Ханива

Ханива — скульптуры из обожженной глины, относящиеся к III–VI вв. Их устанавливали на курганах — могилах вождей, называемых «кофун».

На протяжении веков типы ханива изменялись, отражая происходящие изменения в обществе. Наиболее древние ханива представляли собой толстые цилиндры высотой до 60 см и шириной до 40 см, а также символические образы щитов, колчанов, шлемов, украшенных магическими узорами.

Затем появились ханива — модели синтоистских святилищ или амбаров, а впоследствии фигурки животных, изображения людей. О значении этих скульптур свидетельствует их массовое изготовление в больших мастерских с привлечением множества ремесленников. Крупные курганы превращались в своеобразные царства глиняных статуй, вмещая по несколько тысяч фигурок ханива.

Сначала ханива, изготавливавшиеся в виде церемониальных уборов и военного снаряжения, считались символом богатства и власти, но затем, постепенно утратив первоначальное значение, стали приобретать исключительно декоративный характер.

Название «ханива» («глиняный круг») связано с техникой изготовления — так называемым методом вадзуми. Глиняные кольца накладывались друг на друга стопкой, образуя полые фигурки, тщательно выравнивались, формовались, а затем обжигались при температуре около 800°С.

В зависимости от времени создания различен и способ расположения ханива на курганах. Цилиндрические ханива ставились вокруг вершины и основания погребального холма или в средней части на его склонах в два-три ряда. С середины же периода Кофун, когда курганы стали окружать рвами, ханива ставили и за пределами рвов, на ровном месте, в непосредственной близости к кургану, и на насыпавшихся вокруг кургана валах.

Цилиндрические ханива расставлялись на вершине холма прямоугольником или кругом, внутри которого помещали ханива в виде церемониальных головных уборов, щитов, колчанов и т. п. Ханива в виде людей и животных размещали рядами внутри и вне прямоугольника. Существовали и строгие правила ориентации фигурок. Так, фигуры петуха — солнечной птицы, возвещавшей восход, и боевого коня, оседланного для похода, были обращены к востоку; фасады домов — к югу; статуи воинов — к четырем сторонам света.

Главным почитаемым в Ямато божеством стала богиня солнца — Аматэрасу, превратившаяся в прародительницу японского государства, в солнечного предка царя и царского рода. Культ предков приобрел небывалое значение. С его распространением связано и возникновение погребальных ансамблей — грандиозных царских курганов. От этих ансамблей — их в Японии насчитывается несколько тысяч - произошло название периода Кофун (Старый курган), продолжавшегося с III по VI век.

Погребальные курганы представляли собой высокие холмы, густо поросшие лесом и окруженные рвом. Их внешние очертания, планировка внутренних помещений, расположение и ориентировка всех компонентов отражали сложный комплекс миропредставлений, сложившихся в Японии в начале нашей эры. Наиболее, древние небольшие холмы Сю-кофун, расположенные преимущественно на острове Кюсю, имели в плане правильный круг — символ солнца и небесной сферы. Более поздние величественные погребения правителей Ямато были не только огромных размеров (курган Нинтоку-тэнно, правившего в 395-427 годах, по занимаемой площади превосходит пирамиду Хеопса), но и сложной конфигурации. Они напоминали своими очертаниями замочную скважину. Своеобразное соединение в их плане круга и квадрата означало взаимодействие всего сущего — солнца, неба, земли, активных и пассивных первоначал природы Ян-Инь. Холм окружала широкая и очень ровная подковообразная полоса воды, отделяя это неприкосновенное царство мертвых от окружающего немного мира.

Оформление погребального места продолжалось много лет и являлось сложным магическим действием. Отбиралось и фиксировалось всё, наиболее связанное с идеей вечности, незыблемости сил природы. Курган, сплошь покрытый густой растительностью, представлял собой искусно продуманное сооружение. Расположение деревьев, открытых и затененных мест — все подчинялось строгому замыслу. Каждый курган являлся своеобразным символическим подобием мироздания, как представляли его себе японцы, и их собственной родины.

Символика погребального холма воссоздавала то, что было примечательным в природе самой Японии, — высокие деревья, водные пространства, а также воплощала идею сильной центральной власти, общественной иерархии; окружность основания напоминала о происхождении государства Ямато от солнечного предка. В каждой детали внутреннего убранства прослеживалась неразрывная связь с синтоистской мифологией. Останки царя помещались в выложенную каммеными плитами подземную камеру, расположенную внутри холма. Керамический или каменный саркофаг, занимавший в ней центральное место, воспроизводил традиционную структуру дворца пли святилища, приподнятого над землей и увенчанного массивной крышей. На грудь усопшему возлагалось круглое бронзовое зеркало - знак его принадлежности к божественному роду. Всё, что сопутствовало ритуалу погребения, выражало многослойные представления об охране и защите государства от враждебных сил. Комплекс предметов, находившихся в гробнице (керамические сосуды, драгоценные короны, ювелирные изделия, оружие), свидетельствовал по усложнившейся социальной организации и духовной жизни японского общества.

Особенно важную роль в погребальном ансамбле играл эскорт покойного, представленный в виде множества глиняных скульптур - ханива. В сюжетах этих фигурок, в особенностях их расположения отразились не только представления об устройстве мира, но впервые столь отчетливо выявились понятия о социальной организации, ритуалах и обрядах древних японцев.

Хотя образы ханива были в значительной мере навеяны образами китайской погребальной пластики, ее развитие шло самостоятельным путем. В отличие от Китая, где подобная скульптура скрывалась в подземном захоронении, ханива располагались по всей поверхности кургана, выполняя функцию охранителей покоя усопшего и отражая иерархическую структуру самого японского государства. Технические методы их изготовления, а также стилистические приемы подтверждают, что корни искусства ханива выросли на местной почве.

Название ханива ("глиняный круг") связано с техникой изготовления, так называемым методом «вадзуми». Глиняные кольца накладывались друг на друга стопкой, образуя полые внутри фигурки, высотой от 30 см до полутора метров, тщательно выравнивались, формовались, а затем обжигались при сравнительно низкой температуре (около 800°). Ханива вели свое происхождение от глиняных столбиков, составлявших магическую ограду вокруг погребального холма. И хотя к дальнейшем их форма эволюционировала и значительно усложнилась, глиняный цилиндрический столб продолжал оставаться видоизмененной основой каждой статуи, играя роль ее устойчивого пьедестала.

Темы ханива не были стабильными. Они менялись на протяжении веков, отражая изменения в политической организации, внутренней жизни общества. Наиболее древние ханива составляли небольшой круг символических образов. Это — щит, колчан, головной церемониальный убор, украшенные гравированным магическим узором. Появившись в период острой борьбы племенных вождей за власть, они утверждали их воинскую доблесть. На раннем этапе появились и ханива — модели синтоистских святилищ или амбаров. Они символизировали места обитания божеств и устанавливались на вершине погребального холма-кофуна.

В V—VI веках количество сюжетов значительно увеличилось. Появились многочисленные антропоморфные изображения: жрецов и жриц — главных персонажей священного ритуала синто, слуг и служанок, прислуживавших при сезонных празднествах, воинов — охранителей царства, а также крестьян, жертвенных животных, священных птиц, коней. О том, насколько важное место занимали эти скульптуры, свидетельствует их массовое изготовление в больших мастерских с привлечением многих ремесленников. Крупные погребальные ансамбли превращались в своеобразные царства глиняных статуй, вмещая по нескольку тысяч ханива.

Сам процесс изготовления скульптур породил традиционность форм. Она определялась и ритуальным назначением пластики. Постепенно складывалась устойчивая иконографическая система изображений, канонизировался круг тем, фиксировались типы лиц, поз, одежд, а также типы жилищ.

Основной мифологический сюжет, питавший символику ханива, — ритуальное предстояние перед божественными силами вселенной. С этим связаны и строгие правила их расположения на поверхности кофуна, соответствовавшие общей космогонической ориентации погребения. Так, фигуры петуха — солнечной птицы, возвещавшей восход, и боевого коня, оседланного для похода, были обращены к востоку; модели домов — фасадами к югу; статуи воинов, воплощавшие идею охраны сакрального места,— к четырем странам света.

Большая часть фигур предназначалась для того, чтобы умилостивить духов природы. Это сообщало жестам статуй особую выразительность. С большой точностью изображались детали, указывающие на занятия, социальную принадлежность, — доспехи воина, магические украшения и одеяния жриц и жрецов, мотыга и серп крестьянина, сложные прически придворных дам. В зависимости от функции того или иного персонажа в ритуале мастера выявляли самую главную особенность образа, подчеркивали ее какой-нибудь выразительной деталью. Так, воины изображались в полном боевом снаряжении с нахмуренными и суровыми, зачастую полузакрытыми шлемами лицами. Их напряженные позы как и традиционный жест руки, положенной на рукоять меча, символизировали отвагу, боевую готовность. Тонко моделированные лица жриц, предстающих перед невидимым божеством солнца с чашей вина, передавали состояние вакхического экстаза. Особенно выразительны их протянутые вперед или молитвенно сложенные у груди руки. Лица простых людей — девушек-служанок и крестьян — отличаются большей непринужденностью мимики. Они как бы полны наивной радости бытия, зачастую светлы и улыбчивы.

В этих скульптурах завершено каждое движение, обобщена каждая пластическая форма. Отсутствие дробности — характерная черта погребальной японской пластики. И вместе с тем ханива поражают своим разнообразием и живой непосредственностью. В простоте и лаконизме скульптурных решений ощущается артистизм мастера, умевшего достичь большой выразительности с помощью несложных приемов. Нерасчлененный глиняный столб — только основа скульптурной формы, которая весьма по-разному, а подчас неожиданно оживляется положением рук, прорисовкой черт лица, моделировкой одежды, головного убора. Мастера тонко чувствовали пластические возможности мягкой и податливой глины. Вылепляя асимметричные, неровные линии губ и бровей, прорисовывая волосы и намечая ушные раковины, они добивались не только неповторимости выражения, но умели придать фигуркам ханива интимность и теплоту.

Ноги фигуры чаще изображены неподвижными. Продолжая форму цилиндра, они составляют как бы прочную основу скульптуры, придают ей монументальную устойчивость. Зато руки, непропорционально короткие, но крайне подвижные, играют важную роль в создании самого образа, точно передавая функцию каждого из персонажей. Часто они демонстрируют священную значимость какого-либо атрибута: сжимают рукоять меча, поднимают кверху жертвенную чашу, перебирают струны кото. Лица также поражают разнообразием мимики, хотя моделировка их крайне проста. Сочетание прямого, отчетливо выступающего носа с округлым овалом лица и вырезанными в полой форме отверстиями глаз и рта создает неожиданные переходы света и тени, оживляет весь облик. Углы то, широко расставленных, то приближенных к носу глаз, а также углы рта приподняты, опущены или округлены, отчего возникает яркое впечатление смеющихся, плачущих, поющих лиц. Затейливые головные уборы и тщательно прорисованные одежды завершают характеристику каждого персонажа, подчеркивают его сословную принадлежность, его значимость в ритуальном действии и эскорте царя.

В IV—V веках уже появились в зачатке те качества, которые будут характерны для японской пластики последующих этапов. Эта обобщенность силуэта и острая выразительность детали присущи как изображениям людей, так и фигуркам птиц и жертвенных зверей (медведь, кабан). Изображения домашних животных (свинья, собака), полностью вытеснившие столь характерные для древнейших этапов изображения змей и драконов, выполнялись с необычайной тщательностью и достоверностью. Одним из самых излюбленных мотивов погребальной пластики являлся конь — незаменимый спутник воина в походах и сражениях. Многочисленные фигурки коней рядами выстраивались перед входом в подземную часть захоронения. Большое внимание уделялось не столько передаче их движений, повадок или осанки, сколько боевому снаряжению, свидетельствующему о богатстве, благородстве и знатности владельца. Характер седел, стремян, бубенцов передавался с документальной точностью.

Многочисленные изображения священных птиц (петухов, журавлей и др.) отличаются меткостью жизненных наблюдений при сохранении монументальной обобщенности форм. Точность в воспроизведении животного мира в целом свидетельствует о глубокой связи искусства древних мастеров с жизнью. Об этой же связи говорит и характер изображения ханива-домов, которые раскрывают характерные особенности древней деревянной архитектуры Японии, что очень важно, поскольку она почти не сохранилась до наших дней.

Ханива-дома весьма разнообразны. Связанные с культом земледелия, они воспроизхводят не столько облик человеческого жилья, сколько все существующие типы культовых и сельскохозяйственных сооружений, но уже сгруппированные в целые комплексы и обнесенные магической оградой из столбиков-цилиндров. Их раннее появление на рубеже III—IV веков среди изобразительных мотивов погребальной пластики, равно как и предназначенная им роль символического навершия кургана, говорят о том, что в любом японском ритуальном ансамбле изображение дома считалось святыней. С точки зрения художественной особенно важным представляется то пластическое совершенство, с которым выполнены все детали конструкций, выявлена компактность архитектурных форм.

В незатейливых фигурках ханива ощутимы не только наивная повествовательность и непосредственность народного искусства. В них есть высокий артистизм, проверенное веками точное чувство пластической формы, умение выделить главное. Им присуща монументальная значительность. Безвестные творцы этих по существу первых связанных с человеком и его жизнью образов заложили основу пластического мышления японского народа.