История русского литературного языка

ÐÅÔÅÐÀÒ ÏÎ ÑÒÀÐÎÑËÀÂßÍÑÊÎÌÓ ßÇÛÊÓ

Òåìà: Èñòîðèÿ ðóññêîãî ëèòåðàòóðíîãî ÿçûêà

Ô - Ò ÊÓËÜÒÓÐÎËÎÃÈÈ

Ê - 101

ÁÛÊÎÂÎÉ ÀÍÍÛ

ÌÎÑÊÂÀ, 1994 ã.

План

1. Церковнославянская письменность:

а) основные письменные источники

б) деятельность древнерусских переводчиков

в) примеры переводов

2. Церковнославянский язык на Руси:

а) обрусение текстов древней Болгарии

б) значение особенностей местных говоров

в) возникновение училищ

г) особенности изложения текстов

3. Деловой язык домонгольского периода

Церковнославянская письменность.

Как известно, из славянских языков первым получил литературное употребление язык церковнославянский. Здесь не место распространяться о том, славянскому племени принадлежал этот язык- болгарам или паннойцам;

для нас важно толко то, что он был потреблен Кириллом и Мефодием для переводов с греческого и что после Кирилла и Мефодия он сделался литературным языков сперва болгар, потом сербов и русских. Таким образом,

этот язык сделался общим литературным языком всех православных славян и были моменты, когда, казалось, он готов был сделаться литературным языком всего славянства, общеславянским языком.

Кирилл и Мефодий ограничили свою литературную деятельность переводом книг св. Писания Нового и Ветхого завета, некоторых богослужебных и Кормчей , или Номоканона. Трудолюбивые ученики Кирилла и Мефодия и их переемники в Болгарии в блестящую эпоху царя Симеона перевели на церковнославянский язык с греческого огромное количество житий святых, творений отцов церкви, хронографов, повестей и т. п., что вместе с несколькими оригинальными произведениями болгарских литературных деятелей составило довольно значительную по объему литературу.

Переводы, сделанные Кириллом и Мефодием и их преемниками в Болгарии, не были одинаковы по достоинству. Последнее зависело как от личности переводчиков, так и от качества оригинала. Простой по содержанию текст Евангелия и книг Ветхого завета, переведенный знатоками греческого языка, образованными Кириллом и Мефодием или их учениками под их руководством, был передан по-церковнославянски и точно, и вполне удобопонятно. Переводчики, передавая греческие слова и выражения по-славянски, не стремились к буквальности, не старались передавать оригинал слово в слово , но заботились прежде всего об передаче смысла и об удобопонятности. Благодаря этому древний церковнославянский текст Евангелия таков, что почти не оставляет желать лучшего, и стоит несравненно выше исправленного текста, употребляемого теперь в нашей церкви. Исправители, жившие и действовавшие в разное время и в разных местах, стараясь приблизить его к оригиналу значительно ухудшили его и в некоторых местах лишили его главного свойства- ясности.

Греческий текст богослужебных песнопений, находящихся в октоихе, ирмолое, минеях и т. п., не может хвалиться особенною простотою и удобопонятностью. Богослужебные песнопения были у греков написаны стихами, нередко с разными пиитическими хитростями. Требования ритма и акростиха заставляли поэтов давать малоестественное расположение словам , отделять дополнение от глагола, определение от определяемого и т. п. Славянские переводчики большей части богослужебных песнопений оказались недостаточно сильными для ими на себя работы. Они плохо понимали греческий язык гимнов с их риторикой , с их неправильным расположением слов, с их возвышенными словами. Живой славянский язык, которым они владели, оказывается недостаточным для передачи оригинала. Поэтому они были нередко принуждаемы к буквальному переводу, передаче слова за словом, формы за формою и т. д. Отсюда в их труде тот же неестественный порядок слов, как и в оригинале, с тою особенностью вдобавок, что у греков, например, определение с определяемым стояли всегда, как следует, в одном падеже, а у славянских переводчиков зачастую определение стояло в другом падеже, в том, какой имело один падеж, согласно с требованиями славянского языка, а его определение стояло в другом падеже, в том, какой имело в греческом подлиннике. Сложные греческие слова при точной их передаче славянскими также сложными словами нередко теряли весь свой смысл, т. е. славянские слова, сочиненные переводчиками, были для славян непонятными, лишенными всякого смысла. Для примера взять тропарь святителям "Правило веры и образ кроткости" или ирмос заутрени. Последний читается в древнем переводе так`: "Волною морескою съкрывъшаго дръвле гонителя мучителя подъ землею съкрыша съпасеныихъ дети; нъ мы яко отроковица господеви поимъ; славьно бь прославися". Трудно без греческого текста догадаться, что подлежащее в первой части ирмоса- дъти, что прямое дополнение к съкрыша- съкрывъшаго, что гонителя мучителя зависит от съкрывъшаго, что смысл первой части таков: дети спасенного скрыли под землею того, который в древности покрыл морскою волною гонителя-мучителя.

Жития святых и творения отцов церкви были написаны в Греции в разное время разными лицами и были разнообразны и по содержанию, и по изложению. Часть их отличалась до известной степени простотой содержания и изложения , и переводчики могли справиться с ними без большого затруднения. Вследствии этого мы имеем довольно большое количество удобопонятных и вообще удачно выполненных церковнославянских переводов житий и небольшое количество таких же переводов отеческих творений. Между последними можно отметить перевод панедект инока Антиоха, содержащий в себе нравственные наставления; он сохранился, между прочим, в русском списке 11 в. Также можно отметить перевод поучений Кирилла Иерусалимского, он сохранился в русском списке 12-13 вв. Другие жития и особенно отеческие творения, будучи просты по содержанию, отличались искусственностью изложения. Здесь все зависело от переводчика. Если умел вникнуть в смысл и отнестись к оригиналу более или менее свободно, его перевод был удобопонятен, если же он старался лишь о том, чтобы передавать оригинал буквально, слово за словом, то получалось нечто бесполезное для тех, для кого он переводил. К числу удачных переводов могут быть отнесены произведения любимого у греков и славян отца церкви, прекрасного оратора Иоанна Златоуста. Очевидно, над ними потрудились лучшие литературные силы. Некоторые отеческие творения были таковы, что сами греки нуждались для понимания их в коментариях. Таковы творения Григория Богослова. Они были переведены в древней Болгарии на церковнославянский язык, но переведены более или менее буквально, потому и неудобнопонятно. Отсюда темнота перевода "Лествицы" Иоанна Лествичника, посвященной аскетической морали и нередко дающей тонкий анализ психических явлений. Впрочем, образованные, хорошо подготовленные переводчики справлялись даже с трудными текстами. Представителем их может быть признан Иоанн экзарх болгарский, переведший "Богословие" Иоанна Дамаскина и оставивший нам интересное рассуждение о том, как должно переводить.

Церковнославянский язык на Руси

Вся переводная литература древней Болгарии с книгами св. Писания во главе, а вместе с нею и небольшая оригинальная болгарская литература по мере распространения в России христианства перешла в Россию и здесь сделалась русскою. Одна папская булла упоминает о славянском богослужении в России во времена Ольги; следовательно, некоторые церковнославянские тексты являлись в Россию задолго до официального принятия христианства всею Русью. Как ни много русских рукописей домонгольской эпохи погибло во время погрома и после него от разных причин, тем не менее и теперь мы владеем довольно большим количеством русских списков 11, 12, начала 13 в., которые дают нам понятие о составе обращавшейся в Руси того времени литературы. В числе их мы находим сочинения Анастасия Синаита, Василия Великого, Григория Богослова, Ипполита Римского, Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста, Иоанна Лествичника, Кирилла Иерусалимского.

Церковнославянские тексты древней Болгарии, перейдя в Россию и будучи здесь переписываемы русскими переписчиками, подверглись обрусению. Русский язык до половины 13 в. имел еще мало новых черт. Тем не менее порядочное количество слов и форм последнего языка были отличны от русских слов и форм по своей языковой окраске. В тех случаях, например там, где церковнославянские слово или форма отличались отрусских потреблением Ж или А, русские читали Ж как у, А как я, таким образом превращали церковнославянское в русское. В других случаях , например там, где церковнославянские слово или форма отличались от русских потреблением ръ вместо ере ( бръгъ вместо берегъ) или шт вместо ч, или -ааго вместо -ого, русские подправляли церковнославянские слово или форму и до известной степени приближали их к русским. Вследствие такого отношения к церковнославянскому языку последний обрусел только отчасти; он принял в себя небольшое количество постоянных русских черт. Cамо собой разумеется, звуковое обрусение произошло постепенно: русские списки церковнославянских текстов 11 и начала 12 в. вроде Остромирова евангелия, обоих Святославовых сборников, Пандект Антиоха имеют в себе сравнительно небольшое количество русизмов и проводят их без всякой последовательности, вследствие чего их язык значительно отличается от русских списков второй половины 12 в., когда обрусение церковнославянских текстов закончилось и образовался русский извод церковнославянского языка.

Вместе с общерусскими особенностями вроде берегъ , свъча столь же непоследовательно и случайно переписчики вносили и особенности своих местных говоров. Чем более сильно был окрашен местный говор, тем чаще его черты проникали в церковнославянские тексты, написанные в пределах его распространения, и через это сообщали этим текстам местную окраску. Таким образом, славянорусский язык не был тожествен в разных областях Древней Руси: каждый центр имел свой славянорусский язык с своею местною окраской. Церковнославянские тексты, написанные в Новгороде переписчиками местного происхождения, отличаются от текстов, написанных в других местах, употреблением ч вместо ц и наоборот и жг вместо жж ( церковнославянского жд), его мы находим уже в Минее 1095 г., где читается троичю вместо троицю, отча и сына, три лича, дъжгь, объжги.

Таким образом, славянорусский язык церковнославянских текстов был различен в разных местах Древней Руси 11-13 вв. Причина этого заключалась в отсутствии в Руси этого периода, во-первых, выдающегося политического и литературного центра во-вторых, училищ и учебных руководств по церковнославянскому языку.

Училища - в нашем смысле этого слова- в Древней Руси были неизвестны. Св. Владимир, вскоре вскоре после крещения, вздумал было последовать примеру греков и завести школу. Летопись рассказываетЧто он начал брать сыновей " нарочитой чади" и отдавать их на учение книжное. Он, очевидно, хотел дать образование юношам из боярского сословия, своим будущим советникам и помощникам, но его дело не имело успеха. Других известий о училищах мы не имеем. Очевидно их не было, и домонгольская Русь училась не в училищах, а у учителей. О таких учителях у нас имеется известие. Грамматика в нашем смысле, изучавшаяся у греков, у нас, по-видимому, не преподавалась, хотя существовала одна переведенная с греческого грамматика, приписываемая Иоанну Дамаскину и изложенная по-церковнославянски Иоанном экзархом.

Итак, церковнославянский язык принесенных из болгарии текстов не сохранил в домонгольской Руси своего единства и распался на несколько частных языков. Иначе говоря, каждая область образовала в церковнославянских книгах свой язык, отличающийся от языка другой области в той степени, в какой говор первой отличался от говора второй.

Церковнославянские тексты, принесенные из Болгарии и усвоенные Русью, составляли главную часть русской литературы домонгольской эпохи. Само собою разумеется, в первое время распространения у нас церковнославянских текстов русская оригинальная литература совсем не существовала. Позже мало-помалу стали появляться русские литературные труды- то переводы с греческого, сделанные в России , то оригинальные сочинения русских людей. Естественно, церковнославянские тексты, употреблявшиеся в богослужении, постоянно читавшиеся книжными людьми, по в тех случаях, когда писали не документ, не деловую бумагу юридического или иного характера, ввели в употребление не чистый русский язык, тот церковнославянский, который они находили в бывших у них под руками текстах, со всеми особенностями этого последнего.

Деятели последующего времени, когда на -ааго и пр. уже стали исчезать из книг, по-видимому, не употребляли подобных форм; по крайней мере мы не видим никаких следов этих форм ни в " Поучении" Владимира Мономаха, ни в переводах посланий митр. Никифора, ни в " Слове о полку Игореве".

Другие русские деятели сравнительно слабо знали церковнославянский язык. Таковы все наши древние летописцы, таков Владимир Мономах, таков автор " Слова о полку Игореве". Они старались писать по-церковнославянски, но отчасти не в состоянии были изложить на церковнославянском языке всего того, что хотели, отчасти не умели отличить церковнославянское от русского, и потому в их произведениях мы находим полное смешение церковнославянского элемента с русским, причем в одних местах летописи - в похвалах умершим, в благочестивых размышлениях- преобладает первый, в других - в описаниях сражений, передаче разговоров - второй. Это смешение придает особый колорит языку летописей, "Поучения" Мономаха, "Слова о полку Игореве".

Теперь несколько слов об изложении. Деятели русской литературы домонгольского периода брали образцами не те церковнославянские памятники, которые отличались темнотой изложения и буквально, следовательно, граматически неправильной передачей греческого текста. Они в противоположность русским русским деятелям 15-16 вв. высоко ценили ясность изложения и руководились лучшими переводами с греческого, сделанными в Болгарии. Отсюда полная ясность и изящность изложения в "Слове" митр. Илариона, в поучениях Кирилла Туровского и других.

Деловой язык домонгольского периода.

Рядом с обрусевшим церковнославянским языком в русских сочинениях домонгольской эпохи мы находим чисто русский язык. Если первый употреблялся в житиях, поучениях, летописях, вообще в литературных произведениях в собственном смысле этого слова, то второй видим в деловой письменности - в документах юридического и иного характера, в официальной переписке князей, в законодательных памятниках, иногда даже в монастырских посланиях иерархов. Здесь им пользовались не одни светские лица, но и духовные, потому иногда из-под одного пера выходилои произведения и на церковнославянском, и на русском языке.

Если церковнославянский язык русских произведений заключал в себе особенности местных русских говоров, то чистый русский язык деловой письменности вполне отождествлялся с местными говорами. Таким образом, деловой документ , выходивший из Новгорода, писался на новгородском говоре. Короче: в деловой письменности было столько чисто русских языков, сколько было говоров.

Итак , домонгольская Русь не знала одного общего ей всей литературного языка. Она употребляла два языка: один- церковнославянский для собственно литературных произведений, другой - чистый русский для деловой письменности.

Можно сказать, что домонгольская эпоха истории русского литературного языка есть эпоха отсутствия общерусского литературного языка, эпоха совместного существования нескольких местных литературных языков.

Литература:

А.И. Соболевский " История русского литературного языка" , Ленинград, "Наука" , 1980г.