Тоталитаризм в изображении Ю.Домбровского: "Хранитель древностей", "Факультет ненужных вещей"

ВАКХАНАЛИЯ ЗЛА

(ТОТАЛИТАРИЗМ В ИЗОБРАЖЕНИИ Ю. ДОМБРОВСКОГО: «ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ», «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»)

Юрий Домбровский — автор романов «Хранитель древностей» (1964) и «Факультет ненужных вещей» (1978), которые часто называют «дилогией свободы».

В самом деле, в образе внешне незаметного, но внутренне несгибаемого музейного работника Георгия Зыбина писатель показал личность, бесстрашно бросившую вызов тоталитарной системе и сумевшей отстоять свое человеческое достоинство. Более того, Ю. Домбровскому удалось воссоздать широкомасштабную, многомер­ную, объемную картину деспотии, изнутри вскрыть изощренный меха­низм бытования зла, обнажить его изнаночную потаенную мерзость.

В его дилогии государственная машина насилия и подавления имеет четкую структуру. Наверху этой гигантской пирамиды находится сам «хозяин», чей образ непосредственно включен в романное действие. Именно к нему — Сталину — устремляются волнующие Зыбина мысли, именно с ним хранитель музея, ставший зэком, ведет во сне до предела накаленный страстями спор о добре и зле, о правде и несправедливости, о прекрасных целях и средствах их достижения.

Писатель в деталях воссоздает атмосферу невиданного страха, нагнетаемого сталинской машиной насилия, охватившего всю страну, проникшего в общественную и в личную жизнь людей. «В мире сейчас ходит великий страх. Все всею боятся. Всем важно только одно:

высидеть и переждать».

В романе «Хранитель древностей» Домбровский сравнивает

давление страха с силой невиданного по размерам удава, которыи становится символом удушения народа. В романе «Факультет ненужных вещей» возникает такой же выразительный образ мертвой рощи с бесчисленными «трупами деревьев», задушенных «гибкой, хваткой, хлесткой змеей-повиликой»: «В этом лесу было что-то сродное избушке на курьих ножках, или кладу Кощея, или полю, усеянному мертвыми костями».

По мере развития повествования зло все более сгущается и вместе с тем конкретизируется. И вот перед нами здание управления НКВД — сумрачное строение на площади, убивающее «своей однотонностью, безысходностью и мертвой хваткой», намертво зажимающее собой «целый квартал».

Так постепенно писатель подводит читателя к описанию гигантской машины тоталитаризма, в своей смертоносной утробе перемалывающей миллионы безвинных людей, таких, например, как главный герой дилогии Зыбин. «Вот он попал в машину, колесо завертелось, загудело, заработало, и нет уже ни входа, ни исхода. И ничего больше не имеет значения. Ни ложь, ни правда, ни стойкость, ни мужество — ничего! Нелепый случай его отметил, а остальное доделают люди, к этому призванные и приставленные».

Запущенный Сталиным зловещий механизм функционирует во всем обществе, действует на разных уровнях, даже на уровне детского сознания. Писатель вводит в повествование фигуру Георгия Эйдинова, школьника-подростка, стукача и доносчика, которого «бедные педагоги» боялись больше, чем ученики.

Воплощением зла и разрушения на более высокой стадии выступает в «Факультете ненужных вещей» машина ОСО (Особого совешания), демонстрирующего правовой произвол, несправедливость и безответственность. «... Человек там осуждается без судей, без статей, без свидетелей, без следствия, без приговора, без обжалования. Слушали — постановили! Литера ему в зубы! И все!»

На службу тоталитаризму была поставлена даже самая гуманная наука — медицина. Ее «блестящим» завоеванием явился научный метод переливания трупной крови. Суть его заключалась в выкачивании крови из, погибших зэков, приобретшем организованный, массовый характер. Тоталитарная система, таким образом, становилась вампиром, вурдалаком, высасывающим кровь из собственного народа. И самое страшное здесь заключается в том, что государственный вампиризм осуществлялся под маской невинности, милосердия и добродетели. Автором идеи переливания трупной крови стала женщина-врач, которую Зыбин мысленно окрестил «Березка»: «У нее были прозрачные голубые глаза и белые, коротко остриженные волосы. Она была проста, скромна, никогда не говорил а ни о чем постороннем» и ассоциировалась в воображении зэка с невинным «солнечным зайчиком».

Как уже было сказано, машина подавления и уничтожения направлялась опытной рукой. Но в отличие от многих писателей и публицистов Ю. Домбровский не сосредоточивает внимание на отрицательных качествах Сталина, а пишет об общем понижении уровня «мирового добра», о массовом «оподлении» людей. Концепция Домбровского созвучна позиции А. Твардовского:

О людях речь идет, а люди Богов не сами ли творят!

Эта, казалось бы, бесхитростная в своей простоте мысль поэта во многом определила пути правдивого, объемного, неупрощенного художественного постижения эпохи правления «вождя всех народов».

В трагических событиях той поры повинны не только личность Сталина — человека, «с короткой памятью на. все доброе и с великолепной, истинно творческой на все злое и страшное», но и само общество с его нравственной глухотой. Ведь репрессивный конвейер «не Иван Грозный нам оставил, не татары занесли, а мы сами на себя выдумали и взлелеяли».

Воспроизводя обстановку всеобщего страха, захлестнувшего страну в 1930-е годы, Ю. Домбровский намеренно подчеркивает важную и многозначительную деталь: если выяснялось, что у арестованного «хотя бы на самых далеких развилках родства были репрессированные (а по совести говоря, у кого их тогда не было?), то в меморандуме он назывался не иначе как «близкий родственник ныне разоблаченного врага народа». Отсюда — поражающий своей трагической парадоксальностью результат: фактически весь народ состоял в родстве со своими «врагами». При этом в «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» писатель акцентирует внимание на саморазрушительности доносительства, ставшего массовым зловещим явлением, приводившего к замкнутому кругу: у Аюповой «забрали» мужа, она, в свою очередь, преследует бывшего ссыльного Корнилова, Корнилов же, которого защищает Зыбин, в конце концов предает своего товарища. Таким образом, зло порождает новое зло, которое разрастается, множится и дробится.

И все же как бы ни были велики потери в результате массовых репрессий, народ уничтожить невозможно — таково убеждение Ю. Домбровского. Вот почему писатель воспроизводит в своем повествовании былину, рассказывающую о том, «как перевелись богатыри на святой Руси». Три богатыря встретили в степи «старикашечку—калику перехожего», символизирующего народную силу, и «развалили» его до пояса. Но тем самым старичков «стало двое», и с каждым ударом меча их становилось все больше и больше. «И наконец как сомкнулась эта несметная рать! Как гаркнула она! Как двинулась — и побежали богатьфи».

Вера в мудрую красоту мира, в человека, в способность духовного возрождения народа определяет позицию Ю. Домбровского и сближает ее с гуманистической традицией русской классики XIX века.