясь каждый в своем углу до самой смерти. Шанс на понимание
в этой семье есть — сделан первый, но очень важный шаг. Но за ним надо
сделать еще и еще один. Мать и дочь, не имея верных спутников, должны
найти счастье именно друг в друге, но для этого необходимо переступить
через ненужные амбиции и гордость. Они должны научиться прощать.
Прощать даже то, что причинило так много горя. Возможно излечить
ту болезнь, чтобы она больше не передавалась дальше. Это тяжелое
испытание, но оно соединит этих людей.