Структурные и функциональные аспекты концепции Срединной Европы Ф. Наумана

Структурные и функциональные аспекты концепции Срединной Европы Ф. Наумана

Н. Н. Баранов

Работа Фридриха Наумана «Срединная Европа», где содержалось обобщенное представление о возможной интеграции центральноевропейских стран в единый экономический и политический организм, увидела свет в конце 1915 г., в разгар Первой мировой войны, когда ее исход оставался далеко не предрешенным. С самого начала война поставила Германскую империю и Австро-Венгрию в условия жесткой экономической и военной взаимозависимости. Прекратилась торговля обоих государств с их прежде важнейшими партнерами, входившими в Антанту. Великобритания с первых дней войны установила морскую блокаду, фактически отрезав Германию от ее колоний. Экономическая изоляция усугублялась тем, что Германия не была готова к блокаде и не располагала большими запасами производственного сырья и продовольствия, хотя такое развитие событий можно было предсказать задолго до начала войны. Острая нехватка ресурсов обозначилась уже к концу 1914 г. В этом отношении Германская империя могла рассчитывать только на союзные государства, в первую очередь на Австро-Венгрию как поставщика сельскохозяйственных продуктов. Был дан толчок переговорам о таможенном союзе [см.: Enste, 12 ].

Одновременно как в Австро-Венгрии, так и в Германии крепло чувство солидарности, единства перед лицом противника. Война связала их теснее, чем союзный договор 1879 г. В такой обстановке со стороны широких кругов общества возник новый интерес к идее углубления союза центральных держав. Комплекс представлений о Срединной Европе стал активно проникать в умы политического руководства и в массовое сознание населения обоих государств. Во второй половине 1914 г. вышел ряд пропагандистских публикаций, авторы которых призывали к созданию Срединной Европы: работа Карла фон Винтер-штеттена «Нордкап — Багдад», серия брошюр Франца фон Листа «Между войной и миром», книга Германа Лоша «Среднеевропейский экономический блок и судьба Бельгии», труд венского экономиста Ойгена фон Филипповича «Экономический и таможенный союз между Германией и Австро-Венгрией» [см.: Enste, 35—37 ; Liszt; Losch; Philippovich; Winterstetten].

Одним из первых политиков к данной проблеме обратился председатель австрийской палаты депутатов Юлиус Вольф. В начале сентября 1914 г. была опубликована его статья, которая призывала руководство Германской империи и Дунайской монархии «создать более прочное политическое и экономическое единство, чем существовало до сих пор» [цит. по: Meyer, 138 ] 1 . Эта статья стала поводом для активной дискуссии в Австро-Венгрии, и в последующие несколько месяцев австрийские немцы выдвинули ряд различных предложений, связанных с дальнейшим сближением Центральных держав.

В Германии одним из первых шагов в этом направлении стал меморандум Вальтера Ратенау рейхсканцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу, где он заявлял, что «Германия может компенсировать потерю своей международной торговли за счет объединенного среднеевропейского рынка, который возникнет в результате слияния германо-австро-венгерского и германо-французского таможенного союза» [Ibid, 139 ].

Тогда же в «Сентябрьской программе» Бетман-Гольвега, где впервые официально были сформулированы военные цели Германии, появляется требование «создания среднеевропейского экономического объединения путем подписания совместных таможенных соглашений включая Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Это объединение, пусть и без общего конституционного руководства, при внешнем равноправии его членов, но фактически под немецким руководством должно стабилизировать экономическое преобладание Германии над Срединной Европой», хотя, согласно этому документу, интересы Германии на континенте имели второстепенное значение и должны были лишь укрепить ее статус великой державы [см.: Fischer, 93 ].

В результате уже в 1914 г. среднеевропейское единство стало выглядеть более вероятным. При этом речь шла главным образом об экономическом объединении. В его пользу приводились те же самые аргументы, что и до начала войны. Предполагалось, что военная, политическая и экономическая мощь обеих центральных держав (или всех стран Срединной Европы) только возрастет благодаря слиянию. Кроме того, считалось, что после войны неизбежно продолжится борьба с державами Антанты и придется выдерживать экономическую конкуренцию с другими большими экономическими зонами, для чего необходимо создать аналогичную зону в Срединной Европе. Наконец, многие верили, что объединение укрепит престиж центральных держав в международных отношениях и даже сможет сделать экономическое соревнование беспроигрышным для Германии.

В обстановке мировой войны данные аргументы звучали гораздо убедительнее, т. к. центральные державы были отрезаны от своих источников сырья, их внешняя торговля была прервана, большая часть иностранных инвестиций утеряна, а валюты оказались под сильнейшим давлением.

В экономических и академических кругах активно обсуждались и возможные формы будущего объединения: от полного таможенного союза до системы преференций. Именно в такой обстановке появилась книга Ф. Наумана. Она содержала одновременно анализ ситуации, сложившейся на континенте, и выражение надежд и устремлений, возникших как за месяцы войны, так и в предшествующий период. Однако автор ставил целью не только подвести итоги, но и задать новое направление: его Срединная Европа выходила за рамки исключительно экономического пространства. Он искал историческое и философское обоснование для нового союза государств и в этом был близок к идеям среднеевропейского единства, бытовавшим до 1871 г.

Под Срединной Европой Науман подразумевал «объединение государств, которые не принадлежат ни к англо-французском союзу на западе, ни к Российской империи» [Naumann, 490 ]. В его работах это объединение называется по-разному: «союз государств» ( Staatenbund ), «верховное государство» ( Oberstaat ), «объединение государств» ( Staatenverband ), причем ни причина употребления различных понятий, ни их содержание не разъясняются. Возможно, это было связано с тем, что сам Науман, как он неоднократно говорит в «Срединной Европе», не имел законченного представления о характере будущего объединения и сознательно избегал привязки своей концепции к какой-то определенной модели. В любом случае, краеугольным камнем этого объединения должен был стать союз Германии и Австро-Венгрии, к которому впоследствии смогли бы присоединиться другие государства: «Базовые формы новых соглашений и учреждений должны сложиться между Германской империей, Австрией и Венгрией. Если эксперимент не удастся здесь, то озадачивать другие государства вообще не придется. Если же он удастся, то будет ясно, что мы можем предложить другим участникам, и можно будет разговаривать с ними точными цифрами и исчисляемыми величинами» [Ibid., 681 ].

Первая мировая война для Наумана стала решающим фактором для создания Срединной Европы. Отрезав Германскую империю от ее колоний, война оставила ей свободу действий на континенте: «Сейчас у нас больше единства, чем когда-либо в старой Германской империи! Сегодня все прежние большие и малые государства на этой территории стали единым борющимся живым организмом, и победу или поражение на всем пространстве от Гельголанда до Орсовы они переживают вместе» [Ibid., 492 ]. Эти особые отношения нужно сохранить и после войны, поскольку, каким бы ни был ее исход для Германии, в будущем ей по-прежнему будет нужен сильный союзник, с которым ее связывал бы не только оборонительный договор. «Взаимная защита заключается в многообразии государственного, экономического и личностного совместного существования, в добровольном и организованном переходе одной общности в другую, в общности идей, истории, культуры, труда, правовых понятий, в бесчисленном множестве малых и больших вещей» [Ibid., 519 ]. Науман не сомневался, что в не столь отдаленном будущем последуют новые военные действия, а вести их самостоятельно не сможет уже ни одна держава.

Кроме того, исходя из опыта войны, которая к 1915 г. уже стала позиционной, он полагал, что после ее окончания сохранятся линии окопов в качестве «основной формы обороны» на случай будущих конфликтов. «На нашем континенте предположительно возникнут две основные линии окопов с некоторыми ответвлениями. Возникнут три области: восток, центр и запад» [Naumann, 469 ], — писал он, имея в виду под центром центральные державы (Центральную Европу) и их возможных союзников. «В случае с каждой внешней границей встанет вопрос, надо ли обносить ее стеной или нет. Отсюда возникнет необходимость государственных союзов. Государственный союз — это валовое или окопное сообщество… Вал будет означать отмежевание, его отсутствие — постоянный союз, которого мы желаем» [Ibid.]. Таким образом, способ ведения войны, по мнению Наумана, становился предпосылкой для разделения континента — взгляд, который ряд исследователей называет «мышлением Мажино до Мажино» [см.: Meyer, 198 ; Le Rider, 124 ].

Кроме соображений военной безопасности, важным аргументом в пользу создания Срединной Европы для него являлись сам факт совместного сражения с врагом и огромные жертвы, которые были вынуждены приносить все национальности центральных держав, защищая друг друга. С его точки зрения, только прочное объединение этих национальностей «в будущем сможет оправдать в глазах среднеевропейских народов то, что мы проливали кровь друг за друга. Какое дело нам, имперским немцам, было до Сараево? Что мы потеряли на Карпатских перевалах? Почему венгры или южные славяне должны беспокоиться о Зеебрюгге?… Вся военная история с ее страданиями и подвигами окажется бесцельной и бессмысленной, если война закончится непониманием союзников» [Naumann, 494 ].

К политическим предпосылкам Науман относил прежде всего укрупнение единиц международных отношений. В самом начале работы «Срединная Европа» он сформулировал следующий постулат: «Дух большого предприятия и наднациональных организаций охватил политику… В настоящем и в будущем малые и даже средние государства не смогут заниматься большой политикой» [Ibid., 492—493 ]. Вместо этого участниками международных отношений станут «группы государств во главе с великими державами» [Ibid, 474 ]. Из этого следует, что для сохранения статуса великой державы и просто самостоятельности Германия нуждается в союзниках, должна стать частью более крупного образования — Срединной Европы. «Осталось лишь несколько центров человеческой цивилизации, которые действительно располагают властью: Лондон, Нью-Йорк и Москва (Санкт-Петербург)… В лучшем случае, насколько сегодня можно предвидеть, Срединная Европа может стать четвертым мировым государством» [Ibid., 666 ]. Если она не будет создана, для Германии это будет означать постепенную потерю влияния и необходимость присоединения на правах младшего союзника к одной из двух европейских держав — Великобритании или России, с которыми она так долго конкурировала. Поэтому, по мнению Наумана как немца, создание Срединной Европы — «это смысл нашей истории, хотим мы того или нет» [Ibid., 677 ].

Экономические предпосылки у Наумана связаны, с одной стороны, с войной, а с другой стороны — с особенностями экономического развития Германской империи. «Экономическая тюрьма», т. е. блокада центральных держав, вынудила их обеспечивать себя только за счет собственных ресурсов, что в будущем должно было позволить им стать более самостоятельными в мировой экономике. Обязательным условием этого являлась фиксация сложившегося тесного экономического сотрудничества, перевод его на постоянную основу.

Способствовать выделению срединноевропейской экономической зоны должны были особенности экономической модели, возникшей в Германии. По мнению Наумана, они заключались в высокой степени организованности и массовости экономической деятельности, которая осуществлялась в рамках ассоциаций, союзов (в т. ч. профсоюзов), синдикатов и других объединений. Этим, по мнению Наумана, капитализм в Германии отличался от капиталистических систем западноевропейских держав. «…Мы научились лучше, чем они, вести работу по общему плану и в едином ритме, — писал Науман. — Это врастание отдельного “я” в общее “я” и является нашим умением, благодаря которому мы ведем более активное строительство, обеспечиваем больший ассортимент изделий, более высокое качество товаров для продажи на мировых рынках» [Naumann, 601—602 ]. Война способствовала дальнейшему развитию этих характерных черт хозяйства Германии, но и в дальнейшем они должны были сохраниться. По окончании военных действий должна была возникнуть потребность в «более эффективной организации и в регулируемом народном хозяйстве» [Ibid., 609 ].

Уникальность экономического развития Германии должна была получить распространение и за ее границами: «Немецкое экономическое верование должно в будущем постепенно распространяться на Срединную Европу. Таким образом, военный оборонительный союз станет внутриполитическим сообществом» [Ibid.]. Война, по мнению Наумана, продемонстрировала, «насколько прогрессивной и эффективной оказалась организаторская сила немцев в самых тяжелых условиях» [Schnorr, 186 ].

Что касается исторических предпосылок, то Науман скорее призывал найти их, чем утверждал, что они бесспорно существуют. Признавая, что Пруссия, под чьим началом была создана Германская империя, и Австрия длительное время враждовали, он все же предлагает переосмыслить историю в соответствии с поставленной задачей, предпринять новую оценку известных исторических фактов. Еще более необходимо было создать чувство общности между Германской и Австрийской империями как одной из сторон и ненемецкими народами — с другой стороны. Естественно, что источником вдохновения в данном случае должна была стать Священная Римская империя германской нации: «Немцы жили в самом сердце Срединной Европы, но они притянули к себе все соседние народы: возникла Священная Римская империя германской нации. Этот старый рейх вновь встрепенулся и заворочался под землей во время мировой войны, как будто решил вернуться назад, пробудившись от долгого сна» [Naumann, 533 ]. «...Поскольку я поставил себе особую задачу — сделать понятной идею Срединной Европы не только австрийским немцам, но и самым разным народам, населяющим Австро-Венгрию, писал Науман в 1916 г., и поскольку я должен стремиться сформировать у имперских немцев более мягкое и дружелюбное отношение к мадьярам и западным славянам, то мне кажется, что моя историческая конструкция должна уходить корнями в Средневековье» [цит. по: Enste, 21 ]. Кроме этого, идею Срединной Европы можно было подкрепить политическими традициями Бисмарка: континентальные приоритеты во внешней политике Германии и заключение в 1879 г. союза с Австро-Венгрией.

Подводя итоги, можно сказать, что среди предпосылок создания Срединной Европы первостепенное значение для Наумана имела Первая мировая война: именно она поставила Германию и Австро-Венгрию в качественно новые условия и заставила их теснее сотрудничать друг с другом. С его точки зрения, было бы нецелесообразным прекратить это сотрудничество после завершения военных действий. Кроме того, оно могло и должно было послужить фундаментом для создания более крупного государственного объединения, которое являлось необходимым в условиях возникновения хозяйственно-политических блоков по всему миру. Поскольку в 1915 г. стало очевидно, что Германия может потерять имевшиеся у нее ранее колонии, ей было нужно каким-то образом компенсировать эту утрату, и создание государственного объединения в Срединной Европе могло стать такой компенсацией. Следовательно, Германия была больше заинтересована в создании такого объединения, чем Австро-Венгрия, которая не владела колониями и во внешней политике ограничивалась действиями на европейском континенте, к тому же Германия должна была стремиться к доминированию в этом объединении. Возможность дальнейшего развития германской экономической модели, а также историческая общность народов Срединной Европы, напротив, оставались второстепенными факторами.

Хотя Фридрих Науман отдельно не формулирует цели Срединной Европы как союза государств, из анализа предпосылок его создания можно сделать вывод, что основной целью являлось создание противовеса крупным политическим и экономическим центрам — Российской и Британской империям, Соединенным Штатам Америки. В создании такого противовеса была в первую очередь заинтересована именно Германия, т. к. она обладала заметно большим потенциалом, чем малые государства Европы, но явно недостаточным для равноправных отношений с тремя другими ведущими государствами.

О структуре и устройстве Срединной Европы на основании работ Наумана можно сделать лишь несколько более или менее обоснованных предположений. Он осознано отказывался от детальной разработки устройства Срединной Европы, полагая, что подробная программа только заранее связывает руки и может отвлечь внимание от главного, в то время как «политика — труд из жизни для жизни» [Naumann, 520 ]. Свою задачу он видел не в разработке политического устройства Срединной Европы, а в том, чтобы убедить в его необходимости широкие круги общественности Германии, Австро-Венгрии и, по возможности, других государств, которые могли войти в новый союз.

Прежде всего следует констатировать, что Науман никогда не рассматривал Срединную Европу как законченное наднациональное государство. У него прямо говорится: «Ни одно государство, которое войдет в состав нового верховного государства, не захочет пожертвовать своим суверенитетом, доставшимся ценой многих усилий и кровавой борьбы»; «…Государственный суверенитет должен остаться неприкосновенным… Двигателями развития являются и останутся нынешние суверенные государства, которые будут заключать договоры» [Naumann, 734—735 ].

Предполагалось, что в ведение наднациональных органов власти будут переданы две области государственного управления — экономика и армия, поэтому саму Срединную Европу Наумана можно определить как совокупность двух сфер: военного и экономического союзов, с одной стороны, и компетенций национальных государств — с другой.

Экономический союз подразумевал создание «экономического правительства, которое напрямую отвечает за часть экономических законов, а по другой части консультирует национальные правительства. К прямым обязанностям экономического союза относятся таможенные вопросы, монопольное законодательство, организация экспорта, патентное право, защита товарных знаков, контроль над качеством материалов и др. К сфере его непрямой деятельности относятся торговое право, транспортная политика, социальная политика и многое другое» [Ibid., 752 ]. В меморандуме «Что будет с Бельгией?», направленном в рейхсканцелярию в ноябре 1914 г., Науман в качестве желательного элемента Среднеевропейского экономического союза называл также введение общей денежной единицы [Ibid., 449 ].

Члены такого экономического правительства должны были назначаться, а не избираться населением стран-участниц. Однако Науман считал: чтобы достичь определенной степени демократичности, необходимо обязать среднеевропейские экономические комиссии «в протокольном порядке заслушивать мнение представительств всех стран-участниц и отраслей промышленности» по отдельным вопросам, а также обеспечить народным представительствам стран-участниц возможность проверять разработку бюджета в тех органах, которым будет поручено комплектовать состав комиссий [см.: Ibid., 754 ].

Данные комиссии, входящие в состав экономического правительства, Науман предлагал разместить там, где лучше всего развит соответствующий вид деятельности. Так, в качестве центра морской торговли он предлагал Гамбург, в качестве биржевого центра — Берлин, в качестве центра правовой деятельности — Вену, в качестве центра договорной деятельности, не связанной с какой-то конкретной областью, — Прагу [см.: Ibid., 744 ]. В этом проявился интернациональный элемент его концепции.

Обязательным элементом экономического объединения он считал создание таможенного союза, который должен был стать первым шагом на пути к более высокой степени экономической интеграции.

Поскольку Германская империя и Австро-Венгрия находились на разных ступенях индустриализации и экономического развития, Науман считал обязательным на внутренней границе таможенного союза ввести временные таможенные пошлины в отдельных отраслях, чтобы защитить от конкуренции производителей (главным образом — в Австро-Венгрии) [см.: Ibid., 727—729 ]. В качестве другого средства страховки он предлагал сделать любые договоры об интеграции срочными и расторжимыми, т. к. это обеспечит «своеобразный предохранительный клапан на случай разногласий и является средством для внесения необходимых изменений» [Ibid., 724 ].

В работе «Срединная Европа» многократно подчеркивается, что таможенный союз как таковой не должен становиться конечной целью экономического объединения, т. к. без создания экономической зоны с унифицированными экономическо-правовыми нормами, единой транспортной системой и т. п. он будет невыгоден ни Германии, ни Австро-Венгрии. Германия не получит от простого таможенного союза большого количества преимуществ (Дунайская монархия никогда не была ведущим торговым партнером империи: в 1910 г. доля немецкого экспорта, приходившаяся на нее, составляла всего 11 %) и одновременно будет вынуждена отказаться от договоров о режиме наибольшего благоприятствования с другими мировыми державами [cм.: Nussbaum, 41 ]. Австро-Венгрия, в свою очередь, пострадает от промышленной конкуренции Германии. Поэтому конечной целью интеграции Науман видел создание «единой общности, которая будет действовать как целостная единица по отношению ко всему миру в вопросах покупок и продаж, а также любых других (экономических. — Н . Б .) договоров» [Naumann, 700 ].

Из создания такой общности, с точки зрения Наумана, неизбежно вытекало создание военного союза: «Как только принимается решение создать такую область, появляется необходимость сделать ее оборонительным сообществом» [Ibid., 760 ].

В работе «Срединная Европа» о характере военного союза сказано мало. Утверждается лишь, что необходимо принять среднеевропейский военный устав, в котором будут разграничены права отдельных государств и их общие обязанности в рамках Среднеевропейского союза в области сухопутных войск и военного флота. Упоминается также возможность создания единого ведомства иностранных дел в отдаленном будущем [см.: Ibid., 760—764 ].

Более подробно говорится о форме военного союза в статье «Мысли о будущем Срединной Европы». Оборонительный союз определялся там как «одинаковость армейских учреждений, военного устава, рекрутирования, обучения и вооружений» [Ibid, 445—446 ]. Для его создания предлагалась альтернатива: либо постепенная унификация военных законов и учреждений, которая будет проводиться силами национальных государств в той мере, в какой они сочтут возможным, либо учреждение совместного военного управления, аналогичного тому, которое существовало между Венгрией и Австрией и которое будет состоять из делегаций государств-участников, а также являться неким военным государством, стоящим над национальными. Однако в последнем случае Науман предвидел серьезную проблему: кто будет возглавлять это государство и кто будет вести внешнюю политику? [см.: Ibid.]

Таким образом, можно сделать вывод, что Науман считал создание военного союза в рамках Срединной Европы обязательным, но, понимая всю сложность такой реформы, не предлагал немедленного ее проведения по четко составленному плану. Как и в случае с другими сторонами своего проекта, он ограничивался лишь заданием общего направления.

Фридрих Науман четко указывал те сферы деятельности, которые должны оставаться в ведении исключительно национальных государств. Это прежде всего вопросы языка и вероисповедания, школьное образование, внутреннее управление, уставы коммун, государственные конституции, законы и положения, регулирующие отношения монарха и народного представительства в любом из государств-участников [см.: Naumann, 736—740 ].

Вопросы вероисповедания и национальностей Науман считал возможным источником конфликтов в рамках Срединной Европы, поскольку многие государства, которые должны были туда войти, и прежде всего сами Германская и Австро-Венгерская империи, отличались религиозной и этнической пестротой. На территориях этих двух государств сосуществовали представители всех крупных христианских конфессий, мусульмане и иудеи. Что касается национальностей, то, кроме немцев и венгров, там проживали евреи, французы, датчане, поляки, румыны, чехи, русины, сербы и хорваты. Учитывая особенности сосуществования религиозных и национальных общин в каждом государстве, которое могло стать членом Срединной Европы, Науман считал жизненно необходимым сохранить за ним его прежние полномочия в этой сфере и не выносить ее на наднациональный уровень.

В деле школьного образования Науман предлагал ограничиться регулярным проведением совещательных конгрессов по вопросам образования в Срединной Европе, но их решения не имели бы обязательной силы на территории всего объединения. С его точки зрения, школы должны были входить в сферу полномочий местного самоуправления, чтобы быть как можно более гибкими и приближенными к потребностям общественной жизни [см.: Ibid., 738—739 ].

Все, что касалось внутренних дел, Науман также считал нужным оставить в компетенции национальных государств. Он обосновывал это разными уровнями политического развития стран-участниц Срединной Европы (в том числе разницей в степени демократичности) и полагал, что они должны развиваться самостоятельно, без вмешательства наднациональных органов. Из этого также вытекает его утверждение о том, что нельзя сверху вводить во всех странах Срединной Европы расширенное избирательное право: каждое государство должно было принимать его самостоятельно, в соответствии со своим ритмом демократизации [см.: Ibid.].

Таким образом, Фридрих Науман предлагал в рамках Срединной Европы интеграцию в военной и экономической областях, оставляя большой ряд полномочий за национальными государствами. При этом интеграция предусматривала создание наднациональных органов власти в вышеуказанных областях. Науман резюмировал свое видение Срединной Европы следующим образом: в ходе объединения будет происходить «постепенное отделение национального государства от военного и экономического государства… необходимо так четко выделить военный и экономический союз из общей массы сфер государственной деятельности, чтобы к ним как таковым можно было присоединяться» [Ibid., 752 ].

Итак, концепция Ф. Наумана представляет собой результат прихотливого переплетения по крайней мере трех взаимообусловленных факторов: 1) условий эпохи «кризиса модерна»; 2) личностных установок автора — открытого социал-дарвиниста, признающего неизбежность конфликтов между мировыми центрами сил; и 3) ситуации Первой мировой войны. Привлекательность концепции обусловлена прежде всего тем, что она представляет собой плод длительных размышлений и не содержит готовых рецептов. Науман был далек от навязывания собственных взглядов и допускал возможность альтернативных путей объединения Европы.

Примечания

1 Здесь и далее перевод автора статьи.

Список литературы

Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des kaiserlichen Deutschland 1914—18. Düsseldorf, 2000.

Enste M. Mitteleuropabild Friedrich Naumanns und seine Vorgeschichte. Marburg, 1941.

Le Rider J. Mitteleuropa — auf den Spuren eines Begriffs. Wien, 1994.

Meyer H. C. Mitteleuropa in German Thought and Action (1815—1945). The Hague, 1995.

Liszt Fr. von. Ein mitteleuropäischer Staatenverband als nächstes Ziel der deutschen auswärtigen Politik: zwischen Krieg und Frieden. Lepzig, 1914.

Losch H. J. Der mitteleuropäische Wirtschaftsblock und das Schicksal Belgiens. Lepzig, 1914.

Naumann F. Werke : in 6 Bd. Köln ; Opladen, 1964. Bd. 4 : Die Politik des Schützengrabens ; Mitteleuropa ; Mitteleuropäische Zukunftsgedanken ; Nationalitäten Mitteleuropas ; Was wird aus Belgien? ; Zwischen National und International.

Nussbaum H. Außenhandelsverflechtung europäischer Länder und imperialistische deutsche Mitteleuropapläne 1899 bis 1914 // Jahrbuch für Geschichte. 1977. N 15.

Philippovich E. von. Ein Wirtschafts- und Zollverband zwischen Deutschland und Osterreich-Ungarn. Leipzig, 1915.

Schnorr S. G. Liberalismus zwischen 19. und 20. Jahrhundert. Reformulierung liberaler politischer Theorie in Deutschland und England am Beispiel von Friedrich Naumann und Leonard T. Hobhouse. Baden-Baden, 1990.

Winterstetten K. von. Nordkap — Bagdad : das politische Programm des Krieges. Frankfurt a/M., 1914.