"Горе от ума" как памятник русской художественной речи

"Горе от ума" как памятник русской художественной речи

Г.О.Винокур

... "Горе от ума" есть общепризнанный высокий образец русской художественной речи, одно из наиболее замечательных достижений русского языкового мастерства.

Исходным пунктом /.../ изучения должен быть взгляд на язык "Горя от ума" как на язык произведения драматического, и притом стихотворного. Драматический язык в своем построении подчинен общим законам драматического искусства, которое есть прежде всего искусство, воплощаемое в формах сценического действия. Подобно тому как драматическое произведение вообще обладает своим истинным бытием только в его сценическом воплощении, так и язык драмы есть язык, в его подлинной сущности и полноте постигаемый нами только тогда, когда он формирует сценическое действие, вместе с ним развертываясь во времени. /.../

Прежде всего совершенно очевидно, что протяженность отдельных реплик, и даже отдельных систем реплик, мотивирована в "Горе от ума" характером персонажей, а также и ходом самого действия. Не удивительно, что самые длительные реплики принадлежат в комедии Чацкому и что персонаж, реплики которого ни разу не превышают двух слогов, это Тугоуховский. С последним соперничает лишь лакей Чацкого, единственная реплика которого заключается в обрываемом на втором слоге слове “Каре..” (то есть, очевидно: “Карета Чацкого”). Каждое из главных действующих лиц драмы естественно должно, хотя бы только в отдельных случаях, выказать свой характер в более или мене пространной реплике. Но шестеро главных действующих лиц "Горя от ума" группируются в данном отношении так, что получается, может быть, и непредумышленная, но с объективной стороны вполне несомненная симметрия. Именно, длиннее всех говорят Чацкий и Фамусов, основные антагонисты всего действия, короче всех из числа шестерых - Молчалин и Скалозуб, лица, которым в центральной интриге драмы или преимущественно (первому), или всецело (второму) страдательная роль. а середину занимают Софья - центральный персонаж, отношением к которому определяется весь ход действия, и ее наперсница Лиза. Пространные монологи- проповеди Чацкого не только характеризуют его как пылкого оратора - моралиста и сатирика, но, сверх того, естественно проистекают из функции этого персонажа, как выразителя авторской точки зрения. Подобные же пространные реплики Фамусова мотивированы не только его театральной маской болтуна и сплетника, но также и тем, что он излагает антагонистический автору образ мыслей, чувствований и действий с наибольшей полнотой и тем самым дает повод и материал для филиппик Чацкого. С этой стороны нельзя не видеть следствия прямого композиционного задания в том, что центральное пространство второго акта занято двукратной полемикой Фамусова и Чацкого, причем в первом случае их монологи непосредственно сменяются один другим, а во втором следуют на очень близком расстоянии. Более случаен, но все же должен быть отмечен и тот факт, что вторые монологи в точности совпадают по протяженности, занимая по 57 стихов.

C другой стороны, немногословность речей Молчалина и Скалозуба также вполне соответствует сценическим характерам этих персонажей. Из числа действующих лиц комедии, фамилии которых представляют собой живую внутренюю форму, связанную с идеей речи, Молчалин в этом смысле наиболее прозрачен. В самом деле, есть сцены, в течение которых он вообще не произносит ни слова /.../, а в подавляющем большинстве остальных реплики его обычно представляют неполный стих, затем один или полтора стиха, в редких случаях достигают трех стихов, один раз - шести стихов (в беседе с Чацким...) и только дважды, оба раза в объяснении с Лизой, то есть в сценах наибольшей активности этого персонажа, вырастают в небольшие монологи Краткость реплик Скалозуба всецело гармонирует с грубоватой отрывистостью его речи и входит как существенная подробность в его сценическую маску. Что касается второстепенных персонажей, то краткость их не нуждается в толковании, точно так же, как пространность реплик Репетилова, очевидно, формирует весь его сценический облик. По ходу действия Репетилов появляется в доме Фамусова уже в самое время разъезда гостей для того, чтобы послужить каналом, через который до Чацкого доходит пущенная на его счет сплетня. Но со стороны своего собственного характера фигура Репетилова не вмещается в рамки фамусовского бала только вследствие своей многоречивости, и именно это дает Репетилову особое место в галерее гротескных образов III акта.

Очень выразительны в "Горе от ума" и отдельные скопления однотипных по протяженности реплик. Такими скоплениями в комедии являются только короткие реплики. Реплики протяжением в три стиха и свыше являются в "Горе от ума" не более двух раз подряд. Сюда отнесем и упомянутые два монолога Фамусова и Чацкого во II акте. Иными словами в "Горе от ума" нет обмена длинными репликами и монологами, хотя в комедийной традиции, как русской, так и французской, это встречается. Однако и короткие реплики скопляются в "Горе от ума" в очевидной связи с развитием самого драматического действия, а не просто как комический прием, завещанный традицией. Обращу внимание на некоторые случаи скопления реплик в неполный стих. Первый случай такого рода встречается в самом начале комедии (I, 15 - 17):

Голос Софьи. Который час? Лизанька.Все в доме поднялось. Софья (из своей комнаты). Который час? Л. Седьмой, осьмой, девятый. С. (оттуда же(. Неправда.

Здесь смена полустишных реплик находится в непосредственной связи с тем, что диалог происходит между персонажами, не видящими друг друга и, следовательно, не беседующими, а только обменивающимися необходимыми вопросами и ответами, причем вопросы тавтологичны, а это вызывает тожественность метрической формы не только вопросных, но и ответных реплик.

Иной характер имеет скопление подобных реплик в д. II, явл. 7. Здесь шесть реплик в неполный стих, следующих подряд, причем вторая представляет собой конец одного стиха и начало другого. Это то место комедии, в котором на сцене с криком появляется Софья, испуганная падением Молчалина с лошади. Предшествующие два явления, занятые сценой Фамусова, Чацкого и Скалозуба, отличаются напряженностью идейной борьбы, но по внешнему действию статичны. В них вторая из упомянутых пар монологов Фамусова и Чацкого, каждый по 57 стихов, и всего несколько одиночных реплик в один стих и ни одной реплики в неполный стих на пространстве в 220 стихов.И вот, после такого спокойного и длинного эпизода, внезапное появление Софьи, ее громкие восклицания, ее обморок, волнение, которое порождает ее появление в Чацком, недоумение Скалозуба со стороны своего драматургического эффекта находят себе естественное выражение в серии коротких, быстро сменяющихся, как бы перебивающих одна другую, отрывистых реплик:

Софья (бежит к окну). Ах! Боже мой! упал! убился! (падает в обморок). Чацкий. Кто? Кто это? Скалозуб. С кем беда? Ч. Она мертва со страху. Ск. Да что? Откудова? Ч. Ушибся обо что? Замечательно, что и начальная реплика Софьи, составляющая почти полный стих (в нем не хватает лишь одного заключительного ударного слога), состоит из одних отрывочных восклицаний, как если б это было четыре коротких реплики, произносимых подряд одним и тем же действующим лицом.

Опять по-другому обставлено скопление реплик в неполный стих в третьем случае, именно в сцене Софьи и г-на N., кладущей начало появлению интриги против Чацкого (III, 436 и сл.):

Г.N. (подходит). Вы в размышленьи? С. Об Чацком. Г.N. Как его нашли по возвращеньи? С. Он не в своем уме. Г.N. Ужли с ума сошел? С. (помолчавши). Не то, чтобы совсем... Г.N. Однако есть приметы? С. (смотрит на него пристально). Мне кажется. Г.N. Как можно! в эти леты!

В этом случае смена реплик характеризуется замедленным темпом. Софья говорит неторопливо, сначала в задумчивости, затем - взвешивая каждое слово, осторожно обдумывая возможные последствия внезапно явившегося у нее плана мести Чацкому, причем такой характер ее речи только оттеняется еще резче возрастающей настойчивостью назойливых вопросов заинтригованного г. N. Несколько ниже игра на быстром чередовании кратких реплик возобновляется в диалоге г. N. и г. D., представляющем собой вторую стадию распространения сплетни. Стих, с которого начинается этот диалог разбит на целые четыре реплики, все - вопросительной интонации и, разумеется, очень короткие, не более трех слогов каждая:

Г.N. Ты слышал? Г.D. Что? Г.N. Об Чацком? Г.D. Что такое?

Быстрота смены этих вопросов и сжатость их сразу вводит зрителя в атмосферу того, что вслед за тем происходит на сцене, где в несколько мгновений многолюдная толпа оказывается охваченной пожаром сплетни, возникшим, как из искры, из случайной обмолвки Софьи. Общее напряжение поддерживается, помимо прочего, бессмысленным и упрямым спором Фамусова и Хлестовой о количестве крепостных душ у Чацкого ( следует подряд шесть реплик в неполный стих и без перерыва четыре реплики в один стих), и, наконец, при появлении Чацкого все затихает на трех максимально кратких междометных репликах, представляющих собою в двух случаях уже упоминавшийся слог из шумного согласного, и эффектно заключающих весь этот блестяще разработанный сценический эпизод:

“Вот он! - Шш! - Шш!”

Мы видим, следовательно, что те своеобразные фигуры, в которые складываются в "Горе от ума" скопления тожественных или однородных реплик, всякий раз мотивированы драматургически, с применением все новых, разнообразных средств драматургического искусства.