Сказка с берегов Тезы

В полумраке музейных залов высвечены витрины, в которых поблескивают лаком изящные ларцы, шкатулки, коробочки. Их черные грани с легким золотым орнаментом кажутся оправами для многоцветных миниатюр, каждая из которых – маленькая драгоценность, заключающая в себе целый мир линий, красок и образов. Это произведения художников Холуя – старинного села в Ивановской области, раскинувшегося на берегах реки Тезы.

Д. Добрынин. «На отдыхе». Шкатулка. 1930–е.

Трудным был путь холуйского искусства. Подобно расположенным неподалеку Палеху и Мстере, село Холуй до революции было видным иконописным центром. Когда спрос на иконы упал, художники стали искать новые возможности применения своего мастерства. Расписывали деревянные изделия, жестяные подносы, настенные «коврики» – копии известных картин. И уж после занялись миниатюрной росписью на предметах из папье-маше.

Произошло это в 30–е годы, когда в целом определились стилистические особенности Палеха и Мстеры. «Из-под них не выбраться», – опасались многие. А ведь промыслу столь необходимо было утвердиться как самостоятельному художественному явлению! Существовали и другие трудности. Скажем, жители Холуя и прежде почти не занимались земледелием, а значит, отсутствовала у мастеров дополнительная материальная опора.

C. Мокин. «Салют Родины». Шкатулка. 1945.

Когда в 1934 году была здесь организована своя художественная артель, собственно миниатюрой занимались только четверо: Дмитрий Добрынин, Константин Костерин, Сергей Мокин, Василий Пузанов-Молёв, остальные 18 мастеров продолжали расписывать «коврики». Эти два вида работ сосуществовали до 50–х годов, так как одними миниатюрами артель не могла продержаться.

Важно и другое: период становления холуйской росписи пришелся на время, когда в декоративно-прикладном искусстве порицалась условность. Работы миниатюристов, сохранивших традиции старинных писем, сурово критиковали, выдвигая требование «близости к натуре», что противоречило самой природе темперной миниатюры, усвоившей многие законы иконописи.

В. Пузанов-Молёв. «Волга». Пластина. 1958.

Пафос больших мирных свершений, растущей мощи Страны Советов был характерен для произведений литературы и искусства тех лет. Прозвучал он и в работах холуйских мастеров, часто обращавшихся к современной теме уже в первое десятилетие артели. Созданные ими образы не всегда бывали органичны, но если мастер говорил языком, ему свойственным, как удачен был такой опыт!

В миниатюрах С. Мокина «Обработка земли» и К. Костерина «Мощь обороны» еще много от «расхожих» холуйских икон. Особенно второй присуща простодушная обстоятельность и серьезность в изображении почти игрушечных войск и танков, идущих мимо Кремля, самолетов, летящих в небе. Пафос темы наивно передан золотым сиянием на дальнем плане. Одновременно оно выполняет роль точки схода: золотые лучи как бы втягивают изображение в черный фон, приобретающий некую фантастическую глубину.

К. Костерин. «Мощь обороны». Шкатулка. 1934.

С большой непринужденностью исполнена работа Д. Добрынина «Отдых». Происходящее в ней чем-то сродни отрешенно возвышенному действу произведений древнерусских художников: позы и лица отдыхающих крестьян безмятежно спокойны, персонажи объединены каким-то молчаливым мысленным собеседованием. Они словно сосредоточенно слушают ту тихую музыку, что звучит в окружающем мире – в трогательно подробном пейзаже, выполненном легкими мазочками, в естественных и ясных цветовых сочетаниях.

В лучших своих работах мастера не просто решали намеченную тему, но создавали художественный образ. Вглядимся в миниатюру С. Мокина «Салют Родины». В центре фигура женщины, она держит в руке сердце, из которого исходит сияние. Это празднующая Победу Родина. А собравшиеся вокруг люди – представители республик, что принесли на праздник плоды своего труда. Типичную для тех лет аллегорию художник помещает в новый для нее мир сказки. Замедленная пластика жестов придает сцене праздничную патетику и одновременно, как в сновидении, лишает действие динамики. Словно сошедшие с иконы, окружают людей животные и птицы, растения застыли причудливым орнаментом. Вдали Москва, похожая на чудесный город на волшебном острове.

П. Ивакин. «Летучий корабль». Шкатулка. 1966.

В миниатюре В. Пузанова «Волга» взаимопроникновение реального и сказочного создает мир образов, обладающих особым обаянием. На первый взгляд это просто изображение торговых кораблей, что плывут по волжским волнам. Но река настолько полноводна, что не видно ее берегов, а в темной глубине стоят, пошевеливая плавниками, царь-рыбы, словно явившиеся из старинной песни: «Шла щука из Новгорода, она хвост волокла из Белаозе-ра, как на щуке чешуя серебряная, что серебряная, позолоченная, как у щуки спина жемчугом сплетена, как головка у щуки унизанная, а на месте глаз – дорогой алмаз...» Тихо в подводном царстве, а над водой гуляет беспокойный ветер, смешивая волны и облака, превращая их в завитки хитрого орнамента.

В 50–60–е годы промысел становится сложным дивидуальности. Здесь работает уже целое поколение учеников старых мастеров, воспитанников профтехшколы. Расширяется круг тем холуйской миниатюры: чаще встречаются былинные, сказочные и литературные сюжеты, появляются пейзажные работы, изображения архитектурных памятников.

В. Белов. «Андрей Рублев». Шкатулка. 1965.

Отдавая дань времени, художники порой выходили за грань условного, тяготея к реалистическому языку федоскинской миниатюры. А то старались достичь образности, одев героя в мишурно-красивый костюм и придав ему оперно-выразительную позу. Тогда исчезала непосредственность, распадалось обаяние поэзии, на смену ей приходила иллюстративность, порой миниатюра напоминала изображение театральной сцены. Но лучшие художники шли по пути поиска особого живописного строя, претворяющего реальность в полноценный художественный образ.

В. Белов тяготеет к героико-эпическим темам. Своим персонажам мастер придает внутреннюю значительность, используя такие средства, как подчеркнутая выразительность силуэта, эмоциональная насыщенность цветовых пятен, пластика жеста. Несмотря на небольшой размер, миниатюра «Андрей Рублев» исполнена монументальности. Автор «Троицы» изображен в минуту тягостного раздумья. Да, лишь после мучительных сомнений происходит духовное просветление. Перед нами образ художника и мыслителя, который преодолевает трагические противоречия окружающего мира, находя им разрешение в своем творчестве.

А. Смирнов. «Сказка о рыбаке и рыбке». Шкатулка. 1983.

Н. Бабурин отдает предпочтение сказочным и лирическим сюжетам. Его работы проникнуты радостным, светлым чувством, даже былины скорее сказочны, чем эпичны. Персонажи связаны сюжетом, у каждого свой характер. Однако художник никогда не нарушает декоративного строя миниатюры, работы созданы будто на одном дыхании. Их отличает чистый светоносный цвет, живописная виртуозность, точность и в то же время легкость линии.

Работы Б. Киселева поражают редкостной тонкостью письма. Его миниатюрные ларчики кажутся драгоценными. Умело и непринужденно вписывает художник многофигурные композиции в разнообразные, подчас весьма сложные формы изделий. Широк творческий диапазон Н. Денисова: ему принадлежат и тонкие лирические работы, и композиции публицистического звучания.

Необычны на первый взгляд миниатюры П. Ивакина. Живопись его по-особому материальна: как бы перегруженные композиции, переливчатые цвета, усиленные золотой прописью, приземистые, плотные фигуры, угловатые движения, словно скованные застывшей вокруг драгоценной красочной россыпью... В образах этого художника нет заучен-ности, привычных поз и жестов. Каждый раз они найдены заново, потому не оставляют зрителя равнодушным.

В. Ёлкин. «Как мужик двух генералов прокормил». Шкатулка. 1982.

Так же, как старые мастера, и художники среднего поколения, молодые миниатюристы ищут новые решения и одновременно используют накопленный опыт. Образный строй их миниатюр разнообразен: от эпической патетики «Бориса Годунова» П. Митяшина до сказочной фантастики «Лесного царя» Т. Милюшиной, от гротесковых работ Н. Швецова до мягкого народного юмора миниатюр Б. Харчева. Фантазия молодых необычайно свободна, подчас жизнь для них всего лишь веселая легенда, шуточная феерия. Иногда они находят такие неожиданные и убедительные детали, как это умели делать народные сказители, придававшие новый смысл давно известным сказкам. Обилие конкретных деталей создает впечатление многодельности миниатюр, которые разглядываешь без устали, находя все новые подробности.

Работам Б. Харчева «По щучьему велению» и Т. Милюшиной «Заморский гость» свойственна панорамность, взгляд на мир с высоты птичьего полета, что как нельзя лучше сочетается с клеймо-вой композицией. Они напоминают ковер Марьи-царевны, «до того чудный, какого в целом свете не видывано, на ковре все королевство вышито и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами». Из частностей выстраивается цельная картина, богатство явлений застывает дивным многоцветным узорочьем.

Раскрывая тему, молодые художники стараются связать персонажей действием, чтобы избежать излишней литературности и сохранить декоративные качества росписи. В миниатюре В. Елкина «Как мужик двух генералов прокормил» сатирическая острота образов Салтыкова-Щедрина сочетается с веселой сказочностью окружающего мира, в котором действие незаметно растворяется.

Т. Милюшина. «Заморский гость». Шкатулка. 1980.

Подчеркнуто декоративны работы А. Смирнова, чем-то близкие миниатюрам П. Ивакина. Позы персонажей статичны, лица неподвижны и лишь слегка, откуда-то изнутри, освещены чувством. В его композициях, как в калейдоскопе, бесконечно меняясь местами, теснятся формы, линии, краски. Их словно перебираешь, пересыпаешь взглядом: как взглянется, такой узор и сложится...

Развитие холуйской миниатюры, поиск ее возможностей продолжаются и сегодня. Порой говорят, что своеобразие ее зависит от цвета фона изображения или от установившегося соотношения графики и живописи, условности и реальности. Вряд ли только от этого. Лаковая темперная миниатюра родилась в лоне русской иконописи и крестьянской культуры, и творческие успехи мастера зависят во многом от созвучности его мировосприятия строю этой культуры. Одинаковой неудачей могут обернуться и привычно затверженные формы, и чисто внешняя «новизна».

Хорошо сказал в своей книге «Лад», посвященной эстетике народного быта, писатель Василий Белов: «Художественный образ – это родное дитя традиции, оплодотворенной вдохновением художника. Как бы ни был талантлив художник, но если он полагается только на одно вдохновение, игнорируя художественную традицию, он все равно будет бессилен. Но что значит и традиция без вдохновения художника? Не озаренная им, она тоже бесплодна, как бы ни было велико художественное богатство прошлого».