Добрыня

Карпов А. Ю.

Добрыня (X в.), воевода князя Владимира Святославича (978—1015), новгородский посадник.

Добрыня приходился родным дядей князю Владимиру Святославичу: его сестра Малуша, ключница, «роба» княгини Ольги, стала матерью Святославова сына. Летопись называет имя отца Добрыни и Малуши, некоего Малъка (Малко) Любечанина (т. е. жителя Любеча). (Предположения некоторых историков о том, что Добрыня и Малуша были детьми древлянского князя Мала или тем более внуками воеводы Свенельда, не выдерживают критики.)

Добрыня стал «дядькой»-воспитателем («кормильцем») своего племянника, сыграв в его судьбе определяющую роль. Когда в 969 г., после смерти Ольги, князь Святослав решил разделить Русскую землю между тремя своими сыновьями, новгородцы именно по совету Добрыни выпросили себе на княжение Владимира. «И пошел Владимир с Добрынею, дядей своим, к Новгороду» — свидетельствует «Повесть временных лет»

Юный Владимир находился под сильным влиянием дяди и в течение долгого времени послушно исполнял его волю. Так, именно по совету Добрыни он совершил поход на Полоцк (около 977/78). Этому предшествовало сватовство Владимира к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода. Рогнеда ответила решительным отказом, презрительно назвав Владимира «робичичем», то есть сыном рабыни. Эти слова оскорбляли не только Владимира, но и Добрыню как Малушиного брата. Владимир «пожалися» своему дяди и, «исполнися ярости» и собрав воинов, двинулся на Полоцк. О взятии Полоцка и жестоком отмщении Владимира за обиду, помимо «Повести временных лет», рассказывается в Лаврентьевской летописи, в статье под 1128 г. В этом, во многом легендарном рассказе особо подчеркнута роль Добрыни, который руководил всеми действиями своего юного племянника. После того, как новгородское и варяжское войско взяло город и захватило Рогволода, его жену и дочь, Добрыня настоял на том, чтобы унизить и обесчестить их: «и Добрыня поноси ему (Рогволоду. — А. К.) и дщери его, нарек ее робичицей и повелел Владимиру быть с нею пред отцем ея и матерью». Рогволод, его жена и сыновья были убиты, Рогнеда же против своей воли сделалась женой Владимира.

Нет сомнений в том, что Добрыня сопровождал Владимира и в походе на Киев и в войне Владимира с его братом Ярополком, хотя летопись в рассказе об этих событиях имени Добрыни не упоминает.

После того, как Владимир занял киевский стол (978), он посадил Добрыню в Новгороде (т. е. сделал новгородским посадником). Очевидно, при участии Добрыни Владимир проводил и свою языческую реформу. Во всяком случае, придя в Новгород, Добрыня поставил «кумира» — языческое изваяние Перуна — над Волховом, «и жряху ему люди новгородские». Эти действия Добрыни повторяли то, что было сделано Владимиром в Киеве, где также установили изваяние Перуна (и других языческих божеств) близ княжеского двора.

В 985 г. вместе с Владимиром Добрыня совершил поход против волжских болгар. По версии «Повести временных лет», именно он настоял на заключении «вечного» мира с болгарами. «Сказал Добрыня Владимиру, — рассказывает летописец. — “Оглядел я колодников (пленников. — А. К.). Все они — в сапогах. С этих нам дани не брать. Пойдем искать лапотников”. И заключил Владимир мир с болгарами, и дали клятву друг другу. И сказали болгаре: “Тогда не будет между нами мира, когда камень начнет плавать, а хмель начнет тонуть”. И вернулся Владимир в Киев».

В «Повести временных лет» имя Добрыни больше не упоминается. В более же поздних летописях Добрыня как соратник Владимира фигурирует в связи с Крещением Руси и последующим распространением христианства в новгородских и ростовских землях. Так, по свидетельству Никоновской летописи (XVI в.), вскоре после крещения киевлян (по Никоновской летописи, 990 г.) Добрыня вместе с легендарным киевским митрополитом Михаилом, шестью епископами «Фотия патриарха», прибывшими из Византии, и Анастасом Корсунянином ездил в Новгород, «и идолы сокруши, и многие люди крести, и церкви въздвиже, и презвитеры постави по градом и по селом». В следующем 991 г. вместе с теми же Михаилом и Анастастом и четырьмя епископами Добрыня с той же целью ездил «по Русской земле и до Ростова». Однако известия Никоновской летописи о крещении Новгородской и Северо-Восточной Руси вызывают сомнения относительно своей достоверности. (Это касается и упоминания в них «Фотия патриарха», жившего в действительности за сто лет до Владимира и Добрыни.)

В еще более поздней и исполненной легендарными и зачастую фантастическими подробностями т. н. Иоакимовской летописи (введенной в научный оборот В. Н. Татищевым) содержится подробный и красочный рассказ о крещении Новгорода, в котором Добрыне отведена главная роль. Владимир, повествует автор летописи, направил в Новгород своего дядю Добрыню и воеводу Путяту (имя которого из других источников неизвестно) с большим военным отрядом, однако новгородцы воспротивились попытке крестить их: они разорили дом Добрыни, разграбили его имущество и избили (убили?) жену и некоторых родственников. Тогда Путята, «муж смысленный и храбрый», с отобранными им пятьюстами «ростовцев» тайно ночью переправился через Волхов выше города по течению реки и беспрепятственно вошел в Новгород. Началась жестокая битва между его отярдом и новгородцами; на рассвете подоспел Добрыня со всеми бывшими при нем воинами. Переправившись через реку, он повелел поджигать дома новгородцев. Напуганные пожаром, люди бросились тушить огонь. Так закончилась битва. Вскоре новгородские мужи пришли к Добрыне просить мира. «Добрыня же, собрав воинов, прекратил грабежи и вскоре идолов сокрушил: деревянных сожгли, а каменных, изломав, в реку бросили». Автор летописи приводит поговорку, будто сохранявшуюся на Руси в память об этих событиях: «Оттого люди насмехаются над новгородцами: Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».

Этот рассказ летописи, наполненный, помимо прочего, явно вымышленными именами новгородских язычников — противников христианства (Угоняй, Соловей и т. п.), не внушает доверия. Однако, как показал крупнейший современный исследователь Новгорода В. Л. Янин, в 989 г. — то есть в тот самый год, когда, по-видимому, происходило крещение новгородцев, — в городе действительно бушевал сильнейший пожар, во время которого пострадали дома христиан, живших на Софийской стороне города, недалеко от известной впоследствии церкви Спаса Преображения на Розваже улице. Это может свидетельствовать о насильственном процессе христианизации новгородцев и косвенно подтверждает версию Иоакимовской летописи.

Других сведений о Добрыне в источниках нет. Год его смерти неизвестен. Зато летописи хорошо известен сын Добрыни Константин, сменивший отца в должности новгородского посадника (он занимал эту должность в годы княжения в Новгороде князя Ярослава Владимировича, сына Владимира Святославича, до 1020 или 1021 г.).

Иногда считают, что Добрыня, воевода Владимира Святославича, стал прообразом Добрыни Никитича, знаменитого русского богатыря былинного князя Владимира Красное Солнышко. Возможно, доля истины в таком предположении есть. Однако надо принимать во внимание, что имя Добрыня было широко распространено в Древней Руси. В одном только Новгороде имелось несколько посадников, носивших имя Добрыня; летописи знают и других Добрынь, живших в иных городах. В XVI в. были записаны предания о богатыре Добрыне Рязаниче, «Златом Поясе», богатыре ростовского князя Константина Всеволодовича, участнике знаменитой битвы на Липице 1216 г. По сведениям авторов Никоновской летописи, он погиб в не менее знаменитой битве на Калке в 1223 г., причем вместе с другим богатырем и героем русских былин Александром (Алешей) Поповичем. Очевидно, что этот Добрыня более всех напоминает тот образ, о котором мы знаем из былин, но он никак не может быть отождествлен с дядей Владимира Добрыней Малъковичем.

Список литературы

Летописи:

«Повесть временных лет»; Лаврентьевская (под 1128 г.); Никоновская.

Татищев В. Н. История Российская. Т. 1 (Иоакимовская летопись).