Эволюция дарвинизма

Из истории становления теории эволюции

Неделько В. И., Прудников В. Н., Хунджуа А. Г.

Хотя теория Дарвина опиралась на огромное число фактов, была очень тщательно разработана и внешне крайне убедительна (например, Т. Гексли писал, что, прочитав «Происхождение видов», удивился, почему сам не додумался до этого) она, тем не менее, встретила сопротивление в научных кругах и светском обществе. Следствия из нее не вызывали особых сомнений - даже светская пресса того времени писала: мало того, что идеи Дарвина ненаучны, если бы они получили широкое распространение, нравственность утратила бы свой устойчивый авторитет.

Утверждение теории эволюции происходило в тяжелой борьбе, но сам Дарвин в ней участия не принимал - ввиду своего слабого здоровья. Кроме того, финансовая независимость весьма состоятельной семьи Дарвина позволяла ему не участвовать в «борьбе за существование».

Теория Дарвина восторжествовала далеко не сразу и одновременно во всех странах. Благодаря усилиям в первую очередь Гукера, Лайеля и Гексли в Англии, Геккеля и Мюллера в Германии она утвердилась в этих странах еще при жизни Дарвина. Во Франции же она успеха не имела, т.к. в ее научных кругах господствовали идеи катастрофизма Ж. Кювье, и у теории Дарвина не нашлось активных сторонников.

В процессе становления и эволюции самой теории Дарвина (а таковая имела место на протяжении всей своей истории) полемика сосредоточивалась вокруг ограниченного числа ключевых вопросов - доказательствах правильности или неправильности эволюционных представлений. И по сей день, дарвинисты усматривают эмбриологические (биогенетический закон, установленный Э. Геккелем и Ф. Мюллером), сравнительно-анатомические и морфологические (гомологичные, аналогичные и рудиментарные органы, атавизм), палеонтологические (ископаемые переходные формы, палеонтологические ряды, реликты) и биогеографические доказательства эволюции. Однако при пристальном рассмотрении эти доказательства не представляются такими уж убедительными и могут убедить лишь того, кто верит в эволюцию, при этом контрдоводы обычно отметаются или делается вид, что их не существует.

Постараемся ликвидировать этот пробел и осветим мнения противников эволюционной теории Дарвина. Поскольку мнения ее сторонников общеизвестны и широко представлены на страницах учебников, справочников и энциклопедий, то найти их при желании не составит труда. Сразу следует отметить, что микроэволюция в пределах вида не противоречит ни «идее» Создателя, ни методологии науки, и ни у кого сомнений не вызывает.

Критическое отношение вызывают лишь макроэволюционные представления.

Многие доказательства эволюционной теории Дарвина связаны с именем Эрнста Геккеля (1834-1919) - популяризатора идей Дарвина, апостола дарвинизма в Германии.

Геккель, которого многие и поныне считают великим биологом, распространял эволюционное учение среди различных слоев общества: от интеллигенции до рабочих, путем чтения публичных лекций. Он успешно внедрил в сознание людей идею о родстве всех живых существ, создал филогенетическое древо и генеалогическое древо человека.

Для заполнения пробела в основании филогенетического древа Геккель придумал (именно придумал) мельчайшие организмы - Monera - сгустки протоплазмы без ядер, нарисовал и опубликовал их! После того как Т. Гексли сообщил об открытии в пробах ила с морского дна микроскопических организмов, в названии которых он попытался увековечить Геккеля, придумав им латинское имя: Bathybius haeckeli, слава пророка некоторое время окружала Геккеля. Увлекшись, Геккель предположил, что эти организмы повсюду на морском дне образуют пену живой материи. Его эйфория продолжалась целых 7 лет, пока корабельный химик не обнаружил, что так называемые мельчайшие организмы, Bathybius haeckelii, представляет собой аморфный осадок сульфата кальция, который всегда образуется при смешивании морской воды со спиртом.

Интересно, что это, не вызывающее сомнений опровержение, было попросту замолчано, т.к. Т. Гексли в течение 20 лет (с 1864 по 1884 гг.) фактически контролировал научное общественное мнение Англии.

Э. Геккель вообще был человеком увлекающимся и временами не знал меры в стремлении любой ценой утвердить свое видение биологической эволюции. Примером может служить биогенетический закон, гласящий, что каждое живое существо в своем индивидуальном развитии (онтогенез) повторяет в известной степени формы, пройденные в процессе эволюции его вида (филогенез)- например, головастики похожи на рыб.

Дарвин усматривал здесь общность происхождения. Но решающий вклад в утверждение этого закона внес Геккель, который ретушировал рисунки, иллюстрирующие общность строения эмбрионов собаки и человека и был уличен в этом.

На самом деле жаберные щели и хвост у эмбриона человека всего лишь плод воображения или ошибка, совершенная в результате отдаленного внешнего сходства. Ныне биогенетический закон отброшен наукой, но продолжает жить в умах людей и на страницах школьных учебников и даже энциклопедий, как одно из подтверждений эволюции.

Доказательства эволюции Дарвин призывал искать в ископаемых окаменелостях, - он надеялся, что со временем будут найдены переходные межвидовые формы жизни. С тех пор найдены сотни тысяч окаменелостей, но с переходными формами дело не продвинулось. Лишь единичные находки с трудом удавалось выдать за переходные формы.

На страницах любого учебника можно найти изображение, иногда даже в красках, археоптерикса (Archaeopteryx lithographic) - предположительно переходной формы между рептилиями и птицами, но обычно не говорится, что существует всего 5 экземпляров окаменелых археоптериксов.

Археоптерикс считается переходной формой, поскольку имеет перья, зубы, пальцы на крыле. Но такие же атрибуты имеются у страуса или гоацина, живущих ныне, и их не относят к переходным формам. Напрашивается вывод, что если бы Archaeopteryx lithographic не вымер, о нем больше бы знали и относили, как и страуса, к птицам (хотя кто его знает ведь и пингвины, по Дарвину, пример переходной формы в действии). Такая точка зрения усилилась после обнаружения окаменелостей настоящих птиц, относящихся к тому же геологическому периоду. Таким образом, получается, что переходные формы (Archaeopteryx lithographic) и настоящие птицы жили одновременно.

Но если между различными позвоночными (рыбы, пресмыкающиеся, птицы) есть хоть какие-то, хотя бы сомнительные переходные формы, то переход от беспозвоночных к позвоночным не располагает и этим. Вообще не существует убедительных примеров переходных форм в царстве растений.

Тем не менее, постепенно дарвинизм набирал силу, что позволяло ему не особенно прислушиваться к мнению авторитетных оппонентов. Так активно в штыки были встречены знаменитые работы Луи Пастера (1822-1895), демонстрирующие отсутствие следов самозарождения в неживой природе. Во времена Пастера процветала теория зачатков: до его работ серьезно полагали о самозарождении червей в мясе, самопроизвольной ферментации вина и т.д.

Пастер опубликовал свою работу о ферментации вина в 1862 г., через два года после публикации «Происхождения видов», что нанесло серьезный удар по дарвинизму. Пастера пытались дискредитировать путем умышленной мистификации (попросту говоря подлога): поступило сообщение о падении метеорита со следами жизни. Эти следы более всего напоминали не окаменелости, а мелкодисперсные кристаллы с осью симметрии 6-го порядка.

Тем не менее, идея о «жизни в других мирах» и о занесении ее на Землю с тех пор имеет место в науке и, время от времени (когда опровергаются иные гипотезы о самозарождении жизни) достается со свалки истории и объявляется важной составляющей теории биологической эволюции.

Еще труднее было совместить дарвиновскую эволюцию и генетику. Чешский монах Г. Мендель (-1884) в своих знаменитых экспериментах по скрещиванию гороха установил законы наследственности. Поскольку объяснить Дарвиновскую эволюцию с позиций генетики затруднительно, работы Менделя (подчеркнем, что имя Менделя носит не теория, а закон) поначалу попросту не замечали.

Работа Менделя опубликована в 1865 г. в журнале, который поступал в 120 крупнейших библиотек Европы, упомянута в IX издании Британской энциклопедии (1892 г.), но вплоть до 1900 г. она игнорировалась. Причина ясна - генетика Менделя бросала вызов теории Дарвина.

Среди людей науки далеко не все воспринимали идеи дарвинизма. В Англии к ним следует отнести основателя и директора Британского Музея Естественной Истории, анатома Ричарда Оуэна (1804-1892), который с научно обоснованной позиции выступал против идей Лайеля и Дарвина.

В то время в Англии в расцвете сил находились три великих физика: Фарадей, Максвелл и Кельвин, и ни один из них не воспринял учение Дарвина. В Германии не раз критиковал Э. Геккеля один из великих немецких ученых, заложивший основы патологической анатомии, Рудольф Вирхов (1821-1902); он же неоднократно опровергал антропологические интерпретации (принадлежность человеку или обезьянам) различных окаменелостей.

К началу ХХ века многим стало ясно, что теория Дарвина несовершенна, поскольку по-прежнему оставалась неподтвержденной в летописи окаменелостей. Так крупнейший физик А. Эйнштейн писал: «Я верю в Бога, как в Личность и по совести могу сказать, что ни одной минуты моей жизни я не был атеистом. Еще, будучи молодым студентом, я решительно отверг взгляды Дарвина, Геккеля и Гексли, как взгляды беспомощно устаревшие».

Многочисленные сторонники дарвинизма стали подправлять и улучшать теорию Дарвина, и с тех пор она сама беспрерывно эволюционирует.

Сначала голландский ботаник Г. де Фриз (1848-1935) на рубеже ХIХ и ХХ веков предложил теорию мутаций в качестве движущей силы межвидовой эволюции. После открытия влияния радиации на мутации было проведено огромное число экспериментов на мухах-дрозофилах и получены мухи мутанты, отличавшиеся цветом, размером крыльев, отсутствием крыльев или глаз. Но все они были дрозофилами, а мутации приводили к уменьшению размеров или просто к уродству.

Тем не менее, на смену теории Дарвина пришел неодарвинизм, или синтетическая теория эволюции, согласно которой решающую роль играют благоприятные мутации в генах. Однако все то же отсутствие промежуточных видов продолжает неумолимо довлеть и над неодарвинизмом.

Отсутствие промежуточных видов пытался преодолеть Р.Голдшмидт, предложивший в 1940 г. теорию скачков, в которой постулируется, что эволюция происходит не за счет накопления малых изменений, а за счет крупных скачков (теория небезнадежного урода).

Вначале теория была отвергнута, как выходящая за рамки представлений о научной достоверности, но затем реанимирована, видоизменена и получила распространение как теория «прерывистых равновесий». Согласно последней, неизменность вида (т.е. равновесие) сохраняется в течение долгого периода времени. Затем внезапно (геологическая внезапность может распространяться на сотни тысяч и миллионы лет) под влиянием изменений в окружающей среде происходят резкие изменения, за которыми вновь следует длительный период равновесия. Этим и объясняется отсутствие переходных форм. Концепция прерывистых равновесий объясняет отсутствие о переходных формах в летописи окаменелостей, оперирует теми же масштабами времени геологических эпох, что и теория Дарвина и, по этой причине ее экспериментальная проверка невозможна.

Фактор времени - важнейший момент для теории Дарвина и неодарвинизма: Согласно геологии Лайеля времени для эволюции всегда было достаточно, и тот же фактор времени исключал экспериментальную проверку того, действительно ли существует изменчивость видов при изменении условий обитания, или следствием последнего является миграция либо гибель популяций.

Именно в силу своей непроверяемости с точки зрения методологии науки биологическая макроэволюция (от молекулы к человеку) не является научной теорией ил даже гипотезой, а представляет собой объект веры, и, по идее должна быть выведена за рамки науки.

О псевдонаучности теории эволюции говорит и отсутствие в ней строгой логики: математики неоднократно обращали внимание на тавтологию в положениях неодарвинизма о выживании и адаптации,- вид выживает потому, что остается способным адаптироваться, а способность его к адаптации подтверждается выживанием.

Бессодержательность таких утверждений ясна не только математикам, но приверженцы эволюционной теории порочных логических кругов замечать не хотят. Более того, до сих пор не наведен даже самый элементарный порядок в логическом основании всей эволюционной теории. Как уже отмечалось, Дарвин в «Происхождение видов» не давал строгого определения вида, трудно найти его и сейчас.

В учебниках определение вида зачастую расползается более чем на страницу, при этом суть его постоянно ускользает. На практике же иногда не выдерживаются даже имеющееся определения (например, такое: генетическим или биологическим видом называется популяция или группа популяций особей, фактически или потенциально способных к скрещиванию, но не с другими такими группами, т.е. репродуктивно изолированное от них).

Каким образом из этого определения вытекает возможность отнесения к разным видам синиц (Parus corolinus и Parus articapillus), которые выглядят одинаково, дают способное к размножению потомство, но ... поют по разному!?

По этой логике чукчи и русские, Карузо и Шаляпин, Пугачева и Киркоров, да и просто мужчины и женщины, также должны или могут относиться к разным видам.

Наибольшую озабоченность у последователей Дарвина всегда вызывали два пробела в цепи эволюции - в основании и вершине филогенетического древа.

Имеется в виду зарождение жизни и происхождение человека, хотя и множество других ветвей роскошных филогенетических деревьев с человеком наверху всегда требовали подпорок, и держались лишь на энтузиазме и вере дарвинистов.

Однако эволюционисты всегда тщательно оберегали свою святыню - теорию Дарвина от критики, они склонны были поддерживать любые свидетельства своей правоты, даже заведомо неверные, по крайней мере, до того, как появится какая-то приемлемая замена. (По этой же причине научное сообщество отказывается обсуждать факты, противоречащие эволюционной теории, особенно касающиеся молодого возраста Земли). История изменения взглядов эволюционистов на зарождение жизни и происхождение человека заслуживает отдельного рассмотрения.