Рихтер: Непокоренный

О книге Бруно Монсенжона, посвященной великому пианисту.

Будучи неоднозначной и многоплановой личностью, Рихтер не принадлежал ни к какой определенной нации, а значит, принадлежал ко всем. Он вобрал в себя все самое ценное от русской, немецкой, французской и итальянской культуры. Повсюду чужой и везде как у себя дома.

Творчество Святослава Рихтера, влияние его личности напублику исобратьев поискусству (онединственный, кого все без исключения относят кчислу наиболее выдающихся пианистов вистории) неукладываются вкакую-то классическую модель.

После едвали небеспризорных детства иотрочества, которые прошли вОдессе, где онсамостоятельно постигает музыку иучится игре нафортепиано, он, неполучив какогобы тонибыло академического образования, уже впятнадцать лет становится концертмейстером воперном театре. В1937году перебирается вМоскву. Втом возрасте, когда большинство великих пианистов уже были профессиональными музыкантами, онстановится студентом.

Генрих Нейгауз, один изнаиболее известных советских пианистов тех лет, покоренный гением безвестного юноши, без раздумий берет его всвой класс Московской консерватории. Рихтер учится совершенно вне предписанной программы. Заотказ (вещь немыслимая вгоды сталинизма) посещать обязательные для всех занятия (студентам читали непременный курс «политических» предметов) его дважды исключают изконсерватории, нокаждый раз восстанавливают понастоянию Нейгауза. Его замечает Прокофьев ипросит исполнить, сучастием самого автора вкачестве дирижера, свой Пятый концерт, «который неимеет никакого успеха, когда он, Прокофьев, исполняет его сам». Успех оглушительный, иэто становится нестолько началом артистической карьеры, сколько рождением легенды. Идет 1941год.

Стех пор Рихтер разъезжает повсему Советскому Союзу, непрестанно пополняя свой репертуар, разросшийся, судя повсему, донебывалых размеров. Кконцу жизни он, несчитая камерных произведений ибесчисленных опер, втом числе всех творений Вагнера, смузыкой итекстом, держал впамяти иисполнял наизусть около восьмидесяти программ разных сольных концертов.

Однако попричинам коренившихся всемейных обстоятельствах, ему непозволяют выезжать заграницу, заисключением стран социалистического лагеря. НоРихтер ниочем непросит, негонится замеждународной славой, нестремится кличному благополучию впротивоположность большинству своих коллег, которым лишь концертные турне наЗападе могли дать какую-то возможность улучшить свое материальное положение.

Кроме того, онпочти единственный извеликих сольных исполнителей своего поколения исвоей страны, кто решительно уклоняется, нестолько всилу сознательного неприятия, сколько всилу полного безразличия— онбыл небунтарем, астроптивцем,— отчленства вкоммунистической партии. Творческая деятельность висключительно советской среде непугает его, даон, всущности, ничего небоится. Поэтому никто неможет давить нанего.

Когда оннаконец выезжает наЗапад, сначала, вмае 1960года, вФинляндию, затем, воктябре тогоже года, вСоединенные Штаты, ему идет уже сорок шестой год. Его первые выступления вАмерике— серия извосьми сольных концертов иконцертов соркестром вКарнеги-холле— произвели намузыкальный мир впечатление взорвавшейся бомбы. Затем онотправляется вЕвропу, посещает Англию, Францию, Германию, Италию, Скандинавию ипродолжает ездить поэтим странам навсем протяжении шестидесятых годов. Потом настанет черед Японии.

Однако Рихтер недолго следует заранее составленному расписанию заграничных концертов. Неприемля какогобы тонибыло распорядка, ониграет, где икогда ему заблагорассудится, самочинно предлагая внеплановые программы аудитории, околдованной вулканической мощью ибесконечно тонкими оттенками его исполнения. После четырех турне вСоединенных Штатах онотвергает все новые предложения выступить вэтой стране, внушающей ему чувство отвращения, заисключением, как онсказал сам, «музеев, оркестров икоктейлей». В1964году онустраивает фестиваль воФранции (Музыкальные празднества вТурене, вГранж деМеле под Туром), затем фестиваль вМоскве (Декабрьские вечера вПушкинском музее), ноиногда пропадает куда-то нацелые месяцы.

Онснескрываемым удовольствием отдается камерной музыке всопровождении постоянных партнеров: Мстислава Ростроповича, Давида Ойстраха, Квартета имени Бородина, аккомпанирует вокалистам: Нине Дорлиак, Дитриху Фишеру-Дискау, Петеру Шрайеру вихсольных концертах; выступает смолодыми исполнителями: скрипачом Олегом Каганом иего женой виолончелисткой Наташей Гутман, альтистом Юрием Башметом, пианистами Золтаном Кочишем, Андреем Гавриловым, Василием Лобановым, Елизаветой Леонской, Андреасом Люшевичем, способствуя утверждению ихрепутации. Ониграет согромным числом дирижеров: Куртом Зандерлингом, Евгением Мравинским, Кириллом Кондрашиным, Лорином Маазелем, Леонардом Бернстайном, Рудольфом Баршаем, Гербертом фон Караяном, Серджио Челибидахе, Яношем Ференчиком, Кристофом Эшенбахом, Риккардо Мути, Шарлем Мюншем, Юджином Орманди, ноглавным образом сосвоими любимцами Вацлавом Талихом иКарлосом Клейбером.

Сначала восьмидесятых годов ониграет только снотами напюпитре вполутемных залах, где лишь смутно вырисовывается силуэт его плотной фигуры, создавая совершенно необычную атмосферу. Онпребывает вубеждении, что таким образом избавляет слушателя отбесовского искушения вуайеризмом.

Фирма «Ямаха» предоставляет ему впостоянное пользование два больших концертных рояля (инастройщиков, следивших заихисправностью!), сопровождающих его повсюду, кудабы ему нивздумалось отправиться. Повсюду? Заисключением того случая, когда ввозрасте семидесяти слишним лет онуезжает изМосквы вавтомобиле ивозвращается лишь спустя полгода. Заэто время онпокрывает расстояние доВладивостока иобратно, несчитая недолгой вылазки вЯпонию, вусловиях, окоторых просто страшно подумать, идает добрую сотню концертов вгородах исамых глухих поселках Сибири… Таким образом «миссионер» дает почувствовать, что больше ценит простодушное обожание аудитории Новокузнецка, Кургана, Красноярска иИркутска, чем притворные восторги публики Карнеги-холла.

Вэтой книге нет ничего отбиографии. Наоснове довольно неупорядоченного текста, составляющего более тысячи страниц, мне нужно было попытаться выстроить повествование, имеющее видимую связность, прибегнув кмонтажу ипользуясь преимуществами, которые дает, посравнению стехникой кинематографического монтажа, бесплотность письма. Ямог небрать врасчет нередко значительные различия звуковой среды, которые моглибы помешать стыковке фраз, записанных смногомесячным интервалом, пренебречь невнятным произнесением некоторых слов, отсутствием многих имен собственных, заменявшихся личными местоимениями «он», «она», «они», разобраться вкоторых весьма затруднительно, если непоставить вместо них имена соответствующих людей, атакже посторонними шумами отстолкновения микрофона срукой собеседника.

Ктомуже речь Рихтера неподдавалась непосредственному переносу набумагу. Ввиду того, что оннередко медлил сответом, давал увлечь себя неожиданным поворотам мысли итоидело переключался намои попутные замечания, мне пришлось внемалой степени преобразовать ее, чтобы изложить вписьменном виде, тем более что впроцессе работы над книгой ярешил отказаться отдиалога, отдав предпочтение непрерывному повествованию отпервого лица. Мне казалось, что такое решение гораздо больше отвечает ожиданиям читателя испособствует ясности изложения, втоже время невынуждая меня отбрасывать синтаксические несообразности вдухе Селина, свойственные речи Маэстро. Вовсяком случае, ястарался воспроизвести набумаге еевесьма своеобразный ритм или хотябы вызвать, даже прибегнув кнеизбежному стилистическому транспонированию, ощущение «как сказано, так иписано», как выразилсябы Монтень.

Из-за его отвращения клюбому виду саморекламы, из-за упорного нежелания говорить осебе, молчания, которое онхранил напротяжении всей своей беспокойной жизни (истольже беспокойного времени)— жизни, целиком посвященной музыке, которой онсамозабвенно ибескомпромиссно служил, атакже всилу того, что вопреки своему упорному молчанию онстал мировой знаменитостью,— Рихтер всегда был мишенью для всяческих слухов. Нисколько небоявшийся скандалов, онвсегда стремился кпорядку иправде: впартитуре, вискусстве, вповедении,— правде по-детски простодушной.

Истории, связанные сего музыкальной деятельностью, представлялись ему часто ввысшей степени нелюбопытными, ия, уже задним числом, обратил внимание нато, что понедостатку времени, атакже тем, поего мнению заслуживающих внимания, наши беседы сним сточки зрения сугубо хронологической неперешли границы конца шестидесятых годов. «Все это вынайдете вмоих тетрадях»,— неоднократно повторял онмне. Таким образом, эти «тетради» становятся связующим звеном исоставляют содержание второй части настоящей книги. Рихтер начал делать вних записи врождественские дни 1970года ипродолжал писать, порой отслучая кслучаю, доосени 1995-го— додней, накоторые пришлась наша встреча иего последняя поездка вЯпонию.

Читатель увидит, что, хотя оночень мало говорит осамом себе, его личность проявляется вэтих записях. Никаких умствований, просто впечатления, скупые, немногословные, без каких-либо прикрас.

Все переданные иммне записи составляют семь толстых школьных тетрадей сосплошь исписанными страницами. Настранице слева поставлена дата (которая отсутствует лишь внескольких случаях), указаны место, музыкальная программа, включая номер опуса итональность, подробный перечень исполнителей, инструменталистов, певцов идирижеров. Наконец, если онбыл вобществе, что случалось нередко, наэтой странице перечисляются поименно все присутствовавшие.

Суждения Рихтера омузыкальном мире имузыкантах отличаются порою крайней язвительностью, производящей тем более сильное впечатление, что выражены кратко ибез обиняков. Пустьже те, кого они могут задеть, примут вовнимание, что убийственный юмор Рихтера, его горячность вкритических оценках стольже свойственны ему, как ивосторженность, иобращены прежде всего против самого себя.

Вполне вероятно, что вокончательной редакции ясделал упор наэпизодах, которые показалисьбы Рихтеру малозначительными (сколько раз онсосмехом говорил, окончив рассказ окаком-нибудь забавном происшествии: «Ноэто все вздор, кмузыке это неимеет никакого отношения!»). Норазве неотвечал онвлучшем случае достаточно бегло навопросы, которые казались мне ввысшей степени важными? Инеследуетли видеть вэтом взаимообогащении мыслями одно изистинных наслаждений, доставляемых такого рода игрой между «я» и«ты»? Какбы тонибыло, яутверждаю, что ничего неприсочинил, ивтом, что касается конечного результата, яглубоко убежден, как это ниудивительно, что нинайоту непогрешил против Рихтера.

Сэкрана улыбались полные неизбывной печали глаза Рихтера, азаэкраном звучали двойные восьмые похоронного баса, которые Шуберт ввел дополнительно вкоду второй темы вкачестве аккомпанемента невыразимой тоске главной темы, затем шел крупным планом Рихтер, исполнявший эту сонату наконцерте двадцатишестилетней давности.

Эпизод был волнующий, нолишний, ияубрал его изокончательного варианта фильма, ибо небыло нужды пояснять, как яипублика признательны ему завсе, чем онодарил нас.