Феномен греческой литературы

Д. Дилите

Греческая культура — это основа европейской культуры, ее корни, ее источник. Маленькая и небогатая Греция, подобно атому, сконцентрировала огромную культурную энергию. Впоследствии, когда завоеватели начали ее дробить и разрушать, она рассеяла эту энергию во все стороны, в разные времена стимулируя развитие культур других народов. Прежде всего ее воздействие испытали Ближний Восток, Египет, но особенно большое влияние она оказала на римлян, которым историей было определено получить богатые дары из рук еще живой, немузейной Греции. Греческой культуре в то время было около тысячи лет, и еще около семи столетий она существовала рядом с римлянами, создавая вместе с ними единый комплекс античной (слово пришло из лат. antiquus через итальянский и французский языки) [1] культуры.

Однако первыми были греки. Особенно значительным был расцвет их культуры в VIII—IV вв. до н. э. В Древней Греции мы находим начала литературы, театра, философии, архитектуры, скульптуры, спорта, политики, медицины, филологии, точных наук. Никто не спорит по поводу феномена греческой культуры. Его определяют словосочетанием "греческое чудо", которое стало едва ли не термином [6, 146; 9, I, 3—7; 14, 59—60; 16, 186—190]. Труднее ответить на вопрос, почему это были именно греки. Почему создателями этого чуда были не кельты, не германцы, не италики или какой-либо другой народ? Что особенного в греках?

Были и есть разные ответы. Их можно разделить на две группы: 1) географические и социальные условия; 2) греческие национальные черты.

Обычно указывается, что Греция — страна мягкого, умеренного климата, имеющая долгий период навигации и прекрасное географическое положение. Она была как бы мостом между Востоком и Западом. Греки на своих кораблях бороздили очень удобное для мореплавания Эгейское море, усеянное множеством островов и островков, находящихся недалеко друг от друга. Греция стояла на культурном перекрестке Запада и Востока [4, 21; 5, 19—24; 16, 11; 17, 8; 18, 180—181; 25, I, 78].

Многие исследователи считали причиной "греческого чуда" политический строй [2, 67; 10, 21—22; 16, 22; 18, 182; 22, 3]. По мнению некоторых ученых, греческий полис, сформировавшийся в VIII—V вв. до н. э., был уникальным явлением, не похожим ни на города-государства Востока, ни на более ранние социальные образования самих греков [23, I, 9—24; 24, 8—27]. Греческое слово "полис"— город, поэтому полис обычно понимается как город-государство. Некоторые ученые утверждают, что не все полисы были городами (напр., Спарта), поэтому главное — считать полис коллективом граждан [24, I, 9—36]. Античный демократический греческий полис — это небольшая община полноправных граждан. Важно подчеркнуть, что именно "небольшая", поскольку в те времена все граждане, сходившиеся на народное собрание, могли управлять государством, и не существовало еще формы представительства избирателей. Граждане полиса обычно хотя бы в лицо знали друг друга. Им принадлежала почти вся земля населяемой ими территории – земли или другого имущества у лиц, не являвшихся гражданами, в полисе, как правило, было немного. Центром полиса чаще всего был город. Эти граждане-земледельцы, снарядившиеся на свои средства, составляли вооруженные силы государства.

Причины экономического прогресса и возникновения полиса обычно связывают с изобретением железа [29, 93—94; 30, 197], с колонизацией [23, I, 129—135]. Конечно, в полисе были люди и знатные, и незнатные, и богатые, и среднего достатка, и бедные, но все они имели гражданские права, все стояли в одной фаланге плечом к плечу, щитом к щиту, защищая от врагов свою землю, источники, рощи, холмы, местные святилища и празднества, свои легенды и мифы. В другом полисе, пусть и говорящем на том же греческом языке, они были чужими и бесправными. Без своего полиса они чувствовали себя как бы никем. Только в полисе граждане были свободными и в безопасности.

Конечно, их свобода не означала анархии. Все должны были безоговорочно подчиняться законам. Однако понимание того, что у всех равные права, что для каждого гражданина гарантирована неприкосновенность личности и имущества, вызывало у греков чувства гордости демократическим порядком и уверенности в себе. От обнаженных греческих скульптур не веет ни эротикой, ни беспомощностью. Они изображают красивых, сильных, исполненных спокойствия людей, уверенных, что никто не имеет права их унизить мучениями или насилием. Сократ, выступающий в суде, знает, что его могут осудить на смерть, но никто его не ударит по лицу, требуя замолчать, никто по восточному обычаю не распнет на кресте, не посадит на кол или не замучает еще как-нибудь иначе, знает, что он спокойно и достойно выпьет чашу ядовитой цикуты [21, 59]. Такие люди, чувствующие свою ценность, могли быть творцами.

Немало было приложено усилий в попытках разгадать и загадку других духовных стимулов феномена греческой культуры. На эти усилия указывают названия книг: "История греческого духа" [11], "Духовная культура античности" [5], "Открытие духа" [15] и т. д. Отмечаются и подчеркиваются различные национальные черты греков.

Распространено мнение, что древние греки были оптимистически настроенным народом. Улыбающиеся статуи, исполненные чувства человеческой ценности и веры в свои силы, да и все греческое искусство, которое И. И. Винкельман пропагандировал как синтез красоты и величия [18, 260—262], вызывали мысли о греках как о народе неаскетичном, непротиворечивом, близком к природе. Такое убеждение особенно господствовало в XVIII в. и в первой половине XIX в. Ф. Шиллер называл Грецию страной, где "жизнь струилась полнотой творенья", где "было все лишь красотою свято"( Шиллер Ф. Боги Греции. / Шиллер Ф. Драмы. Стихотворения. М., 1975, с. 749—750. Пер. М. Лозинского); А. Мицкевич подбадривал филаретов: "У древних нам учиться — / Не в книжном прахе гнить: / Как греки — веселиться, / Как римляне рубить" (Мицкевич А. Песнь филаретов. / Адам Мицкевич. Стихотворения. Поэмы. М., 1968, с. 25. Пер. Н. Асеева. Филареты (от греч. "любящий добродетель") — "тайная организация польских студентов Виленского университета в 1820—23 гг., сочувственно относившаяся к польскому национально-освободительному движению" (БСЭ, 3-е изд., Т. 27, 1977, с. 388).

Позднее появилось противоположное мнение, характеризующее греков как народ мрачного и трагического мироощущения. Больше всего на формирование этого мнения повлияли утверждения Ф. Ницше, выводившего трагедию из духа пессимизма [12]. У этой идеи, которую пропагандировали и некоторые ученые XX века [3], в настоящее время не много сторонников. Конечно, никто не считает Древнюю Грецию блаженным раем, но теперь более популярна мысль, что греки на самом деле отличались неиссякаемой энергией и кипящей радостью жизни [1, 184—189; 9, 9; 26, 61—74]. Как бы символом этого оптимизма является слово их приветствия: "Радуйся!" Представители других народов при встрече желают друг другу здоровья или удачи, а греки желали радости.

Все исследователи отмечают и подчеркивают любовь греков к состязаниям (греч. "агон" - состязание) как свидетельство их оптимистического мировосприятия. Состязания в Греции были самыми разнообразными. Драматурги состязались за лучшую трагедию или комедию, атлеты могли испробовать силы в четырех общегреческих играх или в многочисленных соревнованиях, устраиваемых в собственном полисе, проходили конкурсы поэтов, музыкантов, художников, эпических декламаторов, хоров, танцоров. Известны соревнования чесальщиков шерсти и других ремесленников. В Афинах во время праздника кружек (Хоэс) проходили состязания в попойке, а на Малых Дионисиях — соревнования в танце на кожаном мехе с вином, намазанном растительным маслом. В школах агонистика (соревнование) считалась основным методом просвещения и образования детей [13, 48].

Можно встретить объяснения, что основой и условием агонистики были частые войны [7, 233—235] или проявление потребности в игре [8, 108—114]. Такие точки зрения не стали популярными. Обычно утверждается, что для граждан полиса была важна общественная оценка: похвала или порицание регулировали поведение индивида, а соревнования между собой стимулировали развитие культуры. Все это, без сомнения, правда; только еще хотелось бы подчеркнуть, что агоны были связаны с сакральной сферой: все состязания проходили не просто по воле желающих их организовать, а во время празднеств, и победитель, по мнению греков, выигрывал не столько благодаря личным качествам, сколько потому, что победу ему даровал тот бог, в честь которого проводился праздник и состязания. Божественный дух Диониса посещает выигравшего на состязаниях драматургов поэта или танцора на мехе с вином, дух Афины — горшечника, расписавшего самую изящную вазу, дух Зевса — победителя Олимпийских игр. Если атлету во время тренировок в обычный день удавалось опередить друзей, все думали, что к нему благосклонен Гермес, статуя которого стоит тут же, у спортивной площадки, а мальчик, сыгравший на кифаре в школе лучше других, благодарил Аполлона.

Неоспоримое пристрастие греков к агону я бы считала качеством не самостоятельным, но подчиненным другой черте их менталитета — особому стремлению к ясности и прозрачности. Греки называли мир космосом (согласованность, порядок) . Он им представлялся упорядоченным, гармоничным и прекрасным. Стремление к порядку, ясности определяло две тенденции: 1) желание очертить контуры всех явлений, придать им определенность, обособить их и 2) желание их упорядочить, классифицировать, распределить. Состязания выясняют, какого человека отличает от других расположение божества. Поэтому граждане почитали победителей, а победители значительных состязаний (например, Олимпийских игр) получали некоторые привилегии.

Вообще стремление видеть мир гармоничным и желание установить в нем порядок, по-видимому, нужно считать важнейшим качеством греческого менталитета, во многом определившим и появление "греческого чуда". Благодаря этому качеству сформировались отдельные области и виды духовной жизни.

Философские истины и мысли существовали и до греков, и рядом с греками. Но это еще не была философия, а только философствование, ибо его объект — не бытие, а жизнь, не сущность, а сущее. "В отличие от них греки, если позволительно так выразиться, извлекли из жизненного потока явлений неподвижно-самотождественную сущность (будь то "вода" Фалеса или "число" Пифагора, "атом" Демокрита или "идея" Платона) и начали с этою "сущностью" интеллектуально манипулировать, положив тем самым начало философии. Они высвободили для автономного бытия теоретическое мышление, которое, разумеется, существовало и до них, но, так сказать, в химически связанном виде, всегда внутри чего-то иного"[20, 210].

В области математики греки тоже превзошли других способностями к теоретическому мышлению. Математика процветала и в Вавилоне, и в Египте. Вавилоняне имели арифметические таблицы шестидесятиричной системы, на тысячу лет раньше Пифагора знали соотношение диагонали и сторон квадрата, умели решать уравнения различных степеней и множество других вещей. Однако и вавилонские, и египетские математические тексты — это только задачи и рецепты их решения. В египетских текстах находят задачи, удовлетворяющие только практические потребности. Греки первыми, отвлекаясь от таких потребностей, стали теоретически доказывать математические положения [27, 59; 29, 46—55]. Зачинателем был Фалес, доказавший теоремы, что диаметр делит окружность на две равные части, что углы у основания равностороннего треугольника равны, что треугольники, имеющие равные основания и находящиеся при них равные углы, равны между собой. После Фалеса эти занятия продолжил Пифагор, его ученики, другие математики, идеи работ которых протянулись до Евклида.

Из культа и явлений быта вычленилась литература. Внешним знаком существования литературы считается наличие литературной теории, критики и филологии — областей, осмысляющих литературные результаты [20, 209]. Внутренним признаком литературы считается факт, что греческая литература осознает себя как литературу [19, 3—14]. Ее создатели чувствуют, что они авторы. Гесиод рассказывает факты своей биографии, Феогнид опасается, как бы будущие поколения не спутали его поэзии с поэзией других, в предисловиях к своим сочинениям Геродот и Фукидид указывают свои имена и цели труда. Среди греков каждый писал по-своему, каждый автор имел свое лицо. Аристофан в комедии "Лягушки" образно показывает, что присуще стилю Эсхила, а что — стилю Еврипида, Дионисий Галикарнасский говорил о стиле Демокрита (Dion. Hal. De comp. verb. 24), а Цицерон сравнивает его стиль со стилем Платона (Cic. De or. I 49).

В литературе выделились жанры и виды. Проникшие в риторику идеи рационализма распределили речи на типы, каждую речь — на композиционные единицы, поделили их на большие, меньшие и совсем маленькие структурные элементы.

Когда какое-нибудь явление отделяется от других, выделяется из целого, его можно рассматривать как структуру и наблюдать, исследовать. Слово "идея" по-гречески означает "образ", а слово "теория" — "наблюдение". Человек, избравший для себя духовную жизнь, считался наблюдателем вселенной. Была распространена легенда о мудреце, который не заботился об унаследованном богатстве и на вопрос, зачем он живет, ответил: "Чтобы наблюдать мир". Так говорили и об Анаксагоре (Diog. Laert. II 3, 7), и о Демокрите (Diog. Laert. IX 7, 35). Пифагор объяснял, что в жизнь, как на общегреческие спортивные соревнования, одни приходят состязаться за почет, другие, жаждущие прибыли, — торговать, третьи — посмотреть. Мудрецы — это третьи, они живут для того, чтобы наблюдать мир (Cic. Tusc. disp. V 3, 8—9). Наблюдать можно и глазами, и душой, но наблюдаемый объект в обоих случаях должен быть обозримого размера. "Прекрасное состоит в величине и порядке" (Arist. Poet. 1450b; Аристотель. Поэтика. / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т IV. М., 1984, с. 654. (Здесь и далее пер. М. Л. Гаспарова). Ни слишком большие, ни слишком маленькие вещи и явления не являются красивыми. Полис должен быть такого размера, чтобы его территория была легко обозрима (Arist. Polit. VII 5, 1327a), фабула трагедии — запоминаема (Arist. Poet. 1450b).

Выделенное и получившее определение явление приобретает границы. Переступив установленные пределы, выйдя за них, вещь или явление теряет свое назначение и самобытность. Судно величиной в одну пядь или в два стадия (пядь — около 18 см, обычный стадий — 172, 6 м, олимпийский стадий —192, 2 м ) уже не судно (Arist. Polit. VII 1326a). Греки считали, что такие же границы имеют и явления этического порядка, поэтому им был очень интересен вопрос: сколько позволено человеку? Что происходит, если переступить допустимую границу?

Выделяя различные явления, определяя их, придавая им контуры, греки также обладали чувством меры. Они умели достигать определенности и ясности, не подчеркивая этого. Это похоже на феномен Парфенона: прямые, стройные его колонны возвышают душу человека. Однако на самом деле эти колонны совсем не прямые, а выпуклые. Вообще в Парфеноне нет ни одной прямой линии: и ступени выпуклые, и фриз выпуклый — для того, чтобы казались как бы сами по себе прямыми.

Подчиняющиеся закону строго и безусловно, греки кажутся бесконечно свободными, а человеку, любующемуся совершенной скульптурой, редко приходит в голову мысль, что она сделана по канону, установленному Поликлетом. Греческий мир не оставляет впечатления сурового и давящего порядка. В литературе больше бросается в глаза то, что рамки вида или жанра не сковывают живости явления, не уничтожают разнообразия явлений. Позднее мы увидим, что даже утратив свою огромную часть, греческая литература богата и разнообразна.

Греки подчинили тенденции порядка принцип симметрии, который пронизывает все их искусство. Симметричен греческий храм с двускатной крышей. На его сводах, называемых фронтонами, вокруг главной фигуры симметрично располагаются скульптурные группы. Например, на восточном фронтоне Парфенона в центре сидел Зевс, над ним парила только что рожденная Афина, а стоящие с обеих сторон боги смотрели на них в изумлении и восхищении. Фронтонная (называемая также зеркальной) композиция преобладает в греческой литературе: исследователи находят ее отражение в творчестве всех авторов, начиная с Гомера и заканчивая Лонгом.

Также необходимо подчеркнуть, что, придавая каждому явлению контуры, обосабливая его, греки одновременно подчеркивали и единство мира. Космос они понимали как Единое. Все элементы мира и соединяются, и упорядочиваются по одному закону, на одном основании, они связаны и едины. Этот закон или основание могли называться по-разному: у Фалеса — вода, у Платона — идея, наконец, пронизывающий все Зевс и т. д.

Такими можно представить основные черты феномена греков и их литературы, так можно пытаться ответить на вопрос: что особенного в греках?

Хронологически греческая литература традиционно делится следующим образом:

архаический период — VIII—VI вв. до н. э.

классика — V в. до н. э.

эллинизм — VI—I вв. до н. э.

греческая литература в Римской империи — I—III вв. н. э.

Это хронологическое деление не нужно считать очень строгим, поскольку жившие в IV в. до н. э. Аристотель и Демосфен не являются эллинистическими авторами, а близкий к лирикам VII—VI вв. до н. э. Пиндар вряд ли может считаться архаическим поэтом. Кроме того, некоторые авторы (Лосев А. Ф. и др. Античная литература. М., 1986, с. 9) всю греческую лирику относят к классическому периоду. Многое в этом мире относительно, хронологические рамки — тоже. Относительность появляется в результате того, что творческий процесс, как и другие явления природы, не любит скачков. Он идет постепенно. Одни творцы обгоняют время, другие выражают идеалы прошлого, третьи соединяют принципы прошедшей эпохи с установками будущего, и понемногу одно качество превращается в другое.

Списоклитературы

1. Bowra C. M. Von Homer bis zum Fall Athens, Munchen, 1974.

2. Burckhardt J. Griechische Kulturgeschichte, Berlin—Stuttgart, 1898.

3. Diels H. Der Antike Pessimismus, Berlin, 1921.

4. Ehrenberg V. Ost und West. Studien zur geschichtlichen Problematik der Antike, Brunn, 1935.

5. Engelhardt V. Die geistige Kultur der Antike, Leipzig, 1929.

6. Finley M. Early Greece: The Bronze and Archaic Ages, New York, 1970.

7. Haselbroch H. Griechische Wirtschafts und Gesellschafts Geschichte, Tubingen, 1931.

8. Huizinga J. Homo ludens. Warszawa, 1985. (Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992).

9. Jaeger W. Paideia, Berlin und Leipzig, 1936, I—III.

10. Kulturgeschichte der Antike. Griechenland, Berlin, 1980.

11. Nestle W. Griechische Geisgeschichte, Stuttgart, 1944.

12. Nietzsche F. Die Geburt der Tragodie, Leipzig, 1924. (Ф. Ницше. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм. / Ф. Ницше. Сочинениявдвухтомах. М., "Мысль", I, 1990, с. 47—157).

13. Nilsson M. P. Die hellenistische Schule, Munchen, 1955.

14. Renon E. Souvenirs d’enfance et de jeuness, Paris, 1884.

15. Snell B. Die Entdeckung der Geistes, Gottingen, 1986.

16. Starr Ch. G. The Origins of Greek Civilization, New York, 1961.

17. Taine H. Philosophie de l’art en Grece, Paris, 1969.

18. Winckelmanns Werke, Berlin und Weimar, 1976.

19. Аверинцев С. С. Древнегреческая поэтика и мировая литература. — Поэтика древнегреческой литературы, М., 1961.

20. Аверинцев С. С. Греческая "литература" и ближневосточная "словесность". — Типология и взаимосвязи литератур Древнего мира. М., 1971.

21. Аверинцев С. С. Поэтика древневизантийской литературы, М., 1977.

22. Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л., 1976.

23. Античная Греция, М., 1983, I—II.

24. Античный полис, Л., 1979.

25. Боннар А. Греческая цивилизация, М., 1994, I—III.

26. Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции, Л., 1985.

27. Нейгебауэр О. Точные науки в древности, М., 1968.

28. Стройк Д. Я. Краткий курс истории математики, М., 1978.

29. Фролов Э. Д. Рождение античного полиса, Л., 1988.

30. Чанышев А. Н. Эгейская предфилософия, М., 1970.