Блок и революция

Проблема отношения Блока к революции сложна и загадочна. С од­ной стороны, завершая “Двенадцать” образом Христа, несущего флаг, Блок дает понять, что революция — явление положительное, но, не­смотря на это, в сцене убийства звучат ноты искренней жалости и со­страдания к убитой девушке, бывшей, в общем-то, представительни­цей старого и отжившего мира. Эта позиция дает нам возможность предположить, что осмысление поэтом революции было скорее мисти­ческим, чем логическим.. Блок видел в ней не историческое явление, призванное освободить и осчастливить людей, а процесс перехода все­го мира в другое, новое состояние, ведущее к перерождению не только общества, но и самого человека.

Построение поэмы “Двенадцать” дает нам четкое представление о системе мира, в который пришла революция. В начале произведения дается описание Того, что осталось от прежней жизни. Это — лоскут­ки и обрывки фраз, постоянное и бессмысленное движение снега и ветра, бедность и темнота. Основными свойствами старого мира явля­ются его разорванность и бесцельность, его двухцветность. Блок явно не признает за таким миром права на жизнь. Барыня, поп, писа­тель — лишь пародии на людей. Такой мир подобен скорлупе, из ко­торой уже вылупился птенец, т. е. двенадцать.

Они являются единственной силой, способной двигаться вперед среди развалин старого. У них нет цели, но есть структура и упорядо­ченность, создающие впечатление осмысленности. Столкновение меж­ду двумя мирами, миром хаоса и миром порядка, дано в сцене убийст­ва Катьки.

Надо сказать, что различные части поэмы написаны в разных ритмах, причем теме двенадцати сопутствует размер марша, тема же Катьки до то­го, что с той произошло* дана в ритме частушек. Тем самым выводится коренное различие двух систем взглядов, двух мировоззрений. В первом случае, при описании двенадцати, подчеркивается их сплоченность и уст­ремленность — самая главная, на мой взгляд, сила революции. Поэт не может не признать победы этого способа жизни. Размер частушек, наобо­рот, убеждает нас в несовременности и обреченности всего старого, всего того, что было дорого самому поэту. Ведь настоящее чувство просвечивает в монологе Петьки, несущем в себе музыку прежних стихотворений Бло­ка. Но в то же время поэт понимает: то, что было, уже нельзя не только возвратить, но и даже частично воскресить. Поэтому и отказывается Петруха от своей любви, ведь “не такое нынче время”, нет места чувству в мире, переделанном революцией. В подобной раздвоенности и кроется ве­личайшая трагедия поэта. С одной стороны, он не может оставаться в ста­ром мире, но в то же время и не может пойти вместе с двенадцатью, отри­цающими поэзию.

Получается, что Блок принимает и одновременно не принимает ре­волюцию, признавая за ней безусловное и законное право изменить вселенную, но не находя в ней своего места. Интересно, что в конце поэмы старый мир преобразуется в маленького бездомного пса, увя­завшегося за людьми. Это свидетельствует о том, что двенадцать дей­ствительно вырвались из старого космоса и идут уже совсем в другом пространстве, ведомые самим Христом.

Образ Христа может иметь много значений, причем непонятно, какое из них соответствует замыслу поэта. Мне кажется, что этот символ вы­бран Блоком потому, что Христос — Бог и посланник Бога, то есть носи­тель высшего, вселенского смысла, но, вместе с тем, он — страдающий че­ловек, идущий на Голгофу. Получается, что Христос, идя впереди двенад­цати с кровавым флагом, не только благословляет и оправдывает их, во и указывает им путь страдания и, может быть, смерти.

Суммируя все сказанное, можно заключить, что. Блок принимал и оп­равдывал революцию, но не видел ни своего места в меняющемся мире, ни конечной цели всего происходящего. Для него разрушение старого вписывалось в картину развития жизни потому, что, по его мнению, вся пошлость и грязь окружавшего его общества не могла не быть уничтоже­на, а единственной силой, способной очистить вселенную, он видел архийную силу “двенадцати” — то ли рабочих, то ли солдат, а может быть, и просто арестантов, не имеющих ничего общего ни с ним самим, ни с обществом, в котором он жил.