Измененя в социальном строе и культуре восточного славянства в период утверждения русского государства

Реферат на тему

ИЗМЕНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОМ СТРОЕ

И КУЛЬТУРЕ ВОСТОЧНОГО СЛАВЯНСТВА В ЭПОХУ ОБРАЗОВАНИЯ И УТВЕРЖДЕНИЯ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА РУССКОГО

ПЛАН

1. Слияние варягов и славянских купцов; «Русь» как общественный класс.

2. Выделение княжеской дружины; старшая и младшая дружины.

3. Начало княжеского землевладения; княжеские холопы.

4. Христианство у восточных славян и причины его распространения.

5. Синкретизм верований.

6. Общие последствия распространения христианства.

7. Церковь и ее задачи; воздействие на княжескую власть.

8. Начатки просвещения.

9. Литература.

1. Слияние варягов и славянских купцов; «Русь» как общественный класс.

Утверждение варягов в нашей стране и образование Великого княжества Русского вызвали крупные перемены в социальном строе восточного славянства. До появления норманнов этот строй, как можно думать, отличался большой простотой. В сущности, в среде восточного славянства были два класса — свободные и рабы из пленных, которых, впрочем, не задерживали подолгу, а либо отпускали за ненадобностью, либо обменивали или продавали. Кроме того, по всему вероятию, наметилось деление свободных людей по месту жительства и господствующим занятиям на торговцев — горожан, и на землевладельцев и промышленников — сельчан. С утверждением в стране варягов среди восточных славян оказался третий класс — пришлый и державшийся более или менее обособленно от остальных — Русь. Этот класс был зараз и военный, и торговый. Варяг в нашей стране явился не столько в качестве вооруженного насильника, от которого надо было откупаться, сколько в качестве гостя, прибывшего с добрыми намерениями купить и продать и предложить свои услуги по обороне от нападений других врагов. Естественно, что к этим варягам примкнули очень скоро и отважные, предприимчивые люди из среды самих славян, которые вместе с варягами стали ездить в Царьград, Хазарию и Болгарию для торговли, стали предпринимать сообща с ними далекие военные походы. Вследствие этого, и имя гость, обозначавшее первоначально иноземца, стало прилагаться ко всем крупным торговцам, ездившим торговать на сторону. Эти славянские гости по источникам Х века являются всюду вместе с Русью, т. е. варягами, норманнами: и в Византии, и в Хазарии, и в Болгарии. С другой стороны, и варяги зажились среди восточных славян, сделались старожильцами, вследствие чего должно было происходить известное слияние пришлого и туземного элементов, и Русь в конце концов получила значение туземного военно-торгового класса. Так как этот класс господствовал среди восточных славян и политически, и экономически, то и земля их и в собственном их сознании, и у других народов стала считаться землей Русской.

2. Выделение княжеской дружины; старшая и младшая дружины.

Но с того времени как варяжские конунги объединили восточных славян под своей властью, должна была неизбежно произойти дифференциация среди того общественного класса, который получил название Руси. Вследствие усложнившихся задач по обороне и управлению страны трудно уже стало соединять одновременно торговую профессию с ремеслом княжеского дружинника. Так из военно-торгового класса Руси выделился особый, специально-военный класс — княжеская дружина. Этот класс теперь уже не имел значения пришлого элемента — был туземным общественным классом. И пополняться этот общественный класс стал уже не столько пришлыми варягами, сколько туземными элементами. Составитель начальной летописи отметил этот факт в рассказе о деятельности Владимира Святого по обороне границ: «и поча порубати (набирать) муже лучшие от Словен и от Кривич, и от Чюди, и от Вятичь, и от сих насели грады» (Лаврент. 119). Княжеская дружина в свою очередь расслоилась на разряды. В состав старшей дружины входили княжи мужи, бояре. Это верхний, собственно правительственный слой. С ними князь думал о делах — «о строе земленем и о ратех и уставе земстем», назначал воеводами, тысяцкими и сотскими над народными ополчениями, посадниками, или наместниками, по городам, посылал на полюдье и для сбора вир и т. д. Часть этих старших дружинников находилась постоянно при князе, составляла его придворное, домашнее общество. Это так называемые огнищане. Младшую дружину составляли гриди — телохранители князей и защитники княжеских резиденций, находившиеся не только при князьях, но и при посадниках, отроки, пасынки, детские, служившее на низших должностях и исполнявшее разные поручения. Дружина находилась на иждивении князя, который ее кормил, одевал, вооружал и снабжал лошадьми. В княжеском дворце было целое помещение, называвшееся гридница. Кроме прямых выдач необходимых предметов, князь старшим дружинникам, которые посылались им в города посадниками, предоставлял пользоваться частью своих доходов, даней и судебных штрафов и пошлин. Младшим дружинникам — гридям, отправляемым в города, предоставлялась на содержание часть дани; отроки, детские, мечники кормились от дел, .которые поручали им князья, например, собирая дань или судебные штрафы, получали от населения корм, дары и известный процент с княжеских сборов. Наконец, князья делились с дружиной добычей и контрибуциями с побежденных. Летопись часто рассказывает о том, как князья брали города на щит. Что означает это выражение? Пленение и разграбление города и дележ добычи. Когда побежденные откупались от этого, князь брал откуп не только для себя, но и для дружины, как например Олег, взявший с греков по 12 гривен на каждое весло своих 2000 кораблей. Если даже считать эту подробность вымышленной, то все равно придется признать, что вымысел построен по тому, что тогда обыкновенно практиковалось.

3. Начало княжеского землевладения; княжеские холопы.

Княжеская дружина в Х и начале XI века еще не сделалась землевладельческим классом. Но можно сказать, что эта будущая ее социальная позиция уже намечалась. Глава и вождь ее князь уже в Х веке начинал распоряжаться землей. Ольга, например, устраивала княжеские села, намечала княжеские угодья, и летописец говорит, что и в его время известны были ее «ловища и перевесища». У князя Владимира Святого было любимое загородное село Берестово, где он проживал под конец жизни. В XI веке княжеское сельское хозяйство является уже налаженным, упрочившимся делом. Русская Правда краткой редакции говорит о рабах князя, распоряжающихся и работающих на его хозяйстве, о тиунах сельском и ратайном, о рядовничии, о конюхах, говорит о княжеских стадах и домашних животных князя, определяя таксу вознаграждений за причиненные князю убытки истреблением его людей, животных и хозяйственных вещей. Обращение князей к сельскому хозяйству показывает, что князья уже не удовлетворялись одними данями, судебными и торговыми пошлина­ми и искали себе и других источников обогащения — в занятии и эксплуатации земель и угодий. За князьями неизбежно рано или поздно должны были потянуться и их дружинники. Как увидим потом, к половине XII века наряду с княжеским землевладением и сельским хозяйством значительных успехов достигло и боярское землевладение и хозяйство.

Княжеское общество; смерды.

Так, среди восточного славянства с прибытием варяжских князей образова­лось особое, отделенное от всего остального населения общество, имевшее свою особую организацию, — общество, которое можно назвать княжеским. Кроме князей, к нему принадлежали княжи мужи — бояре и огнищане, гриди, отроки, детские, княжеские рабы. Все эти люди состояли под особым покровительством князя, как это можно видеть из системы уголовных денежных взысканий Русской Правды. Вира за княжеских мужей полагалась обычно двойная; повышенное вознаграждение взималось и за княжеских рабов, отправлявших различные должности на дворе князя или по его сельскому хозяйству. Княжеские люди выделились не только в городском населении, но и в сельском, именно, так называемые смерды. Из состава сельского земледельческого населения, обложенного данями, князья выделили наиболее состоятельных, имевших лошадей, землевладельцев и обложили их военной повинностью. Смерды обязаны были выступать в поход вместе с княжеской дружиной и городскими полками, когда пред­стояла большая рать, под начальством своих старост. Поэтому смерды считались если не мужами, то княжескими мужиками. Князья брали за их убийство вознаграждение, как за своих людей; брали себе их имущество, если они умирали без сыновей, и т. д.

Люди.

Все остальное свободное население составля­и люди, называвшиеся либо своими племенными именами — словене, кривичи, радимичи, вятичи, либо топографическими: новгородцы, полочане, смолняне и т. д. Эти люди составляли местные городские и сельские миры, имевшие своих старцев или старость, свои веча или сходки, связанные круговой порукой и ответственностью (вервь) за преступления.

4. Христианство у восточных славян и причины его распространения.

Кроме перемен, внесенных в общественный строй и быт восточного славянства утверждением власти варяжских князей и их дружинников, большие перемены внесло и совершившееся одновременно распространение христианства. Этому распространению содействовали как внешние обстоятельства, так и внутренние причины, лежавшие в самом язычестве восточного славянства.

Благоприятным внешним обстоятельством были сношения с греками, соприкосновение с христианской греческой культурой. Славяне сталкивались с этой культурой и на северном Черноморском побережье, где находились греческие колонии, и в Византии, куда славяне вместе со скандинавами ездили торговать и воевать. Результаты этого не замедлили сказаться. Когда в 944 году приехали в Киев византийские послы для подтверждения договора, то часть Руси, княжеской дружины, оказалась уже крещеной и присягала в соблюдении договора в храме св. Илии. С другой стороны, и язычество восточных славян по своим внутренним свойствам не способно было к энергичному отпору новой религии. Наибольшей силой сопротивления отличается та религия, которая сложилась в форму ясного и определенного миросозерцания, имеет развитый культ и поддерживается влиятельным и привилегированным классом своих служителей. Ничего подобного нельзя сказать про язычество восточных славян. Верования их были неопределенные, смутные и отличались отсутствием всякого обоб­щающего философского начала. Славяне, как было уже сказано, одухотворяли, наделяли внутренней жизнью все явления окружающей природы, думали, что ими управляет воля богов, подобная их собственной, и потому старались направить эту волю в свою пользу или, по крайней мере, узнать ее. Но так как явления окружающей природы вследствие своей неразвитости они не могли систематизировать и возводить к действию начал, соподчиненных одной главной причине, то естественно, что и религиозные представления их отличались смутностью и неясностью. То были не столько идеи, сколько чувства божественных сил, разлитых в природе. Неопре­деленностью и спутанностью отличались и загробные верования славян, совмещавшие представления разных эпох. Древнейшим верованием является представление, что душа остается в теле и живет в могиле. Это верование сохранялось у славян. Доказательством является совершение тризн на могилах покойников, причем часть угощения шла и на долю покойников. Дальнейшим верованием является представление, что душа отделяется от тела и блуждает по земле. Как распространено, было верование в блуждающие души даже после принятия христианства, показывает случай рассказанный летописью под 1092 год. «Предивная вещь случилась в Полоцке: по ночам слышался шум и стон, на улицах бесы рыскали, как люди; и если кто выходил, тот мгновенно поражался язвой и от нее умирал, и не смели люди выходить из домов. Потом и днем стали появляться на конях, но самих не было видно, а только копыта коней, и так, же уязвляли людей. И стали люди говорить, что мертвецы бьют полочан». Но наряду с подобными верованиями возникло уже и представление о том, что душа по смерти уходит в неведомую страну, вследствие чего и покойников снаряжали в дорогу экипажами, хоронили в санях, на которые ставилась лодка. Наконец, появилось верование, что душа переселяется в светлое царство солнца — пекло или рай, вследствие чего стали сожигать трупы мертвецов, чтобы облегчить душе поднятие в это воздушное светлое царство вместе с дымом. Автор сказания о начале Руси прямо свидетельствует, что вятичи и в его время сожигали своих покойников. Зачем они это делали, это объяснил один русс Ибн-Фадлану, наблюдавшему в 921 году погребальное сожжение знат­ного русса. «Вы, арабы, — говорил он, — народ глупый:

вы берете все, что у вас любезнейшего и дорогого между людьми, и зарываете в землю, где его едят гады и черви. Мы же сожигаем его во мгновение, чтобы он без задержки и немедленно вселился в рай». Все эти разнообразные верования уживались вместе и порождали полный хаос в представлениях о загробной жизни.

Неразвитости религиозных представлений соответствовала и неразвитость культа. Весь культ состоял в молениях и требах, т. е. жертвах, которые каждый приносил на свой лад той или другой таинственной силе природы по усмотрению, с целью расположить ее в свою пользу. При таком порядке не могло выделиться и особого класса жрецов. Специалисты явились только по гаданиям и сношениям с таинственными силами — волхвы, кудесники, но и то не везде. Обыкновенно же и по этой части каждый гадал и волховал, как умел, и ученых волхвов было мало, а все свои доморощенные знахари. Вот почему и первые христианские учители вооружались против гаданий и волхований как против общераспространенного зла. Церковные уставы Владимира и Ярослава к обычным преступлениям против хри­стианской нравственности относят «потворы, чародеяния, волхование, ведовство, зелейничество, или кто молится под овином или в рощеньи, или у воды».

При таких условиях вполне естественно, что язычество восточных славян не выдержало столкновения с христианством, с его определенным и ясным вероучением, с его развитым культом, с целым классом духо­венства, энергично его пропагандировавшего. Для восточно-славянской интеллигенции при столкновении с христианством не могло быть выбора между ним и примитивной религией предков, и она охотно принимала христианство. И в народную массу христианство проникло не вследствие только понуждения, а, несомненно, и вследствие проповеди, вследствие добровольного принятия.

5. Синкретизм верований.

Помимо вышеуказанной внутренней слабости язычества успехам христианства много содействовали и некоторые конкретные данные, которые были присущи как самому христианству, так и славянскому язычеству. С одной стороны, у восточных славян было, хотя и смутное, представление о высшем небесном божестве Свароге, отце Даждь-бога, солнца и огня. На этом фундаменте легко могли укладываться и христианские идеи о Боге как всемогущем Отце Небесном, и Сыне Божием, который именуется светом, солнцем правды. С другой стороны, и привычные представления славянина-язычника о множестве божественных сил находили себе аналогии в христианских представлениях о Матери Божией, ангелах, святых, демонах. Поэтому славянин-язычник должен был легко воспринимать христианское учение с этой стороны и приурочивать новые идеи к прежним представлениям. Так, его Перун превратился в Илью-Громовника, его Волос в св. Власия, покровителя стад, его многочисленные лешие, водяные и домовые боги — в христианских бесов и т.д. В результате совершался синкретизм христианства и язычества, стадия религиозного развития, с которой народная масса не сошла и до сих пор. Христианство проигрывало от этого в чистоте и глубине воззрений, но выигрывало в широте распространения.

6. Общие последствия распространения христианства.

Какие же изменения внесло оно во внутреннюю жизнь восточного славянства? Больше всего, конечно, подействовало оно на верхний, более или менее культурный слой славянского населения. Этот слой в христианстве получил стройное религиозное миросозерцание с обобщающим философским началом, с определенными ответами на коренные запросы ума и сердца. Что наиболее образованные русские люди усваивали, так или иначе это миросозерцание, хотя бы и в общих чертах, свидетельством этого являются памятники древнейшей русской литературы, в которых содержится «исповедание христианской веры». Такое исповедание, например, встречаем в сказании о крещении Руси, возникшем сначала отдельно, а затем внесенном в начальную летопись. Здесь находится довольно удовлетворительное изложение христианского вероучения. Для культурного слоя русского общества христианство дало, несомненно, сознательный нравственный идеал. Нравственное чувство, конечно, было присуще восточным славянам и до христианства. Но едва ли это чувство превращалось в нравственные идеи, в непреложные правила жизни. Только с принятием христианства открылся сознательный нравственный идеал, и из фактов, приведенных в летописи о деятельности Владимира Святого после крещения и некоторых других князей, а также и первых подвижников монашества, можно видеть, что, так или иначе нравственный христианский идеал сделался руководством в жизни, насколько полно — это, конечно, другой вопрос. Духовное влияние христианства простерлось до известной степени и на всю народную массу. Произошел, как мы видели, синкретизм язычества и христианства в этой народной массе. Но во всяком случае и этот синкретизм внес больше определенности, больше отчетливости в религиозные верования, установил более определенный культ и определенный класс служителей религии.

7. Церковь и ее задачи; воздействие на княжескую власть.

В обществе выделился новый класс, занявший в нем привилегированное положение и получивший возможность влиять на жизнь общества внутренними и внешними средствами. То было христианское духовенство, составившееся первоначально из греков, а затем из образованных русских людей, для приготовления которых к этому званию стали учреждаться особые школы. Это духовенство и стало насаждать, как умело, новые религиозные истины и новую нравственность — проповедью и церковными наказаниями по уставам, которые дали князья Владимир Святой и Ярослав. Восточные славяне, таким образом, получили новую организацию, какой они дотоле не имели, — церковь. Эта новая организация стала преследовать новые общественные задачи, которых совершенно не знало прежнее язычество. В языческую эпоху общественные организации имели в виду только поддержание внутреннего мира и внешние безопасности. Теперь, с принятием христианства, выдвинулись новые задачи — поддержание религиозного и нравственного порядка в обществе, и эти задачи стала выполнять, насколько могла, церковь. Ей предоставлена была широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела «о ведовстве и зелейничестве», о нарушении неприкосновенности и святости христианских храмов и символов, о церковной татьбе, о разводе, о блуде, о прелюбодеянии, о кровосмешении, о насилии и оскорблении женщин, о браках в недозволенных степенях родства и свойства, об имущественных столкновениях между мужем и женой, об оскорблении действием родителей и т. д. Выполняя эти задачи, цер­ковь привлекала к содействию и светскую, княжескую власть, расширяя таким образом и усложняя ее деятельность. Она с самого начала стала внушать этой власти новые, более возвышенные, понятия об ее назначении, почерпнутые вместе с христианством из византийских источников. Когда умножились разбои при Владимире Святом, епископ стал говорить князю: «се умножишася разбойницы; почто не казниши?» Владимир отвечал: «боюсь греха». Тогда епископ сказал; «ты поставлен еси от Бога, на казнь злым, и на милованье добрым, достоит ти казнити разбойника, но с испытанием». Такое воззрение возносилось высоко над тогдашней политической действительностью. Варяжские конунги, превратившиеся в русских князей, были начальниками обороны и главными судьями в русских землях. На них не падало первоначально никаких обя­занностей по обеспечению внутреннего житейского порядка, кроме разбора дел о совершившихся уже насилиях над личностью и о нарушениях имущественных прав. Теперь на князя возлагается новая обязанность — предупреждение преступлений, искоренение в обществе лихих людей, производящих преступления, попечение об общественном благе. Само происхождение его власти окружается ореолом божественности, святости. Власть князей выводится не из договора с обществом, как власть Рюрика, а от Бога. Понятное дело, что такие воззрения должны были возвышать княжескую власть и в ее собственных глазах, и в глазах общества, увели­чивать ее права и вместе с тем обязанности. Можно сказать поэтому, что принятие христианства подвинуло сильно вперед эволюцию княжеской власти, помогало превращению ее в государственную власть в настоящем смысле этого слова.

Для этой власти церковь стала служить примером, как править, как судить и рядить. Дело в том, что после утверждения христианства наряду с княжим обществом и земским образовалось на Руси еще третье общество — церковных людей, — находившееся под управлением церкви. В состав этого общества вошли: игумены, чернцы и черницы, попы, диаконы и все, кто служили на клиросе, попадьи и поповичи, просвирни, свещегасы, люди, заведующие церковными учреждениями: больницами, гостиницами и богадельнями, т. е. лекари, странноприимцы, а равно и люди богаделенные, призреваемые церковью, — слепые, хромые, бедные вдовы, странники и богомольцы, прощенники (получившее чудесное исцеление), задушные люди (т.е. рабы, отпущенные по духовному завещанию) и изгои вроде безграмотных детей духовенства, выкупившихся холопов, разорившихся до тла купцов. Всех этих людей церковные власти — митрополит, епископ и их уполномоченные — судили по всем делам, ведали «межю ими суд или обиду (уголовные дела), или котора, или задница» (гражданские тяжбы). При этом церковные власти руководились не толь­ко местными обычаями, но и церковными канонами и узаконениями греческих императоров, содержащихся в Номоканоне, по-славянски — Кормчей книге.

8. Начатки просвещения.

Распространение христианства повлекло за собой и распространение грамотности, книжного научения на Руси. После крещения киевлян Вла­димир, по рассказу летописи, начал ставить везде церкви и попов и приводить людей на крещение по городам и селам. Вместе с этим он велел брать «у нарочитой чади» детей и отдавать «на ученье книжное». Цель была та, чтобы приготовить своих собственных русских священнослужителей. Но наряду с кандидатами на священство грамотность стала, однако, усваиваться и князьями, и боярами. Сын Владимира Ярослав вышел большим любителем чтения: «книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне», — говорит о нем летописец. Он набрал много писцов и переводчиков, заставлял их переписы­вать и переводить книги с греческого на славянское письмо и сложил их в церкви св. Софии, им же созданной. Эти усилия очень скоро привели к должным результатами. Не только священники, но и высшие иерархи русской церкви стали выходить из русских людей. При Ярославе из русских людей вышел даже митрополит Киевский — Иларион. Этот Иларион был не просто грамотным, а образованным для своего времени человеком, писателем. Он оставил после себя прекрасно написанное «Слово о законе и благодати», содержащее догматическое изложение Божественного домостроительства о спасении людей вообще и в частности о спасении наро­да русского, совершенном через избранника Божия, «кагана нашего Владимира». Иларион не был явлением единственным в своем роде. Еще ранее, немного лет спустя после мученической кончины Бориса и Глеба, написал «Сказание страстей и похвала о убьении святую мученику Бориса и Глеба» русский мних Иаков. Он же составил «Память и похвалу князю русскому Володимиру, како крестися Володимир и дети своя крести и всю ;

землю русскую от конца и до конца, и како крестися баба Володимирова Олга прежде Володимера». Есть некоторые данные думать, что и начало русского летописанья относится ко времени Ярослава и его сыновей, Тогда же, вероятно, была составлена и краткая редакция Русской Правды, содержащая запись разных узаконений и обычаев, действовавших при Ярославе и его сыновьях. Все эти факты являются показателями значительных успехов духовной жизни Руси, пробудившейся под влиянием распространения христианства и вместе с ним книжного научения.

Литература.

1. Д. И. Багалей. Русская история. Т. 1. М., 1914.

2. М. Грушевский. Киевская Русь. Т. 1. СПб., 1911.

3. М. А. Дьяконов. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. СПб., 1912.

4. Е. Е. Голубинский. История русской церкви. Т. 1. Полутом 1. М.,1901.

5. Н. Д. Полонская. Историко-культурный атлас по русской истории. Вып. 1. Киев, 1913.

6. Н. Кондаков. И. Толстой. Русские древности. Вып. 4.

7. Д. Айналов, Е. Редин. Киево-Софийский собор. СПб., 1889.

8. Древние памятники искусства Киева. Харьков, 1899.