Виктор Владимирович Хлебников

28 октября 1885 года в селе Малые Дербеты Астраханской губернии родился Виктор Владимирович Хлебников.Отец поэта-Владимир Алексеевич -ученый- естественник.Мать- Екатерина Николаевна- историк по образованию.Семья Хлебниковых переезжала с места на место.В 1903г. поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета.Увлекается математикой, орнитологией, историей и художественной литературой. Начинает писать стихи.В 1908г. переезжает в Петербург. Переходит на восточный факультет, а затем на славяно-русский отдел историко-филологического факультета. В 1911г. исключен за неуплату. Первая публикация Хлебникова в столице в газете “Вечер”, в связи с аннексией Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины (осень 1908). В 1908г. журнале “Весна” напечатано стихотворение в прозе “Искушение грешника”.1910- участник первых футуристических сборников.В 1912г. в Херсоне издана первая брошюра Хлебникова с математико-лингвистическими опытами “Учитель и ученик”. В первые дни Октябрьской революции Хлебников в Петрограде. Революцию встретил с энтузиазмом. Гордился, что в своих числовых “пророчествах” предсказал год её свершения. В 1922 учащаются приступы малярии. Летом едет в Астрахань на лечение.28 июня 1922г. умер в Волдайской деревушке Санталово, в священных местах срединной России.В1960г. его прах был перевезен в Москву и захоронен на Новодевичьем кладбище.

Модернисты разных оттенков особенно поднимали на щит формально-экспериментаторские вещи Хлебнико­ва — “словотворчество”, “заумь”..: Вот одно из программных для раннего Хлебникова стихотворений:

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,

О, засмейтесь усмеяльно!

О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных

смехачей!

О, иссмейся рассмеяльно смех надсмейных

смеячей!

Смейево, смейево,

Усмей, осмей, смешики, смсшики,

Смсюнчики, смеюнчики.

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

(“Заклятие смехом”)

При жизни Хлебников был известен очень узкому кругу. После смерти поэта круг этот несколько расширился. Тогда же началась канонизация Хлебникова как художника и мыслителя для избранных. В его стихах легкий отблеск смысла присутствует в звуках человеческой речи, звук в определенной степени “содержателен”. Соответствия “зрительного” и “звукового” Хлебников уловил. Он был большим мастером стихов-“перевёртышей”, которые читаются слева направо и справа налево:

Кони, топот, инок,

Но не речь, а черен он.

Эти и подобные им вещи превозносились близким окружением поэта как откровения искусства будущего. Но был и другой Хлебников- поэт жесткого и мудрого зрения, благородной естественности, наивная и высокая душа.

Мне много ль надо?

Коврига хлеба

И капля молока,

Да это небо,

Да эти облака!

(“Каменная баба”)

В одной строчке Хлебников способен явить огромный истори-чески-социальный смысл, явить его резко, без морализаций и повествова­тельных подробностей, жестоко и жестко, раняще серд­це и воображение: “Вот Лена с глазами расстрела” (здесь и сами зловещие события расстрела рабочих на Ленских золотых приисках в 1912 году, потрясшие Рос­сию; и образ беды, кошмара, муки — “глаза расстре­ла” ).

Жизненную миссию Хлебников осознал рано и отчетливо- “Стать звонким вестником добра”. Свободно передвигаясь в “правременах”, он остро чувствовал и время, а котором жил, “потоп торга и рынка”, ужас войн, неправедность социального устроения, величие революции.
Удивительные крайности умещались в Хлебникове.С годами заметно побеждало в нем все же веление доискаться до правды,а не до “праязыка”.

Когда в сентябре 1908г. Хлебников, вчерашний студент Казанского университета, увлекавшийся математикой и естественными науками, но уже немного писавший стихи и прозу, приехал в Петербург. Он приехал с благой целью и решимостью завершить высшее образование в центре научной и культурной жизни тогдашней России и быть ближе к источникам нового искусства и духовности,— он оказался в среде и атмосфере плодотворной и губительной одновременно. Университет он почти не посещал, хотя несколько раз переводился на разные отделения. Но судьба определилась — литература и философско-математические изыскания. Кстати, сам Хлебников всю жизнь считал свои занятия по исчислению “законов времени” главным делом, а поэзию и прозу — способом живого изложения их. Нелюдимый и странный в столичной среде провинциал, Хлебников своей подлин­ностью, оригинальным складом личности привлекал к себе внимание и вызывал интерес, но больше — любо­пытство. Он поражал мировоззрением, рожденным не столько книжными штудиями, сколько экзотическими для людей городской культуры “сцеплениями” с миром природы и редкой для его возраста самостоятельностью взглядов. Он хорошо знал современную литературу и изобразительное искусство (Хлебников сам был даро­витым художником). Ценил символистов, особенно Федора Сологуба и Вячеслава Иванова. С последним он был уже знаком и переписывался. Литературный дебют Хлебникова отмечен 1908 годом — рассказ “Искуше­ние грешника”. Он познакомился со многими видней­шими символистами и близкими им литераторами. Алексей Ремизов и Михаил Кузмин благосклонно от­неслись к словесным опытам Хлебникова. Поначалу как свой он был принят и среди литературно-художествен­ной молодежи, объединившейся вокруг редакции жур­нала “Аполлон”. То были будущие акмеисты - Н. Гу­милев, А. Ахматова, О. Мандельштам и другие. Чуть позднее произошли встречи, жизненно важные для Хлебникова: братья Д. и Н. Бурлюки, Е. Гуро, В. Мая­ковский, В. Каменский,.К. Малевич, П. Филонов, М. Ла­рионов, А. Крученых... Уже перечисление этих имен, при всей не равноценности судеб и талантов, говорит об одном — Хлебников в гуще русского “левого искус­ства”, кубофутуризма в поэзии, кубизма и близких ему. Приход Хлебникова в русскую литературу был связан с футуризмом. По сравнению с соперниками- символистами и акмеистами, которые мыслили свое дело в пределах культуры, - футуризм осознает себя как антикультура и на этих основаниях пытается построить здание “искусства будущего”. Футуризм осознавал себя искусством урбани­стическим и современным — поэтизирование внешних примет машинной цивилизации и большого буржуазно­го города. Явная и прельстительная для многих антибур­жуазность футуризма была революционной лишь в анархистском понимании этого слова. Потому творче­ство футуристов было прежде всего “творчеством разру­шения” (заумь Крученых, беспредметное искусство в живописи). Возможно, было в футуризме и кое-что здра­вое — требование демократи-зации искусства, известное расширение изобразительных средств, ориентация на современность,— но сам пафос его был губителен и мертвящ. В этическом смысле футуризм оказался край­ним проявлением нигилизма. Изгнав сердце и душу из своего творчества, футуристы мало чего добились. Дос­тижения талантливых и честных людей (Маяковский, Хлебников, некоторые художники) произрастали там, где кончался футуризм и начиналось подлинное искус­ство. Хлебникова это касается прежде всего.)

Миросозерцание и художественные принципы Хлебникова сложились в основных чертах к началу десятых годов и при неизбежной изменчивости были на протяже­нии жизни довольно устойчивы. Детские годы поэта про­шли в краях “первобытных”. Природа и ее голоса были для Хлебникова “своими”. Природоведческие интересы его лишены дилетантства. С помощью отца — ученого-естественника и одного из основателей Астраханского заповедника — будущийпоэт с профессиональной дотошностью изучал окружающий его растительный и животный мир, особенно царство пернатых. Мотивы языческой идиллии, столь отчетливые и красочные в его творчестве, были не надуманной мечтой о “земном рае”, а свежей и цепкой, даруемой детством, памятью чувств. Анна Ахматова как-то заметила о стихах Хлебникова:“Это все увидено как бы в первый раз”. И вот тому доказательство:

В сосне рокочет бойко

С пером небесным сойка.

И страстью нежною глубок

Летит проворный голубок.

В холодном озере в тени

Бродили сонные лини.

Из глубины зеркальных окон

Сверкает полосатый окунь.

А сине-черный скворушка

На солнце чистит перышко.

С глухого муравейника

Взлетит, стуча крылом, глухарка,

И перья рдяного репейника

Осветит солнце жарко.

Взовьется птица. Сядет около.

Чу, слышен ровный свист дрозда.

Вот умная головка сокола

Глядит с глубокого гнезда.

(“В лесу, где лебедь с песней стонет...”)

В детских впечатлениях также исток хлебниковского “евразийства”, глубокого и здравого внимания к “азиатско-восточному”: истории, природным условиям, веро­ваниям, языкам, нравам. Позднее, уже в пореволюцион­ные годы, мечта Хлебникова о вселенском братстве народов сопряжена с Азией как прообразом полуденной гармонии, а Октябрь- начало пути к ней:

Так смуглые войны горных кочевий

По-братски несутся, держась за нагайкой,

Под низкими сводами темных деревьях,

Под рокот ружейный и гром балалайки.

(“Навруз труда”)

Поэзия Хлебникова держится не на переживании “чего-то” или на размышлениях о “чем-то”. Поэт писал, скажем, само лесное утро, а не об утре, сам вечер в горах, а не о вечере. Каждый образ оказывается точным, созданным вновь. Эпичность Хлебникова интимна, миф его - домашний, добродушный, сказочно-яркий:

Зеленый плеск и переплеск

И в синий блеск весь мир исчез

(“Синие оковы”)

Изначальные мировоззренческие установки, жизнен­ный опыт (Хлебников жил, после приезда из Казани в Петербург, всегда трудно, бездомно, голодно, в непред­сказуемых скитаниях), социальные условия тогдашней России, мировая война предопределили отношение поэта к Октябрьской революции. Конечно же, революцию Хлебников мыслил в присущем ему духе, как “союз Разина и Лобачевского”, бунтарское возмездие и косми­ческое переустройство вселенной на путях слияния науки, труда и чистого духа, с помощью усвоенных людьми “законов времени” и “звездного” языка.

В послереволюционные годы Хлебников- художник неизмеримо вырастает. В декабре 1921 года он писал:“Я чувствую гробовую доску над своим прошлым. Стих свой кажется чужим”. Его поэзия “обмирщается”, делается проще, яснее, глубже. Он создает многочислен­ные произведения о событиях революции, гражданской войны в России, Иране. Напряженно думает и пишет о будущем. Стихотворения и поэмы Хлебникова стано­вятся более непосредственными по тону и манере, об­разы жизненно и эмоционально более убедительными, морально-идейная позиция выявляется открыто и с мак­сималистской неукоснительностью. Интонационный стих свободно вмещает разноголосицу эпохи. Появля­ются вещи сюжетно-фабульные, с чертами повествова­тельного психологизма. Хлебников приходит к страст­ной стихотворной публицистике. В 1921 году в Пяти­горске поэт создает несколько стихотворений о голоде, который тогда смертоносно бушевал в Поволжье и унес миллионы жизней (“Голод”, “Трубите, кричите, неси­те!”).

Этическая глухота и претенциозная развязность почти всей футуристической поэзии и модернистского искусства задели своим механическим крылом прирожденную, тонкую подлинность Хлебникова, что-то в ней исказили, смешали, спутали, сбили с толка и лада. Слово дано поэту — для правды, для “испытанья сердец”, как считал Блок. Таким оно было даровано и Хлебникову. Отступничества и соблазны свободного артистизма могли помешать и помешали поэту, но слово сильнее — оно “вначале было”,— и оно победило.

Однажды Хлебников написал: “Родина сильнее смерти”. И он — русский поэт Велимир Хлебников — с родиной.

Список использованной литературы:

1. Велимир Хлебников “Избранное” (М,1988)