Современная пастораль Виктора Астафьева

Современная пастораль Виктора Астафьева

Автор повести "Пастух и пастушка" сам определил жанр произведения – "современная пастораль", таким образом, определяя его смысловую композицию: столкновение сентиментальности (пастух и пастушка, чувствительность, неповторимость любви) и суровости войны.

В центре повествования – взвод под командованием лейтенанта Бориса Костяева. Весь сюжет умещается в несколько дней (после расставания Бориса и Люси пропущено некоторое время, которое можно не учитывать). Но это не означает, что он [сюжет] заключен в четкие временные рамки. В тексте присутствуют упоминания и о более раннем периоде – это воспоминания Бориса о его детстве, а также письмо его матери, которое он зачитывает Люсе. Это, кстати, внесюжетный элемент, также являющийся часть композиции и вводящий в повествование новых героев – родителей Бориса. Кроме того, имеются и другие элементы "извне" — это цитата из Пушкина о "мимолетном видении" и знаменитое фетовское "На заре ты ее не буди…". Такие небольшие переносы в прошлое создают своеобразную атмосферу каких-то патриархальных воспоминаний, сентиментальных, и способствует осознанию читателем повести, действительно, как пасторали.

Присутствует в произведении также и символика. Уже само название намекает читателю на неких пастуха и пастушку, впоследствии Борис натыкается на убитых стариков (бывших, как стало известно, пастухами). Но по мере развития сюжета пастух и пастушка становятся не столько неприятным навязчивым воспоминанием Бориса, но и образом-символом всего светлого и возвышенного, что автор связывал с чувством любви. Любовь, дружба, родственные чувства показаны в повести в окружении смерти, зла, страданий, всего того, к чему приводит война.

Симпатия автора бесспорно на стороне Бориса, кумов Карышева и Малышева, сочувственно относится он к Ланцову, Шкалику. Осуждаемые им персонажи нарисованы не менее ярко: это и Пафнутьев, искавший и находивший выгоду даже в смерти окружающих, и очень выразительный образ "зажратой пэпэжэ", встретившейся Борису в госпитале. У него есть и антипод – старшина Мохнаков, но, по мнению автора, таким людям не место на земле, и он погибает. Он представлял собой своеобразную жертву войны – он привык к ней настолько, что разучился быть нормальным, обычным человеком.

Писатель мастерски изобразил различные типы поведения людей на войне, а также правдиво (а где-то даже натуралистично) показал картину боя. Война у Астафьева – трагедия простых, невинных людей, и весь настрой повести – антивоенный (это видно в изображении сцен, типа расстрела пленных неким человеком, у которого немцы сожгли семью и дом). Но, тем не менее, автору удается совместить реализм войны с романтикой, указывая на то, что чувство не умирает в столкновении со смертью Солдат – человек, погубленный войной, но в то же время писателем своим произведением создает как бы поэму солдату, раскрывая тонкости солдатской психологии, психологии людей, мало приспособленных к войне, – тех, кого в армии было большинство.

Столь правдиво, достоверно написать о войне и солдате мог лишь тот, кто сам был солдатом и принимал участие в боях. Таким образом, понимание войны Борисом должно было совпадать с авторским. Тем более что он (и Люся, обладающая сходными взглядами) является центральным героем повести, ведь этим автор хотел подчеркнуть, выделит его фигуру, привлечь к ней внимание. Кроме того, Астафьев зачастую отступает от роли бесстрастного повествователя и обращается к солдату, выражая свои эмоции – жалость, желание поддержать в трудную минуту. Борису и Люсе – симпатичным ему героям – писатель дарует любовь, Пафнутьева (занимающегося мародерством) осуждает ранением, Мохнакова, зачерствевшего душой, подводит к героической гибели.

Таким образом, по Астафьеву, получается, что любовь и война совместимы, но при данном сопоставлении последняя видится еще более ужасной, а любовь становится "ущербной" – искаженной, изуродованной войной. И современная пастораль теряет свою исконную сентиментальную невинность в пересчете на военное время и становится не умилительной, а скорее достойной жалости.