Дивергенция языков и проблема корреляции между языком и расой

П.И. Пучков

Число языков, на которых говорит современное человечество, очень велико. В трудах, посвященных языковому составу населения мира, по этому вопросу наблюдается значительный разнобой. Так, в 13-м издании фундамен-тального компендиума, призванного дать некоторые сведения о всех языках мира (Ethnologue: Languagesoftheworld. Dallas, 1996) их общее число определяется в 6,7 тыс., а в книге М. Рулена, посвященной классификации языков мира (M. Ruhlen. Aguidetoworld’slanguages. Vol. 1. 2^nded. Stanford, 1991), указывается, что число распространенных в современном мире языков несколько превышает 4,7 тыс.

Отсутствие единства в определении числа языков обусловлено тем, что в лингвистике до сих пор не выработан единый критерий проведения границы между языком и диалектом. Ее часто проводят исходя из наличия или отсутствия взаимопонимания между говорящими. Если люди, использующие в своей речи относительно близкие разговорные формы, могут более или менее сносно понимать друг друга, то эти формы представляют собой диалекты внутри одного языка. Если же они понимают друг друга плохо или совсем не понимают, то это - разные языки. Однако следует отметить, что критерий взаимопонимания при разграничении языка и диалекта применяется далеко не всегда. Так, многие лингвисты считают разговорные формы, используемые на большей части территории Италии, разными территориальными диалектами внутри одного итальянского языка (пьемонтский, лигурийский, ломбардский, венецианский, эмилиано-романьольский, тосканский, неаполитано-калабрийский, сицилийский и другие диалекты). Основанием для такого подхода служит наличие единого (созданного на основе тосканского диалекта) литературного языка, который употребляется на всей территории распространения перечисленных разговорных форм. В противоположность таким лингвистам, отступившим в данном случае от критерия взаимопонимания при проведении границы между языком и диалектом, ученые, подготовившие “Этнолог”, придерживаются этого критерия гораздо последовательнее и выделяют наряду с итальянским языком в качестве отдельных языков также пьемонтский, лигурийский, ломбардский, венецианский и т.д.

Наоборот, некоторые разговорные формы при наличии между ними взаимопонимания большинство лингвистов считают не диалектами, а отдель-ными языками (например, шведский, датский и норвежский; чешский и словацкий; русский, белорусский и украинский), обращая в данном случае внимание на то, что каждый из них имеет свою самостоятельную литературную форму (а норвежский - даже две).

Таким образом, в зависимости от принятых критериев в мире выделяют приблизительно 5 - 7 тыс. языков.

Языки эти очень различны по числу говорящих. Например, на югском языке в азиатской части России и на языках ёба и бина в Папуа - Новой Гвинее несколько лет назад говорило по два человека преклонного возраста, а сейчас, возможно, эти языки и совсем вымерли. С другой стороны, 220 языков мира насчитывали в 1998 г. более 1 млн. носителей каждый, а на 12 самых распространенных языках говорили более, чем по 100 млн. человек (включая двуязычных). Это один из китайских языков - гуаньхуа (1052 млн.), английский (508 млн.), хинди (487 млн.), испанский (417 млн.), русский (277 млн.), арабский (246 млн.), бенгальский (211 млн.), португальский (191 млн.), малайско-индонезийский (177 млн.), немецкий (128 млн.), французский (128 млн.), японский (126 млн.).

Как же возникло на земном шаре такое множество языков? Имеют ли они общие корни, появившись в результате цепи дивергенций какого-то одного языка (концепция моногенеза), или же было несколько независимых очагов возникновения языков (концепция полигенеза)? Среди лингвистов имеются сторонники как первой, так и второй точек зрения, однако тенденция такова, что приверженцев моногенетической концепции становится со временем все больше.

Такая тенденция связана главным образом с тем, что в последние десятилетия больших успехов достигли лингвистические исследования по так называемой глубокой компаративистике, когда делаются попытки установить путем сравнения генетические связи между языками, которые прежде считались совершенно не родственными.

Еще недавно подавляющее большинство лингвистов считали, что родственные связи между языками можно выявить лишь в тех случаях, когда языковое единство распалось не более 5 - 10 тыс. лет назад (например, между языками внутри таких семей, как индоевропейская, уральская, семитская), и что родство между языками, дивергенция которых произошла раньше, никогда не сможет быть установлено. Лингвистам же, пытавшимся выявить глубинные связи между языками разных семей, приклеивали ярлык “креационистов”, якобы исходящих из содержащегося в Библии положения о едином происхождении всех языков.

Особенно последовательно придерживались точки зрения о невозможности установления отдаленного родства между языками лингвисты-индоевропеисты. Они объясняли свою позицию тем, что в то время как дивергенция индоевропейских языков произошла 6 - 8 тыс. лет назад, отделение индоевропейских языков даже от языков наиболее близкой к ним языковой семьи (если оно вообще когда-либо имело место) произошло в гораздо более отдаленное время (некоторые лингвисты при этом предполагали, что это событие могло произойти 1 - 2 млн. лет назад). За такое время, утверждали они, происшедшие изменения в фонетике, грамматике и лексике были настолько большими, что уничтожили все следы генетической близости.

Однако накопившийся к началу 20 в. материал по сравнительному языкознанию позволил некоторым наиболее дальновидным и смелым лингвистам прийти к выводу о возможности устанавливать и более отдаленное генетическое родство. Среди этих ученых следует отметить англичанина Генри Суита, итальянца Альфредо Тромбетти и особенно датчанина Хольгера Педерсена, который в 1903 г. выдвинул гипотезу о наличии отдаленного родства между обширной группой языков, распространенных в Европе, Северной и Западной Азии и Северной Африке: языками индоевропейскими, семито-хамитскими и так называемыми урало-алтайскими (в те годы существовало мнение об относительно близкой родственной связи между уральскими и алтайскими языками, которое впоследствии было отвергнуто). Х. Педерсен назвал эту большую группу языков ностратическими (от латинского “noster” - наш).

Ностратическая гипотеза далеко не сразу завоевала значительное число сторонников, что было связано с тем, что тон в лингвистической науке в те годы задавали индоевропеисты, а отчасти и с тем, что доказательства Х. Педерсена не представляли собой стройную, основательно аргументированную систему.

Научная обоснованность ностратической концепции была блестяще аргументирована лишь много десятилетий спустя выдающимся русским лингвистом Владиславом Марковичем Иллич-Свитычем, безвременно погибшем в возрасте 32 лет. В.М. Иллич-Свитыч, более того, значительно расширил рамки ностратической макросемьи, включив в ее состав картвельскую и дравидийскую семьи и присоединив к алтайской семье корейский язык. В настоящее время ностратическая макросемья рассматривается некоторыми исследователями в еще более широком составе, к ней относят также юкагирский язык, который считают близким уральским языкам, японский язык, причисляемый к алтайским языкам, и даже эскимосско-алеутские языки.

Вместе с тем ряд русских лингвистов (Александр Юрьевич Милитарев, Сергей Анатольевич Старостин и др.) высказали определенные сомнения в правильности отнесения семито-хамитских языков (которые сейчас обычно назы-вают афразийскими) к ностратической макросемье, не отрицая, впрочем, генетических связей афразийских языков с индоевропейскими на более древнем уровне.

Таким образом, в ностратическую макросемью, по мнению ряда авторитетных лингвистов, входят следующие семьи: индоевропейская, картвельская, дравидийская, уральско-юкагирская, алтайская (включая корейский и японский языки) и, возможно, эскимосско-алеутская.

Предложенный в середине 20 в. Моррисом Сводешем метод глоттохронологии позволяет предположить, что распад ностратического языкового единства произошел не раньше, чем за 15 тыс. лет до Р.Х. С учетом того, что данные глоттохронологии для очень удаленных от нас периодов времени дают несколько завышенные результаты, время распада ностратического языка, вероятно, правильнее отнести к несколько более позднему времени - 12 - 11 тыс. лет до Р.Х. Что касается локализации ностратической этноязыковой общности, то ее возникновение, как, впрочем, и распад, по-видимому, произошли где-то в Юго-Западной Азии.

Можно определить и примерное время дивергенции праязыков разных семей, на которые раскололся ностратический праязык: алтайский праязык распался на рубеже 6 и 5 тысячелетий до Р.Х. (впрочем, о наличии в прошлом единого алтайского праязыка высказываются некоторые сомнения), уральский - в 5 - 3 тысячелетиях до Р.Х., индоевропейский - в 4 - 3 тысячелетиях до Р.Х. или несколько ранее, дравидийский - в 4 тысячелетии до Р.Х., картвельский - в 3 тысячелетии до Р.Х., эскимосско-алеутский - во 2 тысячелетии до Р.Х.

Прародину индоевропейцев различные ученые помещают в разные места, однако наиболее хорошо аргументирована точка зрения Вячеслава Всеволодовича Ивaнова и Тамаза Валериевича Гамкрелидзе, считающих, что ареал распространения индоевропейского праязыка находился где-то в Юго-Западной Азии между Верхней Месопотамией и Закавказьем. Древняя картвельская этноязыковая общность была расселена поблизости от современного места обитания картвелов (грузин, мегрелов, лазов и сванов) - на границе Закавказья и Юго-Западной Азии. Прародиной дравидов являлась современная территория Ирана, “уральцы” до своего распада занимали территорию между Уральскими горами и рекой Обь, “алтайцы” жили где-то в Средней Азии и примыкающих районах Ирана.

Следует отметить, что после Великих географических открытий и интенсивной миграции в Америку, Австралию и Новую Зеландию жителей разных стран Европы, говоривших в основном на индоевропейских языках, рамки ностратической семьи сильно раздвинулись за пределы ее прежнего ареала - северной части Евразии, и по приблизительным подсчетам на языках, принадлежащих к этой макросемье, сейчас говорит 56 % населения мира, в том числе на языках индоевропейской семьи - 45 %, алтайской - 6 %, дравидийской - 4 %, уральско-юкагирской - 0,5 %, картвельской - 0,1 %. На языках эскимосско-алеутской семьи говорит очень небольшое число людей - около 100 тыс., то есть 0,002 % населения мира.

Ностратическая макросемья, существование которой было установлено усилиями Х. Педерсена, В.В. Иллич-Свитыча и некоторых других лингвистов, во многом совпадает с гипотетической евразийской макросемьей языков, “сконструированной” в 1987 г. крупнейшим американским лингвистом-компа-ративистом Джозефом Харолдом Гринбергом. С точки зрения автора, эта макросемья состоит из следующих семей: индо-хеттской (=индоевропейской), уральско-юкагирской, алтайской (в которую Дж. Х. Гринберг не включает корейский и японский языки), корейско-японской (к ней отнесен и айнский язык, который обычно считают изолированным) и чукотско-эскимосской (объедине-ние, включающее чукотско-камчатские, эскимосско-алеутские и нивхский языки).

Как видно, гипотетические ностратическая (в варианте без афразийских языков) и евразийская макросемьи во многом совпадают, отличаясь друг от друга следующим: 1) в ностратическую макросемью включены картвельская и дравидийская семьи, которых нет в евразийской макросемье; 2) в ностратической макросемье отсутствуют чукотско-камчатские, нивхский и айнский языки, которые есть в евразийской макросемье.

Как отмечалось, Х. Педерсен и В.М. Иллич-Свитыч относили к ностратическим языкам также языки семито-хамитские (ныне чаще именуемые, вслед за Дж.Х. Гринбергом, афразийскими). Однако в последние годы, как уже указывалось, ряд видных лингвистов-компаративистов, признавая отдаленное родство афразийских языков с ностратическими, все же выделяют их в самостоятельную макросемью примерно того же иерархического ранга, что и макросемья ностратическая. Выделение афразийских языков в отдельную макросемью, в частности, подтверждается тем фактом, что распад некоторых ее подразделений произошел даже раньше, чем распад ряда семей, на которые разделилось ностратическое единство. Так, из четырех ныне сохранившихся семей афразийских языков - семитской, кушитской (иногда из ее состава выделяют в качестве самостоятельной омотскую семью), чадской, берберской - три распались очень давно, раньше, чем некоторые ностратические семьи. Согласно данным глоттохронологии, дивергенция чадского языка началась в 6 тысячелетии до Р.Х., кушитского - в то же время или даже несколько раньше, семитского - не позднее рубежа 5 и 4 тысячелетий до Р.Х. Только распад берберского языка произошел относительно поздно - в конце 2 тысячелетия до Р.Х. (а до этого, в 3 тысячелетии до Р.Х. распалось берберо-гуанчское языковое единство). Дивергенция же самого афразийского праязыка произошла лишь немногим позже ностратического праязыка - в 11 - 10 тысячелетиях до Р.Х. (правда, некоторые лингвисты относят ее к несколько более позднему времени - 9 - 8 тысячелетиям до Р.Х.).

Что касается прародины афразийцев, то ее часто связывают с Палестиной, и даже более конкретно, с существовавшей некогда на ее территории натуфийской культурой. Распад же афразийского единства произошел, вероятно, восточнее, в районе Двуречья. Там же, по-видимому, произошла дивергенция семитского праязыка, кушитский и, возможно, омотский праязыки распались в регионе современного обитания этих этноязыковых общностей - на “Африканском роге”, чадский - в районе озера Чад, берберо-гуанчский праязык - на нагорье Ахаггар в Сахаре.

На языках афразийской макросемьи сейчас говорит более 5 % населения мира, в том числе на языках семитской семьи - 4 %, чадской - 0,6 %, кушитской - 0,6 %, берберской - 0,2 %.

Еще одной макросемьей, отдаленно родственной ностратической макросемье (а следовательно, и афразийской) является сино-кавказская (иначе дене-кавказская) макросемья. Открытие ее в первой половине 1980-х годов С.А. Старостиным по своему значению для лингвистики может быть сопоставлено лишь с выдвижением Х. Педерсеном в 20 в. ностратической концепции. Сравнив северокавказские, сино-тибетские и енисейские языки, С.А. Старостин пришел к выводу об их отдаленном родстве, что стало настоящей сенсацией в компаративистике. Вскоре другие лингвисты-компаративисты предположительно отнесли к сино-кавказской макросемье также занимающий изолированное положение в лингвистической классификации баскский язык и распространенные в Северной Америке индейские языки на-дене.

Эту “расширенную” макросемью было предложено именовать дене-кавказской, хотя термин “сино-кавказская”, на наш взгляд, предпочтительнее, так как подавляющее большинство языков этого объединения относятся к сино-тибетской семье. Позже была сделана попытка включить в состав сино-кавказской макросемьи также изолированный язык бурушаски в горах Каракорум, малочисленный язык нахали (нихали) на полуострове Индостан и совсем недавно вымерший язык кусунда в Гималаях.

Дивергенция сино-кавказского (дене-кавказского) праязыка произошла в 9 - 8 тысячелетиях до Р.Х., то есть даже позже, чем распад ностратического и афразийского праязыков. Где это случилось - не совсем ясно, однако есть определенные основания предполагать, что дивергенция могла произойти в одном из районов Юго-Западной Азии - в Анатолии или где-то восточнее. Выдели-вшиеся из сино-кавказского праязыка северокавказский (его было предложено именовать просто кавказским), сино-тибетский и на-дене праязыки распались в 5 - 4 тысячелетиях до Р.Х., а енисейский праязык намного позже - только в 1 тысячелетии до Р.Х. Говорившие на кавказских языках народы либо остались на исконном месте своего обитания (хетты, хурриты, урартийцы), либо мигрировали на сравнительно небольшое расстояние в более северные районы (предки адыгов и абхазов, вайнахов, многих народов Дагестана и др.). Что же касается сино-тибетской и енисейской этноязыковых общностей, то они перед своей дивергенцией мигрировали далеко на восток и северо-восток, однако о путях их миграций и месте распада можно строить лишь более или менее вероятные предположения.

На языках сино-кавказской макросемьи говорит свыше 22 % населения мира, причем подавляющая часть носителей этих языков, как уже отмечалось, принадлежат к сино-тибетской семье. К кавказской (северокавказской) семье относится только 0,1 % населения мира, другие же семьи совсем малочисленны. Носители языков на-дене насчитывают около 240 тыс. (0,004 % населения мира), а на фактически единственном сохранившемся языке енисейской семьи - кетском - говорит менее 1 тыс. человек (что касается другого языка этой семьи - югского, то несколько лет назад оставалось, как уже указывалось, лишь два престарелых его носителя, которые, возможно, уже умерли). Невелико и число говорящих на трех языках, считавшихся прежде изолированными, но ныне включенных в сино-кавказскую макросемью. Баскским языком владеют несколько более 660 тыс. человек, или 0,01 % населения мира (в целом же басков, включая и ныне говорящих только на французском языке, больше - 1,3 млн.). На языке бурушаски говорит лишь около 60 тыс. человек, на нахали - 5 тыс. Что касается языка кусунда, то говорящих на нем совсем не осталось: последний носитель этого языка умер в 1985 г., и 5 тыс. человек, принадлежащих к племени кусунда, говорят в настоящее время на индоевропейском языке непали.

Еще одна языковая макросемья объединяет большинство языков Африки. Речь идет о конго-сахарской макросемье, которая, по мнению выделившего ее в 1972 г. Эдгара А. Грегерсена, объединяет нигеро-кордофанскую и нило-сахарскую семьи.

На языках конго-сахарской макросемьи говорит несколько менее 7 % населения мира, из них 6 % - на языках нигеро-кордофанской семьи и 0,6 % - на языках нило сахарской семьи.

Крупная макросемья языков, по-видимому, существует также в Юго-Восточной Азии и Океании. Впервые вопрос о родстве большей части языков Юго-Восточной Азии поставил выдающийся австрийский лингвист и этнолог, живший на рубеже 19 и 20 вв., - Вильгельм Шмидт. Он высказал мнение о родстве малайско-полинезийских (австронезийских) языков с языками австроазиатскими (мон-кхмерскими и мунда).Его точку зрения позже поддержал американский ученый Пол Бенедикт, который включил в эту макросемью (которая получила название австрической) также тайские языки и языки мяо-яо.

В настоящее время австрическую макросемью подразделяют на две ветви: в первую из них включают австронезийскую и паратайскую семьи, во вторую - австроазиатскую и мяо-яо.

Когда произошел распад австрического праязыка, не совсем ясно. Возможно, это случилось в 9 - 8 тысячелетиях до Р.Х., когда возникли австро-тайский и мяо-австроазиатский праязыки. Два этих праязыка, в свою очередь, распались в 7 - 6 тысячелетиях до Р.Х., соответственно, на австронезийский и паратайский праязыки, и австроазиатский и мяо-яо праязыки. Австронезийский праязык начал дробиться не позже 5 тысячелетия до Р.Х., паратайский - в конце 4 тысячелетия до Р.Х., близко к этому времени произошла, вероятно, и дивергенция австроазиатского праязыка.

Относительно прародины австрической этноязыковой общности и общностей, на которые она последовательно распадалась, до сих пор существуют разные мнения. В частности, предполагалось, что австрический праязык возник на южной периферии Китая и в смежных районах Индокитая, но более вероятно, что это произошло во внутренних, нетропических областях Восточной Азии. Что же касается места дивергенции этноязыковых общностей, образовавшихся в результате распада австрического единства, то с уверенностью можно говорить лишь о том, что паратайская общность распалась в пограничных районах Китая и Вьетнама - в низовьях рек Сицзян и Хонгха и в приморских районах между этими реками.

В настоящее время на языках австрической макросемьи говорит около 9 % населения мира, в том числе на языках австронезийской семьи - 5 %, австроазиатской - 2 %, паратайской - 1,5 %, мяо-яо - 0,2 %.

Если перечисленные четыре макросемьи получили довольно широкое признание со стороны лингвистов-компаративистов, то генетическое родство двух следующих гипотетических макросемей не было достаточно убедительно аргументировано и их реальность остается под вопросом.

Первая из них объединяет большинство языков коренного населения Америки, кроме языков на-дене и эскимосско-алеутских. О родстве подавляющего большинства аборигенных языков Америки писали многие лингвисты. В начале 20 в. с таким утверждением выступил известный итальянский лингвист Альфредо Тромбетти. Позже сходной позиции придерживались основоположник метода глоттохронологии Моррис Сводеш,, лингвист-американист Эстер Маттисон и уже упоминавшийся нами один из крупнейших компаративистов мира Джозеф Харолд Гринберг. Вместе с тем значительная группа специалистов по индейским языкам Америки считает “конструирование” этой америндской, как ее назвали, макросемьи недостаточно аргументированным и избегает объединения большинства индейских языков в одно целое.

Вопрос о месте и времени существования америндского этноязыкового единства до сих пор остается фактически открытым. Впрочем, один из наиболее энергичных сторонников идеи о некогда существовавшем америндском языковом единстве М. Сводеш считал, что 10 - 15 тыс. лет назад предки индейцев могли говорить на диалектах одного общего языка. Затрудняясь в определении точного места распада америндского языка, можно тем не менее думать, что это событие должно было произойти где-то в Северной Америке.

Как известно, подавляющая часть населения Америки говорит сейчас не на аборигенных, а на европейских языках. Число говорящих на америндских языках сравнительно невелико, их использует не более 4 % населения Америки и только 0,6 % всего населения мира.

Дж.Х. Гринбергом была выдвинута и гипотеза о существовании еще одной макросемьи языков - индо-тихоокеанской. Им было высказано предположение, что когда-то на юго-востоке Азии была расселена единая индо-тихооке-анская этноязыковая общность, распад которой положил начало андаманским, папуасским и вымершим в 19 в. тасманийским языкам. Огромная работа, проведенная австралийским ученым Стивеном А. Вурмом по изучению папуасских языков, показала, что по крайней мере часть из них занимает вполне изолированное положение и не родственна каким-либо другим языкам. Тем не менее определенные параллели между некоторыми папуасскими языковыми семьями, а также между отдельными папуасскими языковыми семьями и языками андаманскими и тасманийскими все же удалось обнаружить.

На языках индо-тихоокеанской макросемьи в настоящее время говорит только около 0,1 % населения земного шара.

Таким образом, на языках семи макросемей - ностратической, афразийской, сино-кавказской, конго-сахарской, австрической, америндской и индо-тихоокеанской - сейчас говорит подавляющее большинство населения мира. Не входит в состав этих крупных языковых объединений только несколько малочисленных семей, ареалы которых расположены в периферийных районах ойкумены: койсанская семья в Южной Африке и в некоторых внутренних областях Восточной Африки, австралийская семья в Австралии, чукотско-камчатская семья на крайнем северо-востоке Азии и, возможно, некоторые из папуасских семей на Новой Гвинее (раму, торричелли, западнопапуасская, бугенвильская и несколько других совсем малочисленных семей). Изолированное положение занимают и ряд языков, которые не удалось сблизить ни с какими семьями. Это нивхский язык в Хабаровском крае и на Сахалине, айнский язык на северном японском острове Хоккайдо (впрочем, Дж.Х. Гринберг, как говорилось, счел возможным включить оба эти языка в свою евразийскую макросемью), семь папуасских языков (варембори, пауви, бурмесо в Ириан-Джая, каркар-юри, буса, яле, кибири в Папуа - Новой Гвинее).

Следует еще отметить, что некоторые языки южноамериканских индейцев, вследствие плохой изученности или по каким-то другим причинам, до сих пор не удалось классифицировать. К таким языкам, в частности, относятся карабайо, нукак-макy и яри в Колумбии, мутyс и ювана в Венесуэле, коорошитари и арaра в Бразилии, чикитано в Боливии. Большинство этих языков весьма малочисленны и насчитывают лишь по нескольку сотен носителей. Исключение составляет чикитано, число говорящих на котором превышает 40 тыс. человек.

Как было показано, подавляющее большинство языков мира принадле-жит к сравнительно небольшому числу больших языковых макросемей. Семей же и изолированных языков, не входящих ни в одну из макросемей, совсем немного, причем число их постепенно сокращается, так как некоторые из них по мере более основательного изучения и сопоставления с другими языками и языковыми группами включаются в ту или иную макросемью (так было, например, с эскимосско-алеутской семьей, семьей на-дене, изолированными языками баскским, бурушаски, нахали и др.).

Тем не менее, на наш взгляд, изолированное положение некоторых малых семей и отдельных языков не обязательно должно связываться с их недо-статочной изученностью и порой может отражать реальную историю их разви-тия: они могли отделиться от каких-то родственных им языков в очень древние времена, вследствие чего их генетическая связь с другими языками, к сожале-нию, на современном уровне лингвистической науки просто не может быть прослежена.

Выше уже отмечалось, что попытки ряда компаративистов выявить очень древние родственные связи между некоторыми языками мира были встречены в штыки консервативно настроенными лингвистами (прежде всего из числа индоевропеистов и американистов), которые обвинили своих коллег в поверхностности их анализа. Однако совершенно неожиданно решительная поддержка многим выводам “глубокой компаративистики” пришла со стороны такой далекой от лингвистики науки, как генетика. Мы имеем здесь в виду исследования ряда крупных итальянских генетиков во главе с Л.Л. Кавалли-Сфорцой. В результате этих исследований удалось доказать, что у народов, говорящих на разных языках, объединенных в макросемьи (само существование которых многие лингвисты никак не хотели признавать), сходный генофонд, и, следовательно, они имеют общее происхождение. Особенно были подкреплены позиции сторонников америндского единства, у которого всегда было большое число противников. Так, генетики показали, что все индейцы, говорящие на языках америндской макросемьи, близки между собой по набору генов, в то время как между генофондами носителей языков америндской макросемьи и носителей языков семьи на-дене имеются значительно большие различия.

Сам Л.Л. Кавалли-Сфорца объяснял корреляцию между лингвистической и генетической эволюцией тем, что и та и другая происходят в принципе одина-ково и представляют собой цепь последовательных делений. В двух раздели-вшихся популяциях начинается дифференциация как генов, так и языков. Конечно, скорость дифференциации генов и языков может быть различной, но какая-то пропорциональность все же должна иметь место.

При характеристике языковых групп, на которые разделено челове-чество, непременно встает вопрос о том, как эти лингвистические подраз-деления соотносятся с подразделениями антропологическими, то есть с челове-ческими расами. В научных работах, публиковавшихся в советский период, неизменно подчеркивалось об отсутствии какой-либо связи между этноязыковой и расовой принадлежностью. Для подтверждения этого тезиса в качестве примера нередко приводилась тюркская группа, в которой языковая близость действительно никак не сопровождается близостью расовой. В числе тюркоязычных народов можно встретить и европеоидов (турки, гагаузы, азербайджанцы и др.), и монголоидов (якуты, долганы, тувинцы, тофалары), и лиц смешанного европеоидно-монголоидного происхождения (туркмены, узбеки, киргизы, казахи, каракалпаки т.д.). Однако такая позиция не учитывает то обстоятельство, что на ранней стадии истории человеческих популяций корреляция между языком и расой была гораздо более тесной, и только интенсивные миграции, сопровождавшиеся расовым смешением, нарушили во многих случаях эту связь.

Так, носители ностратического праязыка были, бесспорно, европе-оидами, о чем, в частности, свидетельствуют палеоантропологические находки, по месту и времени соответствующие предполагаемой прародине нострати-ческой этноязыковой общности.

Тем не менее расовую однородность (даже на уровне большой расы) удалось сохранить далеко не всем ветвям, образовавшимся в результате распада ностратической этноязыковой общности. Полностью европеоидной осталась лишь малочисленная картвельская семья. Сохранила европеоидный облик и бoльшая часть групп индоевропейской семьи, и лишь многие народы индоарийской группы впитали в себя существенный инородный (австралоидный) элемент.

Ряд народов уральско-юкагирской семьи получил бoльшую или меньшую монголоидную примесь, хотя у основной части уральскоязычных этносов она заметна слабо. Лишь у ханты и манси монголоидные черты достаточно сильно выражены, а юкагиры вообще являются монголоидами.

Дравидийская ветвь ностратической макросемьи, попав в результате миграции в Южную Азию, смешалась там с местным австралоидным населением, и в настоящее время народы дравидийской языковой семьи образуют в своем большинстве особую (южноиндийскую, или дравидскую) контактную европеоидно-австралоидную малую расу.

Весьма сильно подверглись расовой “трасформации” народы алтайской языковой семьи. Алтайская этноязыковая общность была, по-видимому, подобно другим общностям распавшегося ностратического этноязыкового единства, европеоидной, однако по мере продвижения на восток многие ее группы, сохраняя свои языки, все более поглощались в расовом отношении местным монголоидным населением. Лучше других удержали свои европеоидные морфологические черты некоторые народы тюркской группы, причем большинство юго-западных тюрков (турки и др.), если и были в какой-то мере метисированы, то при реверсивном движении на запад вновь впитали в себя европеоидный элемент, постепенно “растеряв” почти все приобретенные при движении в восточном направлении монголоидные признаки. Предки же народов монгольской и тунгусо-маньчжурской групп, а также предки корейцев и японцев, двигаясь в восточном направлении, полностью “растеряли” все свои европеоидные черты. Такая “монголизация” ожидала и предков эскимосов и алеутов.

Носители афразийского праязыка были, как и носители ностратического праязыка, европеоидами. Однако сохранить в чистом виде европеоидные черты удалось в ходе последовавших миграций далеко не всем ветвям афразийской макросемьи. Лучше других сохранили свой в основном европеоидный облик бoльшая часть народов семитской и берберской семей. Семиты при своих миграциях в течение значительного времени вообще не выходили за пределы Юго-Западной Азии и не подвергались существенному инорасовому смешению. Только в середине 1 тысячелетия до Р.Х. одна из групп семитов проникла в Северо-Восточную Африку, обосновавшись на территории, ныне занимаемой Эфиопией и Эритреей. Эта группа сильно смешалась с жившим там до нее населением, которое к тому времени уже само было в значительной мере смешанным, содержавшим как негроидные, так и прежде проникшие сюда европеоидные элементы. Основная же волна семитов пришла в Африку только после 7 в. по Р.Х. во время арабских завоеваний. Однако на большей части Северной Африки они встретили европеоидное население и лишь в Восточном Судане (на территории, где теперь расположена Республика Судан) и на южной периферии Сахары смешались с негроидами.

Берберы же, попав в Африку через Баб-эль-Мандебский пролив гораздо раньше семитов тем не менее не подверглись (за исключением некоторых своих южных периферийных групп) существенному смешению с негроидами.

Кушиты, возникнув в результате распада ностратическкой этноязыковой общности как европеоидная популяция, мигрировали в 5 - 4 тысячелетиях до Р.Х. вначале на юго-восток Аравийского полуострова, а затем через Баб-эль-Мандебский пролив - в Северо-Восточную Африку. На африканском конти-ненте они сильно смешались с негроидами, образовав контактную европеоидно-негроидную восточноафриканскую, или эфиопскую, малую расу (позже в этот регион, как мы знаем, мигрировали и семиты).

Однако наибольшая расовая “трансформация” постигла еще одну языковую семью, образовавшуюся в результате распада афразийской этноязыковой общности, - чадскую. Возникнув при распаде этой общности как европеоидная по расовому облику популяция, чадцы переселились в 5 тысячелетии до Р.Х. через Суэцкий перешеек в Африку, в район озера Чад, и со временем бесследно растворились (в расовом отношении) среди резко превосходящего их по численности негроидного населения, передав ему, однако, свой язык.

Если вопрос об исходной расовой принадлежности ностратической и афразийской этноязыковых общностей не вызывает каких-либо особых сомнений, то проблема определения расового облика носителей сино-кавказского праязыка гораздо сложнее. Дело заключается в том, что сейчас 99 % всех лиц, говорящих на языках сино-кавказской макросемьи, - монголоиды, а прародина “сино-кавказцев” находилась, по-видимому, в Юго-Западной Азии, и они, вероятнее всего, были европеоидами. Однако впоследствии из шести ветвей, на которые распалась сино-кавказская макросмья, европеоидные черты сохранили лишь три сравнительно малочисленные ветви: кавказская (северокавказская) семья и предки носителей баскского языка и языка бурушаски. Ветви же сино-тибетская, енисейская и на-дене в ходе миграций на восток и северо-восток подверглись “монголизации” и совершенно утратили свои былые европеоидные черты.

Все сказанное заставляет сделать вывод, что по меньшей мере три языковые макросемьи, представленные в современном мире, сформировались многие тысячелетия назад в европеоидной среде и лишь впоследствии в результате многократных миграций стали неоднородными в антропологическом отношении.

Что же касается языков, которые возникли у ранних негроидов, то, на первый взгляд, вроде бы все ясно: практически все носители языков конго-сахарской макросемьи и койсанской семьи в настоящее время являются негрои-дами. Однако сравнительно недавно в лингвистической науке были предста-влены серьезные аргументы в пользу того, что конго-сахарские языки генети-чески связаны с языками афразийскими. Если этот факт получит дальнейшее подтверждение, то придется, по-видимому, предположить, что конго-сахарский праязык первоначально возник в европеоидной среде и лишь затем был заимствован негроидами. Сами же негроиды, вполне возможно, говорили в отдаленном прошлом на весьма специфических “щелкающих” койсанских языках, ныне сохранившихся только у живущих на крайнем юге Африки готтентотов и бушменов, а также у двух малочисленных групп Восточной Африки - сандаве и хадза.

Еще сложнее вопрос об исходном языке монголоидов. Им не мог быть ни монгольский праязык, принадлежащий к ностратической макросемье, ни сино-тибетский праязык, относящийся к сино-кавказской макросемье. В свое время нами было высказано предположение, что на роль языка, на котором говорили древние монголоиды, мог бы претендовать австрический праязык. Такое допущение не может поколебать тот факт, что большинство народов, говорящих на австрических языках, являясь в основном монголоидами, имеют небольшую австралоидную примесь, а также то, что ряд сравнительно малочисленных групп, говорящих на языках австрической макросемьи, являются почти чистыми австралоидами. Из всего предыдущего материала хорошо видно, что подобная расовая “трансформация” языковых общностей - нередкое явление в истории.

Что касается праязыков, с которыми можно было бы соотнести американоидную и австралоидную расы, то их выявить сравнительно несложно. Древние американоиды, по-видимому, говорили на америндском праязыке, а древние австралоиды - на языках, которые пытаются сейчас свести в индо-тихоокеанскую макросемью, а также на языках австралийской семьи (кстати, не так давно была предпринята попытка сблизить последнюю через вымершую тасманийскую семью с индо-тихоокеанской макросемьей).

В заключение следует еще сказать, что лингвистические исследования последних лет все более подтверждают моногенетическую концепцию о проис-хождении всех языков мира из одного источника. Ученые приводят все новый и новый материал, свидетельствующий об отдаленной генетической связи не только семей внутри макросемей, но и различных макросемей между собой. Так, С.А. Старостин довольно убедительно показывает наличие общих корней у ностратической, афразийской и сино-кавказской макросемей. Тот же С.А. Старостин вместе с И.И. Пейросом приводят примеры, доказывающие суще-ствование связей между ностратической и сино-кавказской макросемьями, с одной стороны, и австрической макросемьей - с другой. В.В. Шеворошкин представляет свидетельства связей между ностратической, сино-кавказской, америндской, индо-тихоокеанской макросемьями, а также австралийской семьей, а совместно с Марком Кайзером отмечает сходства ностратических языков с нигеро-кордофанскими и нило-сахарскими языками. В.В. Шеворошкин и чешский лингвист Вацлав Блажек на основе всех подобных сопоставлений приходят к выводу, что все ныне существующие языки хотя бы отдаленно родственны друг другу.