Поэзия природы

Вдумайтесь в это словосочетание - у него два различных смысла.

"Поэзия природы" - это конечно же, Тютчев, Фет, Есенин, Пастернак, Заболоцкий, все стихи, написанные о природе.Но "поэзия природы" - это и свойство самой природы, ее особая прелесть, глубина, многозначность, сильное и стихийное воздействие на человеческую душу.

И вот эти две "поэзии" - та, что пишется словами, и та, что таится в безмолвии гор или в шуме морей, - есть, по сути, одна поэзия, говорящая двумя языками: стихами и стихиями.

Каждая национальная литература имеет свою систему излюбленных, устойчивых мотивов, характеризующих ее эстетическое своеобразие. Существуют целые исследования об образе леса - в немецкой литературе, ручья - во французской и т. п. Русская литература в этом отношенииизучена недостаточно: то внимание, которое уделялось до сих пор типическим образам человека ("лишний человек", "маленький человек", "лирический герой" и т. д.), оттесняло в сознании исследователей первостепенную значимость образов природы, через которые национальная специфика литературы проявляется особенно четко.

"Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии", - знаменательно, что в этом известном пушкинском определении народности "климат" стоит на первом месте. Если образ правления и вера суть изменчивые, исторически подвижные черты народной физиономии, то климат, ландшафт, флора и фауна накладывают на нее родовой отпечаток. Не случайно, что и М. Лермонтов в стихотворении "Родина" как бы полемически заостряет пушкинскую формулировку: "ни слава, купленная кровью", "ни темной старины заветные преданья", то есть ни "образ правления", ни "вера" не трогают душу поэта, - в родине он любит "степей холодное молчанье", "разливы рек ее, подобные морям", врожденные, изначальные черты дорогого лика.

У русского ученого-фольклориста XIX века А.Н.Афанасьева есть трехтомный труд "Поэтические воззрения славян на природу". Это самое полное из всех существующих исследований мифологии славян, а между тем речь в нем идет только о природе. Конечно, в древности природа оказывала куда большее влияние на человека, чем теперь, когда человечество со всех сторон окружено сферами техники, культуры, искусственного разума, знаковых систем. И тем не менее, все, созданное человеком, - пока еще только капля в океане природы. КАК весь этот океан отражается в малой капле, и показывает поэзия. Она всегда остается связующим звеном между природой и остальным миром. О чем бы ни хотел сказать поэт, ничто не заменит ему образов, взятых из природы: "вода" и "огонь", "цветок" и "звезда".

Поэзия в новое время выполняет отчасти ту функцию, которую в древности выполняла мифология - представлять мир, создаваемый человеком, в его гармонии с природой. Связи человека с природой теперь гораздо более опосредованы культурой и цивилизацией, чем раньше, но соответственно усложнился и язык поэзии.

Можно ли исследовать "поэтические воззрения... на природу" целого народа, если они выражены не в фольклоре, а в поэзии нового времени? Сложность задачи в том, что у каждого поэта - свой, особенный образ природы, между индивидуальными стилями существуют огромные различия, которые, конечно, отсутствовали в древнем обществе, в эпоху сложения мифологии и фольклора.

Любое произведение той поры было выражением коллективного сознания, внутри которого еще не выделялись авторские индивидуальности, - потому они и не оставили своих имен. Но значит ли это, что поэзия нового времени не представляет никакой целостности? Нет, конечно, такая целостность существует, только она проявляется уже не в рамках отдельных поэтических текстов (ведь каждый из них создан индивидуальным творцом), а на более высоком и труднообозримом уровне всей национальной поэзии как единого произведения - мегатекста. Такой мегатекст не есть условная конструкция, он реально существует, у него свой читатель - народ, в памяти которого хранится вся совокупность текстов, составляющих национальную поэзию. Отдельный исследователь тоже может в известной степени приблизиться к такому масштабу восприятия, конечно, только в какой-то узкой области, например пейзажной лирики.

И тогда откроются удивительные закономерности, которых мы не замечаем, пока читаем отдельные произведения, даже когда изучаем все творчество одного поэта. На уровне мегатекста становятся заметными все те сходства и взаимозависимости, которые не осознаются автором, сочиняющим свой единичный текст, но принадлежит сознанию целого народа или, если позволяет широта обзора, человечества. Мы не находим здесь того тождества индивидуальных воззрений, которые составляют предпосылку мифологии, но между разрозненными мотивами сохраняются линии притяжения, вокруг которых группируется наибольшее количество образов. Мегатекст, увиденный как целое, являет картину, близкую карте звездного неба: среди распыленного вещества, в галактических туманностях - уплотненные ядра, сосредотачивающие в себе наибольшую массу поэтического вещества. Как будто литература, выходя из фольклорной стадии, тоже претерпела "большой взрыв" и стала стремительно разрастаться, "разбегаться" в разные стороны, как и Вселенная, но в ней сохранились центры притяжения, вокруг которых концентрируются основные образы. Если мы рассмотрим все образы национальной поэзии, относящиеся к какому-нибудь одному мотиву (например, березы или коня), то обнаружим своего рода звездную систему, имеющую уплотнения - совпадения или сходства многих индивидуальных образов, и разреженные слои, в которых один образ отстоит от другого на значительном расстоянии.

Так, несколько наиболее устойчивых образов, повторяющихся у многих поэтов, сложилось вокруг образа березы: "береза-плач", "береза-женщина", "береза-Россия". Образы, которые, многократно варьируясь, приобретают общенациональную распространенность и характерность, принято называть топосами (по др.-гр. - букв. "место"). Топос - это "общее место" целого ряда индивидуальных поэтических образов, их смысловое и структурное ядро.

Следовательно, целостный национальный образ природы можно раскрыть и в поэзии нового времени, только для этого придется сопоставлять множество индивидуальных образов, искать между ними объединительные связи. Поэтому и необходимо участие критиков, литературоведов, истолкователей в развитии художественной культуры, что они осуществляют связь между общим и особенным в ней, между индивидуальными образами и образными универсалиями (эпохальными, национальными, всемирными). Подобно тому, как писатель раскрывает общее и типическое в единичных явлениях действительности, так и критик раскрывает общее и универсальное в конкретных образах искусства - это следующая ступень творческого познания мира.

В фольклорно-мифологических культурах не было критики, потому что связь индивидуального и универсального выступала там как непосредственное тождество, у всех текстов был один, коллективный творец. Не приходилось специально переводить с языка индивидуальных образов на язык универсалий - выполнять работу, которой заняты интерпретаторы и критики в современной культуре. Через их деятельность каждый авторский текст теперь может быть прочитан как часть мегатекста, введен в целостную систему культуры.

Пейзажные мотивы для целей такого исследования особенно благоприятны, ибо в них единство национального поэтического сознания, даже разбившегося на множество индивидуальных стилей, сохраняется в наибольшей мере. Как ни меняется с ходом времени социальный уклад жизни, природа в своих основных чертах остается неизменной, она - то общее, что есть у нас с М.ЛОМОНОСОВЫМ, А.ПУШКИНЫМ, А.БЛОКОМ. Если она и изменилась, то гораздо меньше, чем история, политика, техника, цивилизация. Вот почему пейзажные мотивы, помимо их собственной эстетической значимости для национальной поэзии, имеют еще и более общий интерес – как свидетельства ее образного единства, как хранители ее фольклорно-мифологического духа.

Важно учесть и другое. Как ни парадоксально это на первый взгляд, но анализ пейзажных мотивов помогает понять не только национальное своеобразие русской поэзии, но и ее историческое движение - именно поэтому, что мотивы эти сами стоят как бы вне истории. Ведь перемены становятся очевидны только на фоне чего-то неизменного. Образы природы, которая остается равной себе на протяжении столетий, позволяют проследить движение самой художественной образности, не смешивая его с движением изображаемой действительности. Если деревья изображаются у М.Цветаевой или Н.Заболоцкого иначе, чем у А.Пушкина или А.Фета то вовсе не потому, что другими стали деревья - наглядно меняется система поэтического мышления - от эпохи к эпохе, от автора к автору. Особенность того или иного персонального видения мира, легче почувствовать, если предметом этого видения избрать нечто более или менее стабильное, одинаковое для всех поэтов: зиму или лето, растительный или животный мир.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru