Смысл названия одного из произведений русской литературы XX века

.

Повесть «Поединок» — звено в длинной цепи произведений Куприна, посвященных русской армии. «Поединку» предшествовали многочисленные рассказы 1890 — начала 1900-х годов («Дознание», «Куст сирени», «Ночлег», «Ночная смена», «Поход»), повесть «На переломе» («Кадеты», 1900). За «Поединком» следовали рассказы «Свадьба» и «Гранатовый браслет» (в котором весьма важную роль играет образ генерала Аносова), рассказ о военных летчиках первой мировой войны «Сашка и Яшка», повесть «Купол св. Исаакия Далматского», посвященная походу на Петроград Северо-Западной Добровольческой армии генерала Н. Н. Юденича и службе в этой армии самого Куприна, роман «Юнкера». Менялись, интенсивно эволюционировали взгляды писателя, неизменным оставался его интерес к теме. Вероятно, это обусловлено той чертой судьбы и личности А. И. Куприна, которую в 1907 году определил Л. Н. Толстой следующими словами: «У Куприна никакой идеи нет, он просто офицер».

Слова эти были сказаны Толстым уже после чрезвычайно внимательного и пристрастного изучения повести «Поединок».

Воспитанник 2-го Московского кадетского корпуса, выпускник Александровского военного училища, подпоручик 46-го Днепровского пехотного. полка (1890—1894), А. И. Куприн был связан с армией с 10 до 24 лет. «Я должен освободиться от тяжелого груза моих военных лет...» — говорил он осенью 1902 года, обдумывая сюжет «повести из военного быта».

Великолепное знание этого полкового, гарнизонного быта, «армейского языка» стало художественной тканью повести. И проблемы российской армии, проблемы офицерской среды конца XIX — начала XX века рельефно, беспощадно, с гневом, но и с болью очерчены в повести Куприна.

Работа над повестью растянулась на годы, Куприн обдумывал план «Поединка» в 1902 году, уничтожил уже написанные главы в 1903 году. И лишь в 1904—1905 годах повесть была завершена, причем автор остался недоволен финалом. Годы работы над «Поединком» - время максимального сближения Куприна с товариществом писателей «Знание» и центральной фигурой этого-круга русских писателей-реалистов начала 1900-х годов— М. Горьким. В 1902 - 1905 годах Горький постоянно интересовался замыслом Куприна. В первой публикации, в шестом сборнике «Звания», увидевшем Свет весной 1906 года,

«Поединок» был посвящен А. М. Горькому. «Все смелое и буйное в моей повести принадлежит Вам», — писал Куприн Горькому сразу после выхода «Поединка».

Даже самые доброжелательные рецензенты отмечали: «Поединку» вредит именно публицистическая, по-своему красивая и даже эффектная злоба...» (П. М. Пильский). Но и самые убежденные «идейные противники» повести признавали: болезненные, острые социальные проблемы русской армии начала 1900-х годов, проблема отчужденности, глухого непонимания между офицерами и солдатами, ограниченности, кастовой замкнутости, скудного образовательного уровня, жестоких тягот «семейно-гарнизонного» быта широких слоев русского офицерства очерчены Куприным жестко, - страшно, но - точно.

Однако, кажется, жесткий социальный критицизм «Поединка» — следствие, а не причина глубокого, почти безысходного отчаяния, царящего на страницах повести.

Символичное название произведения — «тема дуэли» проходит через всю русскую литературу XIX века. Однако в этой цепи, между рыцарским поединком Петруши Гринева с клеветником Швабриным в «Капитанской дочке» (1836) и бессмысленно жестоким убийством штабс-капитаном Соленым барона Тузенбаха в «Трех сестрах» (1901), теряет смысл не только «единоборство чести».

Теряет смысл, ветшает, готовится к гибели целая система ценностей, социальная формация, эпоха, менталитет, собственно— целый мир. Ф. Д. Батюшков в статье «Обреченные» (1905), посвященной героям «Поединка», сопоставлял сцену полкового смотра (гл. XV), одну из лучших сцен повести, с картиной И. Ё. Репина «Заседание Государственного совета». Сложная, великолепная и мощная с виду, во утратившая органику, силы, смысл существования машина управления Российской империей у Репина и машина армии у Куприна обречены на скорую и страшную гибель. Подпоручик Ромашов, главный герой повести, не видит и не чувствует смысла в самом существовании армии - с ее уставами, учениями, гарнизонной и казарменной повседневностью. И это, пожалуй, ужасней всего в жизни Ромашова и его однополчан.

Герои «Поединка» страшны в своем отчаянии. Осадчий, воспевающий «радость прежних войн, веселую и кровавую жестокость» (через десять лет, в годы первой мировой войны, эти умонастроения, эти чувства найдут жестокий, кровавый выход на полах сражений. В пламени мировой войны погибнет миф о «поступательном развитии» европейской истории, наивные концепции гуманизма и, прогресса; Куприн инстинктивно почувствовал хрупкость этих идей раньше, чем его современники-философы). Вот «ницшеанец» Назанский, обуреваемый светлыми идеями и тяжелыми алкогольными кошмарами на продавленной койке (Куприн намеревался показать безумие Назанского в последних главах «Поединка»). Умная, образованная, очаровательная Шурочка терпеливо готовит мужа к экзаменам в Академию Генерального штаба и хладнокровно ставит любящего (и, возможно, любимого) Ромашова под дуло пистолета. Вот пьют «под стук телеги» завсегдатаи офицерского собрания...

. И только в великолепной сцене ночного разговора Ромашова с солдатом Хлебниковым на откосе железной дороги (гл. XVI) брезжит свет сострадания, и вместе с ним — в поступках подпоручика, в шепоте солдат, вспоминающих сказки Петровской эпохи, — появляются смысл, уют, спокойствие.

Но уже в следующих строках «чувство нелепости, сумбурности, непонятности жизни» продолжает преследовать поручика.

«Поединок» вышел в свет в дни разгрома русского флота при Цусиме. Жестокая, позорная реальность русско-японской войны 1904—1905 годов подтверждала пафос повести и диагнозы Куприна. «Поединок» стал литературно-общественной сенсацией 1905 года, первых месяцев первой русской революции. Повесть высоко оценили М. Горький, В.В.Стасов, И.Е.Репин, К.И.Чуковский, Ф.Д. Батюшков. «Поединок» вызвал и непримиримо жестокие, и отстранение - иронические отзывы. Л. Н. Толстой, внимательно прочитавший «Поединок», высоко оценил дарование Куприна, знание военного быта, армейского языка и жаргона, скептически отозвался о «ницшеанстве» Назанского, проницательно отметил: «Куприн в слабого Ромашова вложил свои чувства». Однако вывод Толстого был таков: «Не рад, что читал. Ужасно тяжело...»

В 1918 году петроградская газета «Красная колокольня» одобрительно отмечала: своей повестью Куприн «нанес царской русской армии в тысячу раз более страшный удар, нежели тот, что нанесли японцы под Цусимой...». Однако сам Куприн в эти месяцы писал с.гневом и скорбью о развале фронта первой мировой войны: «У нас была прекрасная, изумлявшая весь мир армия. Она растаяла, оставив после себя грязные следы...»