Образ Ивана Грозного в народной поэзии Арзамасского края

Курдин Ю. А.

Казанский поход и завоевание Астраханского царства, органично связанные в сознании современников с именем Ивана IV, составили сюжетную основу многочисленных произведений фольклора. Царь-победитель стал героем большинства исторических песен XVI века. Образ его запечатлели сказки, предания, легенды; он проник даже в заговоры.

По свидетельству Олеария, Грозный уже при жизни знал и любил слушать песни о своих деяниях: "Когда, бывало, этот царь захочет повеселиться за пирушкой, то приказывает петь песни, сложенные о завоевании Казани и Астрахани". Академик В.Б. Миллер проанализировал запевы песен о Грозном и выявил в них элементы творчества скоморохов, веселивших царя.

Образ Грозного стал основой множества историко-топонимических легенд и преданий, до сих пор бытующих в местах, по которым проходили пути следования царских войск. Песни и предания о походе на Казань широко представлены и в мордовском фольклоре. Эти произведения хранят живые черты эпохи, в них запечатлелись свидетельства людей, или помнивших о недавних событиях, или слышавших о них от очевидцев.

В середине XIX века, в преддверии 300-летия Казанского похода, усилился интерес к фольклору Арзамасского и Ардатовского уездов, по которым пролегал путь Ивана Грозного. Собиранием и изучением фольклора о первом русском царе активно занимались известные писатели, краеведы и этнографы: В.И. Даль, его двоюродный брат А.А. Реймерс, П.И. Мельников-Печерский, епископ Нижегородский и Арзамасский Макарий (Н.К. Миролюбов). Собранные ими материалы зафиксировали такое состояние бытовавшего в южных уездах Нижегородской губернии фольклора, когда не только хранились в памяти, но и пелись песни о взятии Казани и женитьбе Грозного, рассказывались предания о пути следования его войск.

Для нас, современников 450-летнего юбилея Казанского похода, фольклорный материал является ярким свидетельством значимости этого события для населения Среднего Поволжья. Вот что писал П.И. Мельников-Печерский в статье "Путь Иоанна Грозного": "В Нижегородской, Казанской и многих местностях Симбирской губернии живо в народе воспоминание о Грозном завоевателе Казанского царства. Здесь триста лет поются былевые песни про "взятье Казанское", про Калейку-мужика, который провел Грозного через знакомые ему одному дремучие леса Саканские. Много преданий здешней стороны соединяются с именем Иоанна Грозного. Все, все говорит вам здесь об Иоанне – и события, случившиеся за 300 лет, живее в народной памяти, нежели позднейшие, живее даже Отечественной войны 1812 года. И немудрено: нашествие Наполеона не коснулось здешних мест, а поход царя на Казань оживил всю Низовскую землю, совсем запустевшую от казанских набегов".

Разбирая старинные бумаги нижегородских монастырей, П.И. Мельников-Печерский обнаружил многочисленные акты, свидетельствующие о ежегодных казанских набегах, сопровождавшихся захватом большого числа пленников. Почти 30 лет с полей не снимался хлеб. Об этом же писал и А.С. Гациский.

А ведь речь идет об арзамасских землях, традиционно славившихся плодородными почвами. Сигизмунд Герберштейн, автор "Записок о Московии", свидетельствовал, что на этих землях нередки урожаи "сам-20" и "сам-30".

Уже после Казанского похода, в конце XVI века, Арзамасский уезд вместе с Рязанским станут житницей всего центрального русского пространства. Но к середине XVI века еще недавно столь благодатный край обезлюдел и был в сильном опустошении. Не случайно автор "Казанской истории" говорит об освобождении 100000 русских пленных, захваченных на Низовской земле за 30 лет. Перипетии многолетней борьбы Нижегородского княжества – форпоста Руси на Востоке с Казанским ханством отразились в фольклоре Арзамасского края.

Камни растут

Давно то было. Не одну сотню лет тому назад. И никто бы об этом не вспомнил, если бы земля–кормилица не напоминала о себе каждый год.

Каждый год приезжают на безымянное поле, что за Вадом, люди землю пахать, посмотрят на него, пошепчутся между собой, кто-нибудь в сердцах скажет:

– Камни-то выросли!

И уедут.

А поле останется опять невспаханным. И сколько бы ни собирали люди на нем камни, они появляются снова и снова, из года в год, из столетия в столетие.

Никогда бы люди не узнали о том, что произошло на этом поле в глубокой древности, если бы не один странник, проходивший однажды мимо и не рассказавший правду, хранимую веками матушкой землей.

– Давно то было, – рассказывал он. – Пришел на нашу землю татарский хан, всю землю огню предал: стариков и детей на месте убивал, а женщин в полон забирал. И некому было народ защитить – все дружины полегли за землю русскую.

Не погиб только князь Василий. Задержался в крепости со своей малой дружиной – жена на сносях была. Вот-вот в поход должен был выступать. Да не успел.

Татарский хан со своим войском сам к крепости подступил. Посла направил к князю Василию. Пришел тот в крепость и говорит:

– Сдавайтесь! Хан наш милостив, жизнь всем обещает.

На что князь Василий отвечает:

– Не нужна нам милость от поганого. Зачем нам жизнь, если она хуже неволи.

Ушел ни с чем ханский посол.

На другое утро со всех сторон обступило татарское войско крепость князя Василия. До самой ночи летели стрелы татарские на дружину русскую. Немало русских в крепости полегло, а татар еще больше – все поле телами усеяно. К ночи татары отошли. Незачем торопиться – успеется. В течение месяца татары день за днем жестоко штурмовали крепость, от крепости одни руины остались, а от защитников: князь Василий, молодая княжна с еще не нареченным наследником да пятеро верных слуг. Смотрит князь – совсем туго приходится.

– О Боже! – взмолился он.– Не оставляй нас, твоих бедных слуг, без помощи твоей и твоего благословения на смерть.

Сказал эти слова князь Василий, и горько заплакал от бессилия и злобы.

А враг тем временем неистовствовал, крепость дотла разрушил: одни камни оставил, да княжеский дворец не тронул – успеется.

К ночи татары опять отошли.

Утром взглянул татарский хан из своего шатра и обомлел: перед его глазами стояла крепость целехонькая, невредимая.

– Разрушить! Уничтожить! – закричал своим воинам хан.

До самой ночи жгли и рушили крепость татары: к утру же крепость поднялась вновь – видно, услышал бог князя Василия.

Удивился татарский хан:

– Нет, никогда не победить нам русских, если даже Боги помогают им.

Сказал это хан, отозвал своих воинов и ушел восвояси.

В фольклоре южных районов области до последних десятилетий XX века сохранялись исторические песни и предания о татарском полоне. Самым распространенным сюжетом этих произведений является рассказ о встрече в казанской земле захваченной в плен матери-рабыни и плененной ранее ее дочери, взятой богатым татарином в жены. Одно из таких преданий записано в Сеченовском районе во время фольклорной практики. Оно интересно тем, что органично сочетает в себе фрагмент исторической песни, которую пленная бабушка поет в качестве колыбельной своему внуку, рожденному от татарского хана. Анна Митрофановна Семенова, поведавшая студентам эту грустную историю, называет хана по-русски "боярином" или "барином". Но эти детали не мешают раскрытию основной темы повествования - татарского полона.

Мать и дочь

Вот давным-давно была война. Жили мать с дитем. Дитю было семь лет, девочка. И ее угнали в другу сторону. Затихла война. Все собрались, кто был в живых, в свое село. Эта девушка осталась в татарах. Жила у татарина в няньках. Выросла невестой. Татарин взял ее за сына. Случилась опять война. Мать ее попала в их село. Она стала проситься ходить за детьми. Ей сказали: "Иди, тут татарин, богатый барин". Пришла к этому барину, говорит: "Возьми меня в прислуги". Барин говорит: "Возьму тебя, только дам тебе три дела сразу делать. Одно дело - дитя качать. Другое - кудель спрядать. Третье дело - лебедей охранять". Бабушка стала жить. И узнала это дочь ее. А у дочери не было мизинчика, а на груди у ней родинка. А у ней прислуга. За ней ухаживают. Она все узнала и качает младенчика:

Бау-бау, боярский сын,

По матушке ты русеночек,

А по батюшке татарчоночек.

Твоя-то мать мне дочь была.

На правой ноге нет мизинчика,

А на грудоньке у ней родинка.

А прислуга слушает и говорит: "Барыня, поди-ка ты, послушай, что рабыня говорит, каке сказки поет". Барыня пошла, слушает. Подошла. "Бабушка, ты отколева?" Она сказала и село, и дом, и как зовется. Упала она ей, дочке своей, в ноги. Дочь говорит: "Мамонька, прости меня. Я ведь не знала, что ты мать моя. Бери коней самых лучших и езжай в свою сторону". Она отвечает: "Никаких коней не надо. Остануся с тобой..."

Это предание, а вернее будет сказать, прозаический пересказ исторической песни о татарском полоне, по-своему раскрывает один из побудительных мотивов, подвигнувших Московского царя на почти месячный поход по Горной стране, как тогда называли Правобережье Средней Волги. Иван Грозный выступал в роли освободителя населения огромного региона, страдающего от татарских набегов. Местное население, преимущественно мордовское, в большинстве своем действительно встречало царя как освободителя.

Доброжелательное отношение Ивана IV к местному населению, личное обаяние двадцатидвухлетнего государя сохранились в народной памяти и дошли до нашего времени в устно-поэтических рассказах.

Меланьюшкин колодец

Иван Грозный через наше село Помру шел на Казань с войском против татар воевать.

Вот у колодца он рядом остановился, слез с коня. А там девушка воду наливала.

Он к ней подходит, воды просит. Она дает ведро.

Иван Грозный попил. На девушку поглядел. И уж, говорят, больно она ему понравилась. Он ее обнял и поцеловал.

Она испугалась, покраснела. Да как побежит с ведрами прямо в село. А воины на нее смотрят, смеются.

Звали ту девушку Меланьей. И с тех пор колодец этот зовут Меланьюшкин.

Место там очень хорошее — сад — вишни, сливы, яблони, пасека рядом.

И вот такая история там была. Мне про нее бабушка рассказывала.

Русское войско вышло в поход без громоздкого обоза с провиантом, добывая себе пропитание охотой и довольствуясь подношениями радушных обитателей, встречавшихся на пути мордовских поселений. Исключение составляют, очевидно, жители села Ломакино (нынешнего Гагинского района), на что обратил внимание П.И. Мельников-Печерский, комментируя присловье: "Хороши ломакинцы: царя, не поя, не кормя, спать положили".