Штурм Измаила 11 декабря 1790 года

Министерство образования Российской Федерации

Воронежский государственный технический университет

Авиационный факультет

Военная кафедра № 3

РЕФЕРАТ

по дисциплине: «Гуманитарная подготовка»

на тему: «Штурм Измаила 11 декабря 1790 года»

Выполнил: ст-т Аксанов А.Ф.

Взвод 642

Проверил: ст. преп., подполковник Луканин А.Д.

2000

В конце 18 века Российской империи необходимо было укрепить свое положение в Европе. Пруссия и Англия исподтишка распространяли слухи о том, что держава Екатерины – колосс на глиняных ногах. На карте стоял престиж Российской империи. С выходом австрийцев из войны в Систове начались переговоры турок с представителями европейских держав, враждебных России. По соглашению с Портой Австрия обязалась не пускать рус­ских в Валахию. Поэтому победы на юге нужны были России как по военным, так и по политическим причинам.

Задача осложнялась тем, что и без того очень удобный для обороны Дунай был защищён кольцом кре­постей: Килией, Тульчей, Исакчей, Измаилом. Однако выбора не оставалось. В сентябре началось наступление. Первые три крепости были в короткий срок взяты русскими войсками. Гребная флотилия под командованием де Рибаса очистила Дунай от турецких лодок. Генерал-поручик И. В. Гудович 18 октября взял Килию. Пока Рибас занимал Тульчу и Исакчу, Павел Потемкин еще 4 октября подошел к Из­маилу. Но Измаил был не Килия, не Тульча и Исакча, а крепость «без слабых мест», как говорил Суворов.

Твердыня, укрепленная и перестроенная по проектам французских инженеров, представляла собою прямоуголь­ный треугольник, вписанный в окружность длиною в де­сять верст и гипотенузою обращенный к Дунаю. Катеты его образовывал шестиверстный главный вал вышиною от трех до четырех сажен, перед которым вдобавок шел глубокий и широкий ров. Измаил защищали около двух­сот пятидесяти орудий разного калибра и тридцатипяти­тысячный гарнизон. Командовал гарнизоном один из опытнейших турецких военачальников Айдос-Мехмет-паша. Сюда вошли гарнизоны ранее сдавшихся крепостей: Килии, Хотина, Аккермана; они были посланы в Измаил для искупления своей вины, причём был издан фирман, предписывавший, в случае повторной сдачи, рубить им без суда головы. В сущности, за измаильскими стенами была сосре­доточена целая армия.

30 ноября Суворов получил приказ главнокомандующего Потемкина взять Измаил и уже через два дня был на месте. Прибыв на место будущего сражения и ознакомившись с положением вещей, Суворов увидел, что трудности штурма превосходят все его предположения. Даже с теми подкреплениями, которые он подтянул из Галаца, он располагал 30 тысячами человек; значительная часть из них— казаки, не приспособленные в то время по своему вооружению к бою в пешем строю. Осадной артиллерии почти не было; сна­рядов для полевой артиллерии — только один комплект. Войска непривычны к осадным действиям, плохо обучены, голодны и разуты. Крепость зорко охраняется и отлично, «без слабых мест», укреплена.

Но все эти трудности не могли испугать бывалого генерал-аншефа. Он бросил на чашу весов всю свою сорокалетнюю славу, более того – саму жизнь, ибо наверняка не перенес бы позора неудачи. Закипела работа. Невдалеке от крепости был насыпан вал — точная копия из­маильского. По ночам войска упражнялись в штурме этоговала,последовательно воспроизводя все фазы: подход ко рву, забрасывание его фашинами, переход, приставление и связывание лестниц, подъём на вал, разрушение палисадов и т. д. Беспре­рывно шло заготовление фашин и лестниц. Днём упражнялись в штыковом бою. Суворов проводил целые часы среди солдат, наставляя их, ободряя, подгоняя шутками и окриками, внушая каждому мысль о необходимости штурма, внедряя в каждого уверенность в успехе.

Чтобы усыпить бдительность турок, Суворов велел по­строить две батареи, которые должны были свидетельствовать о намерении его продолжать осаду. Но это не достигло цели - перебежчики и пленные рассказали туркам о приготовлениях к штурму, рассказали даже о задачах и направлении отдельных колонн, как это разъяснял офицерам и солдатам Суворов. Это не смущало полководца: основная идея, самая сущность за­мысла осталась тайной для войск; искусно составленная диспо­зиция маскировала её даже от начальников колонн.

Со дня прибытия к Измаилу Суворов совершал беспрестан­ные рекогносцировки, изучая карту местности и состояние из­маильских укреплений. Турки сперва обстреливали назойливого старика, но потом сочли его разведки не внушающими опасе­ний и прекратили обстрел. Сопоставляя свои наблюдения с до­несениями лазутчиков, Суворов убедился, что наиболее доступна та сторона крепости, которая примыкает к Дунаю. Отсюда турки не ждали удара, и укрепления здесь были незначительны. В связи с этим главный удар Суворов решил направить на эту сторону². Задача остальных колонн сводилась к тому, чтобы вынудить турок рассеять свои силы на всём шестивёрстном про­тяжении крепостного сала. Это могло удаться только при ус­ловии, что атаки демонстрирующих колонн будут вестись с макси­мальной настойчивостью. Поэтому в беседах с офицерами и солдатами Суворов не делал различия между колоннами; всем казалось, что предстоит равномерная атака по всему фронту, и если бы турки разузнали о плане штурма в такой форме, это было бы только наруку Суворову.

7 декабря Суворов послал в Измаил официальное предложение о сдаче, присовокупив свою собствен­ную записку: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышле­ние—воля; первый мой выстрел—уже неволя; штурм— смерть. Что оставляю вам на рассмотрение».

Айдос-Мехмет-паша ответил уклончивой просьбой устано­вить на десять дней перемирие; один из его помощников витие­вато заявил парламентёру, что скорее Дунай остановится в своём течении, чем сдастся Измаил.

9 декабря был созван военный совет. Суворов не нуждался в мнении генералов; его решение было бесповоротно. Он созвал совещание, чтобы возбудить в своих соратниках энергию, чтобы поднять их дух. Единогласно было принято решение безотлагательно начать штурм. Он был назначен на 11-е число.

Всего восемь дней прошло с момента появления Суворова в русском лагере, но за эти дни войска преобразились. Один из очевидцев штурма впоследствии рассказывал, что среди сол­дат и офицеров развилось нечто вроде соревнования: каждый рвался вперёд, в самые опасные места, совершенно пренебрегая собственной жизнью. С таким войском можно было атаковать любую крепость. Но теперь предстояла не менее важная за­дача: надо было умело использовать эти войска, умело соста­вить и выполнить план штурма.

Диспозиция предусматривала разделение атакующих на три отряда по три колонны в каждом. Каждая колонна состояла из пяти батальонов; в голове шли 150 стрелков, обстреливав­ших защитников вала; за ними 50 сапёров с шанцевым инстру­ментом, потом три батальона с фашинами и лестницами; в хвосте — резерв из двух батальонов. До двух третей всех на­личных сил предназначалось для атаки приречной стороны. Почти половину русских сил под Измаилом составляли казаки. Они участвовали в штурме, вооружённые короткими пиками. Непривычка к борьбе на укреплениях и плохое вооружение обу­словили значительные потери в их среде. Суворову это впослед­ствии ставили в вину, но он ссылался на невозможность оста­вить неиспользованной половину войска.

Весь день 10 декабря происходила усиленная бомбардировка крепости; с русской стороны действовало почти 600 орудий. Турки энергично отвечали; в числе их орудий была одна тяжёлая гаубица, каждый снаряд которой весил 15 пудов. К вечеру канонада затихла. Так как дело происходило в пе­риод самых коротких дней, было решено начать штурм за два часа до рассвета, чтобы успеть до вечера подавить все очаги обороны.

Впоследствии неоднократно обращали внимание на одно лю­бопытное обстоятельство: если бы штурм был назначен днем позже, то он, пожалуй, не состоялся бы, потому что вечером 11 декабря спустился густой туман, земля сделалась скользкой и взобраться на вал стало почти невозможно; этот туман дер­жался очень долгое время.

В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться при своих частях, запрещено было вы­водить батальоны до сигнальной ракеты, «чтобы людей не ут­руждать медлением к приобретению славы».

В три часа ночи взвилась первая ракета: войска выступили к назначенным местам. По второй ракете они подошли к сте­нам на 300 шагов. В по­ловине шестого утра в густом, молочном тумане колонны двинулись к крепости, соблюдая полную тишину; тотчас же отплыли и десантные суда де Рибаса. Но вдруг при приближении групп Павла Потемкина и Александра Са­мойлова на триста шагов к крепости весь вал как будто бы загорелся: был открыт адский огонь. Турки узнали от перебежчиков о дне штурма и были наго­тове.

Прежде других подошла с правого крыла вторая ко­лонна под командованием генерал-майора Ласси. Под плотным огнем турок солдаты в замешательстве приник­ли к земле и кинули лестницы. Секунд-майор Неклюдов, назначенный впереди этой колонны со стрелками он бросился в глубокий ров и взобрался на вал без помощи лестницы. На бастионе с горстью солдат Неклю­дов овладел вражеской батареей. Пуля пронизала его ру­ку близ плеча навылет. Две пули вошли в левую ногу. Турок ударил его кинжалом в колено. Стрелки спешили к своему майору из девятисаженного рва, но немногие до­брались наверх. Истекая кровью, Неклюдов продолжал бой на бастионе. Тут получил майор еще рану в грудь. Он упал, но уже вся колонна егерей взошла к отнятой батарее, и на стенах крепости гремело победоносное рус­ское «ура!». Полумертвого Неклюдова понесли на ружь­ях в лагерь. Он был первым, кто взошел на вал гордого Измаила.

Соседняя, первая колонна генерал-майора Львова за­мешкалась перед сильно укрепленным каменным реду­том Табии. Фанагорийцы и апшеронцы перелезли через палисад и захватили дунайские батареи. Из редута нале­тели на них турки и ударили в сабли. Фанагорийцы шты­ками отразили вылазку и, обойдя редут, двинулись к Бросским воротам.

Одновременно с первыми двумя достигла крепостного рва шестая колонна на левом крыле. Ею руководил «дос­тойный и храбрый генерал-майор и кавалер» Голенищев-Кутузов, который, по отзыву Суворова, «мужеством сво­им был примером подчиненным». Отряд форсировал ров под страшным огнем, был убит бригадир Рибопьер. Сол­даты взошли на вал по лестницам, но здесь их встрети­ла превосходящие силы турок. Дважды оттеснял неприя­теля Кутузов и дважды отступал к самому валу. Колон­на остановилась.

Генерал-аншеф с кургана зорко следил заходом сра­жения, рассылая с распоряжениями ординарцев. В пред­рассветной мгле лишь сменявшие друг друга крики «алла!» и «ура!» указывали, на чью сторону склоняется по­беда. Кутузов известил своего командующего о невозмож­ности идти дальше.

— Скажите Кутузову, что я назначаю его комендан­том Измаила и уже послал в Петербург известие о поко­рении крепости! — отвечал Суворов. «Мы друг друга зна­ем, — говорил оп после боя, — ни он, ни я не пережили бы неудачи...»

Кутузов взял из резерва Херсонский полк, атаковал скопившихся турок, опрокинулих и окончательно овла­дел бастионом. В одном месте русские дрогнули — среди них появился священник Полоцкого полкаи, держа крест, повел их вперед.

Огромные трудности выпали на долю четвертой и пя­той колонн, составленных из плохо вооруженных и сла­бо обученных казаков. Когда часть четвертой колонны во главе с бригадиром из донских казаков и георгиевским кавалером Василием Орловым взошла на вал, соседние Бендерские ворота вдруг отворились, и турки, спустив­шись в ров, ударили им во фланг. Пики оказались бес­полезными — янычары перерубали их, и казаки гибли во множестве под саблями турок. Пятая колонна, в кото­рой находился генерал-майор Безбородко, перейдя напол­ненный водой ров, стала взбираться на вал, но тут зако­лебалась и мгновенно была свергнута назад в ров. Без­бородко получил тяжелое ранение в руку и сдал командо­вание отважному Матвею Платову. Суворов, заметивший опасность, тотчас же подкрепил четвертую колонну ре­зервом, подоспел и присланный Кутузовым пехотный ба­тальон. Вскоре обе колонны утвердились на валу.

Самый сильный бастион, весь одетый камнем, достал­ся третьей колонне генерал-майора Мекноба. Лестницы в полшести сажен приходилось связывать по две, ста­вить их одна на другую, и все это под жесточайшим ог­нем. Потери были громадны. Сам седой сераскир бился здесь с лучшими своими янычарами. Генерал Мекноб получил тяжелую рану в ногу, а в Лифляндском егерском корпусе выбыли из строя все батальонные командиры. Подоспевший резерв помог овладеть главным бастионом.

Удар с Дуная произвели легкие суда, так как круп­ными было трудно управлять из-за густого тумана. Успеху десанта способствовали действия первой колонны, уже захватившей придунайские батареи. Отряд под командованием генерал-майора Арсеньева мгновенно вы­садился с двадцати судов. Как и на всех других участках, офицеры были впереди и дрались, словно рядовые. Не­устрашимо командовал казачьей флотилией полковник Антон Головатый, выходец из Запорожской сечи и ата­ман Черноморского войска. Турки были сбиты с речной стороны, и Рибас скоро вошел в связь с Кутузовым и Зо­лотухиным.

К восьми утра русские заняли все внешние укрепле­ния Измаила. «День бледно освещал уже все предме­ты», — вспоминал Суворов. Турки готовились к отчаян­ной обороне на улицах и в домах. Генерал-аншеф прика­зал наступать, не давая опомниться многочисленному врагу. Павел Потемкин отправил казаков открыть Бросские ворота, в которые тотчас же вошли три эскадрона карабинеров; Золотухин отворил Хотинские ворота, впустив гренадер с полевой артиллерией, в Бендерские воро­та вошли воронежские гусары. Жестокий бой продолжал­ся: из домов летели пули, каждый хан — постоялый двор — стал маленькой крепостью. Потери русских все возрастали. На иных участках превосходство турок ока­зывалось столь значительным, что они контратаковали и даже окружали редевшие русские боевые порядки. Со­брав несколько тысяч турок и татар, Каплан-Гирей, по­бедитель австрийцев под Журжей, смял черноморских казаков, отнял у них две пушки и уничтожил бы их со­вершенно, если бы не подоспели беглым шагом три ба­тальона. Окруженный, Каплан-Гирей метался, на все предложения о сдаче отвечал сабельными ударами и по­гиб на штыках.

Через шесть с половиной часов над сильным неприя­телем была уже одержана «совершенная поверхность»: лишь в редуте Табия, красной мечети да двух каменных ханах оставались последние защитники Измаила. Сам Мегмет Айдозле с двумя тысячами янычар засел в одном из каменных строений. С батальоном фанагорийцев пол­ковник Золотухин несколько раз пытался штурмовать хан, но безуспешно. Наконец ворота были выбиты пу­шечными выстрелами, и гренадеры ворвались внутрь, пе­реколов большую часть турок. Мегмет Айдозле умер от шестнадцати штыковых ран. Среди двадцати шести ты­сяч погибших турок и татар были четыре двухбунчужных паши и шесть татарских султанов — принцев крови. Потери русских были показаны Суворовым в 4 тысячи 260 убитыми и ранеными, но скорее всего то были зани­женные сведения. Позднейшие сведения говорят, что по­гибло четыре тысячи и получили ранения — шесть; из 650 офицеров в строю оставалось 250.

Штурм Измаила явил собой очередной пример отваги и героизма русских солдат и офицеров. Полководческий гений А.В. Суворова до сих пор является непревзойденным. Его успех заключался не только в тщательной разработке плана сражений, но и в неустанной поддержке боевого духа русского войска.