Суворов, русский полководец

СУВОРОВ, РУССКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ

Суворову историк Антинг, написавший о нем книгу, жил с Александром Васильевичем несколько месяцев в Херсоне и собрал материал о его жизни и деятельности. Антинг писал: "Любовь к Отечеству и ревность сражаться за его славу служат сильнейшими побуждениями неутомимой его деятельности, и он жертвует оному всеми прочими чувствами, не щадя ни своего здоровья, ни жизни."

...Турки не исполняли договоров, заключенных после первой войны, той самой, в которой Суворов отличился взятием Туртукая. Были турки недовольны и тем, что русские заняли Крым и приблизились к Черному морю. К тому же, они знали, что русские к войне не готовы и им казалось, что теперь победа будет на их стороне.У турок были хорошие мачтовые корабли, на которых они могли подплыть к русской земле. Мы же почти не имели здесь кораблей. На самом берегу, на длинной косе у устья Днепра лежала крепость Кинбурн. Она близко подходила к важной турецкой крепости Очакову, и туркам очень хотелось овладеть Кинбурном.

Войсками, расположенными в Кинбурне, командовал Суворов. Ему некогда было их обучать, он все время был занят постройкой укреплений, подвозил пушки, устраивал валы, из-за которых было бы удобно обстреливать турок.

Осенью 1787 года турки подошли на многих больших кораблях к Кинбурну и стали его обстреливать. Русские корабли были небольшие и потому не могли помешать туркам приблизиться к нашей крепости.

1 октября ( по старому стилю) на заре турки усилили свой огонь с кораблей и начали подходить к Кинбурнской косе с двух сторон. Суворов, по случаю праздника Покрова Пресвятой Богородицы, вместе со своими офицерами находился в церкви. Между тем турки начали высаживаться с кораблей на косу и собираться верстах в двенадцати от крепости. Оттуда прискакал казак и доложил адъютанту Суворова, что турки показались на берегу. В страшной тревоге адъютант пошел к Суворову и сказал ему об этом.

“Не стрелять ни из пушек, ни из ружей, и ничем не препятствовать высадке турок”, — сказал Суворов и продолжал молиться. Но не прошло и часа, обедня приближалась к моменту выноса Святых Даров, как Суворову снова доложили, что турок собралось громадная сила, что в море они вбили сваи, за которыми могут укрыться совсем.

“Их уже много повылезло”, — шепотом доложил Суворову адъютант.

“Ничего, пускай все вылезут”, — отвечал Суворов и достоял обедню до конца.

Солдаты, которые раньше волновались, видя собиравшихся турок, начали успокаиваться. “Видно нестрашно, коли он не волнуется”, — думали они. В рядах говорили: “Чего бояться! Слышь, сказывал, пускай все повылезут, а там мы им знатно всыплем!” И каждый солдат получал уверенность, что хотя турок и много, но с Суворовым они их побьют. В солдатской среде укрепилась уверенность, что Суворов “знал Божью планиду и по ней всегда поступал”...

Между тем к полудню турки (Суворов их называл “варвары” или “неверные”) все “повылезли”. На глазах у русских они по своему обряду помолились, сделали омовение и пошли к крепости. В суровом молчании, выстроенные в две линии, стояли русские солдаты, ожидая сигнала для боя. Турки подходили ближе и ближе. Уже можно было рассмотреть их свирепые лица, видны были чалмы офицеров, блестящие ружья и сабли. Они были в 200 шагах от крепости. Тогда, в 3 часа дня, по приказу Суворова, был дан знак, залп из всех орудий крепости, и пошла стрельба из ружей. Вместе с тем казаки налетели на турецкие передовые части и всех покололи пиками, за ними со штыками наперевес бежал Орловский полк. Он насел на турок, выбил их из окопов и погнал в узкое место косы. За орловцами двинулась и вторая линия. Но турок было много. Так много, что вскоре от Орловского полка почти ничего не осталось, а вторая линия наша дрогнула и побежала. Не побежал только Суворов и остался один перед турками. Он был в передних рядах, пешком и сильно устал. Тут он увидал двух турок, которые спорили из-за лошади. Зная, что у турок лошадей не было, он принял их за своих солдат и крикнул им: “Эй вы, ребятушки, дайте Суворову лошадь!”

Турки, услыхав оклик на русском языке, кинулись на Суворова. К счастью, голос Суворова был услышан мушкетером Ярославского полка Новиковым, он побежал на выручку, одного турка заколол, другого застрелил, бросился один на 30 человек. Все, испугавшись такой скорой расправы, обратились в бегство.

Между тем это заметили отступавшие наши гренадеры. Кто-то из них крикнул: “Братцы, генерал остался впереди!” и гренадеры снова бросились на турок. Но турки, как разъяренные тигры, кидались на русских. Суворов был ранен картечью в бок, пониже сердца и лишился чувств. По его выражению “был от смерти на полногтя”. И лежа на песке в полузабытьи, он видел, как русские солдаты убегали от турок, и бой снова грозил окончится удачей для неприятеля.

Рана мучила Суворова, сил не было подняться и больно было видеть, как турецкая сила одолевает наших. Но Бог дал ему крепость — он не сомневался в победе. Отовсюду, откуда только можно было собрать солдат, он достал свежие полки, пришла конная батарея, и русские солдаты в третий раз бросились на турок. Обе стороны ожесточились. Турок загнали в узкое место, и тут наша артиллерия громила их выстрелами. У некоторых солдат уже не было патронов, и они работали штыками. Турки бросились в море и скрывались в воде за бревнами. Наступила страшная ночь. Кинбурн был спасен. Суворов был вторично ранен в конце боя. Он был поражен храбростью турок. “Какие молодцы, я с такими еще не дрался!” — писал он главнокомандующему нашими войсками Потемкину.

Победа была очень важная. В память победы в Кинбурне Суворовым была построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Очевидно, этим полководец выражал свою веру в то, что победа была дарована самой Царицей Небесной.

...Осенью 1789 года Суворов должен был действовать вместе с австрийскими войсками. Австрийскими войсками командовал принц Кобург. Австрийцы любили действовать медленно. Суворов этого не любил. Он был русский человек — храбрый, решительный. После победы под Фокшанами Кобург с большим уважением стал относиться к Суворову, хотя и был старше его чином.

В сентябре русское войско подошло к реке Серету, и узнали, что главнокомандующий турецкой армией, великий визирь, со всеми своими силами стоит у Рымника. Суворов решил атаковать его и разбить. Австрийцы были далеко, нужно было с ними скорее соединиться. Темной ночью под проливным дождем пошел Суворов со своими солдатами. Погода становилась все хуже и хуже. Пройдя 25 верст и подойдя к тому месту, где должен был быть наведен австрийцами мост, Суворов обнаружил, что моста не было. Он был наведен в 15 верстах дальше. Дождь лил как из ведра. Дорога обратилась в болото, река вздулась и шумела. Наконец, подошли к мосту. Часть войск переправилась на другой берег, как вдруг мост был снесен потоком. С большим трудом его починили и пошли дальше. На следующий день при хорошей погоде солдаты прошли 20 верст и стали на отдых. Солдатам было тяжело, но Суворову было тяжелее, больше усталости говорило в нем чувство, что отдыхать нельзя, что нужно торопиться. Рано утром 10 сентября наши войска подошли к австрийским, которые были измучены ожиданием в виду турецких войск. Суворов стал убеждать Кобурга атаковать турок немедленно. Кобург говорил, что атаковать нельзя, так как турок в четыре раза больше. Суворов настаивал, что надо атаковать немедленно, так как турки не ждут атаки и не знают, что союзники так близко. Он сказал: “Их не столько, чтобы заслонить солнце!” Кобург повторял: “Я не рискую”. Тогда Суворов рассердился и сказал, что атакует турок один. Только тогда Кобург согласился.

Безлунной ночью войска тронулись к турецкому лагерю. Прошли 14 верст, никем не замеченные, перешли вброд реку Рымну и стали подходить к турецкому лагерю. Турки ждали нападения, но не думали, что Суворов мог так быстро соединиться с австрийцами. Только увидев русских, они подняли пальбу из пушек, турецкая конница, сверкая кривыми саблями и ятаганами, понеслась на русскую пехоту. В передних линиях произошло замешательство, но сюда уже спешил Суворов. Увидев его, солдаты восстановили порядок и стали стрелять, как он учил, “редко, да метко”, а когда всадники наскакивали на пехоту, то их дружно принимали на штыки.

Отбив турецкую конницу, русские и австрийские войска подались к самому турецкому лагерю. В промежутки между пехотными колоннами проскочила полным ходом русская конница. Казаки, солдаты с криками “ура” помчались на лошадях на турецкие укрепления. Лошади легко перескакивали через рвы, впрыгивали на валы, за конницей бежали солдаты. Суворов был впереди. Началась страшная резня. Турки не выдержали и побежали.

Наступила ночь. Все поле было покрыто убитыми и ранеными. Победа была необычайная. Визирь, который еще год назад разбил наголову австрийцев и считался непобедимым, бросил свою армию, вышел в отставку и вскоре умер.

Суворов за эту победу был награжден титулом Рымникский, получил орден святого Георгия 1 класса, бриллиантовый эполет и украшенную бриллиантами шпагу. Слава его после рымник-ской победы была громадна, она разнеслась далеко за пределы России. Маленький отряд русских войск дал самой большой турецкой армии сражение и разбил ее наголову. Не взятой у турок оставалась одна крепость Измаил...

...Современный Суворову историк Антинг, написавший о нем книгу, жил с Александром Васильевичем несколько месяцев в Херсоне и собрал материал о его жизни и деятельности. Антинг писал: “Юлий Цезарь и Карл XII были в детстве предметом его удивления... Он знал впоследствии языки французский, немецкий, турецкий, польский, молдаванский и итальянский. Несмотря на раны, имеет бодрый вид и моложав. По суровости жизни, болезни ему неизвестны. Телосложения крепкого. Внутренних лекарств никогда не принимает”. Это описание относится к 1793 году, когда Суворов по окончании турецкой войны жил в Херсоне и укреплял там границу от турок. Написано это за семь лет до его смерти. “Главнейшее его упражнение состоит в военном искусстве. С солдатами на учении делает невероятные переходы, иногда до 70 верст в сутки. Но все солдаты его любят и с ним чувствуют себя непобедимыми.

В свободное время заставляет себя что-нибудь читать. Журналы и ведомости занимают его много. К большим собраниям имеет мало склонности. Но, попав туда случайно, бывает весел.

От отца получил он знатное имение, приумноженное ныне монаршими щедротами. Прежде отказывался от жалованных деревень и денег, но ныне принимает оныя единственно для своих детей. Уже около 20 лет, как не смотрится в зеркало, не носит при себе часов и денег. По характеру известен как человек честный, ласковый, учтивый, твердый в предприятиях, сохраняющий свои обещания даже и против самого неприятеля. Сего героя ничем подкупить не можно. Всячески старается умерять свою вспыльчивость. Пылкость его и быстрота столь велики, что подчиненные ничего не могут так скоро сделать, как бы ему желалось. Любовь к Отечеству и ревность сражаться за его славу служат сильнейшими побуждениями неутомимой его деятельности, и он жертвует оному всеми прочими чувствами, не щадя ни своего здоровья, ни жизни”.