Соотношение actio pauliana и притворной сделки

Юрьев Родион

Условимся, что под латинским названием Павлова иска - actio Pauliana мы будем подразумевать современные нам нормы, предусмотренные в целях защиты кредиторов от недобросовестных действий должников при реализации процедур несостоятельности. Эти нормы разбросаны в российском законе о банкротстве по нескольким статьям, не означены особым именем, а называть их "иски, предусмотренные ст. 103, 206 ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" - неблагозвучно.

Несостоятельность, как предвидимая, так и начавшаяся - наиболее благодатная почва для развития притворных сделок.

Посмотрим на душевное состояние типичного банкрота. Неразумное ведение хозяйство ввергло его в значительные долги. Он уже понимает, что средств на удовлетворение всех кредиторов не хватит, даже если продать всё принадлежащее ему имущество. Между тем займодавцы беспокоятся, навещают всё чаще, кто-то роняет фразу о банкротстве, распродаже имущества… Наш должник представляет себе все ужасы несостоятельности: в зависимости от исторической эпохи его ожидает смерть, рабство, долговая яма или лишение гражданских прав. Заметим заодно, что только в современной России ему ничего не грозит кроме потери имущества - доброе имя нынче не в цене.

Какое естественное решение возникает в голове банкрота? Спрятать всё, что осталось, раздать верным людям, закопать в лесу, вывезти в швейцарский банк. Но как это сделать? Мнимые сделки не сгодятся: слишком опасно действовать столь прямолинейно, ведь тогда последствия могут быть уголовного характера - за фиктивное или преднамеренное банкротство всегда предусматривались строгие санкции. Надо вывести имущество так, чтобы внешне это выглядело законно. Например, можно договориться с одним из кредиторов о завышении суммы долга и, уплатив его, получить часть обратно. Можно не получать деньги на расчётный счёт, а просить всех должников переводить средства на счета других фирм.

Перед нами - отчаявшийся человек, у которого поставлена на карту вся жизнь, благосостояние семьи, положение в обществе. Необходимость - лучший учитель, а потому вполне можно предполагать, что каждый, оказавшийся в подобной ситуации будет стараться спасти своё положение, возможно, и за чужой счёт. Гражданское право не ставит в свои задачи моральную оценку действий своих субъектов, даже понятие добросовестности, как убедительно показал Л.И. Петражицкий, никакого отношения к добру и совести не имеет - это лишь "явления этически безразличные, бесцветные".

Тем не менее, интересы кредиторов должны быть защищены.

Сделка, прикрывающая вывод активов должника может быть и мнимой, но по описанным выше причинам, она, как правило, притворна. В связи с этим есть все основания применять к ней правила о притворности, т.е. не принимать во внимание формальный договор, а исследовать скрываемые отношения.

Заключён договор займа, обеспеченный залогом недвижимости с запретом передачи на него права собственности. Должник в преддверии банкротства обременяет здание, договором аренды на 100 лет по минимальной цене, твёрдой на весь период. Наличие такого договора существенно снижает стоимость имущества в случае продажи с торгов, ведь по правилам аренды смена собственника не влечёт изменения или расторжения договора. Арендатор занимает здание, т.е. сделка не мнимая, а притворная, т.к. фактически имущество перешло в собственность другому лицу.

Займодавец останется без удовлетворения, а заёмщик, в чём нельзя сомневаться, будет арендатором здания через подставных лиц.

Если подходить с точки зрения притворности, то заинтересованное лицо может предъявить иск о возврате имущества, при этом необходимо доказать истинную волю сторон, направленную на заключение договора о передаче имущества в собственность. Конечно, сами по себе условия договора могут иногда свидетельствовать о его притворности, но ответчики могут возражать, ссылаясь на особенности экономического положения, характер имущества и иные обстоятельства. По делу будут привлечены сведущие люди, которые будут давать противоположные оценки стоимости аренды здания - в зависимости от того, кто их нанимал - истец или ответчик, "обычная рыночная цена" права аренды будет колебаться от максимума до минимума.

Сами стороны договора будут всячески скрывать свои истинные намерения, представляя всё новые и новые доказательства его правдивости. Нелегко кредитору будет добиться правды в таком процессе.

Ульпиан справедливо указывал применительно к искам из злого умысла, что коварство двуличных и злоумышленных людей не должно приносить им пользы, а простота их контрагентов не должна им вредить. В римском праве мы знаем несколько попыток защитить интересы кредиторов. Так, у Гая мы можем обнаружить упоминание о запрете отпуска рабов на волю легатом во вред и для обмана кредиторов (creditorum fraudandorum causa), в таком случае никто из рабов не будет свободным по закону Элия Сенция. Для нас это может означать признание договора ничтожным как противоречащего закону. К преторским установлениям относится interdictum fraudatorium, предоставлявший право кредитору истребовать в третьего лица вещь, и, наконец, впоследствии был изобретён специальный иск - actio Pauliana (по сведениям Ч. Санфилиппо, он появился при Юстиниане , а по сообщению Е.А. Флейшиц, применялся уже при Цицероне ).

Учёные расходятся не только в датировке, но и в условиях применения этой actio. Так, Г.Ф. Шершеневич относил к ним:

Причинение ущерба кредиторам.

Совершение этого действия с намерением причинить кредиторам ущерб.

При этом именно последнее условие он относил к недостаткам иска, считая его лишающим кредиторов защиты.

Что касается других авторов, то упомянутый Ч. Санфилиппо также указывал на необходимость ущерба и мошеннического намерения должника, и лишь Е.А. Флешиц утверждала, что должнику достаточно "действовать, зная о том, что он уменьшает своё имущество… намерения причинить вред кредиторам не требовалось", в остальном её сведения согласны с мнениями вышеприведённых исследователей.

Сопоставим основания иска о применении последствий притворной сделки и actio Pauliana.

Как уже упоминалось, основанием для удовлетворения первого иска является доказанность наличия скрываемой сделки, отличной от прикрывающей. В римском праве не содержалось специальной actio для фиктивных сделок, поэтому речь могла идти только о сопутствующем обосновании при предъявлении другого иска, например, при виндикации. В таком случае судья, установив притворность, рассматривал основной иск, не принимая во внимание ничтожную сделку.

Помимо фактической стороны, в спорах о недействительности сделок всегда необходимо учитывать и юридическую сторону - правом на предъявление иска обладают только заинтересованные лица. В римском праве это особенно заметно из-за сопутствующего характера ссылки на притворность.

Предъявляя основной иск, истец заранее определяет свой правовой интерес в разрешении спора. Имеется ли такой интерес у кредитора? Ведь он не является стороной притворного договора, не имеет прямого отношения к должнику (как, например, его товарищ по societas или акционер в современных акционерных обществах), а банкротство, может быть, ещё не начато?

Представляется, что защита будущих прав на удовлетворение притязаний на имущество должника возможна и является достаточным основанием для предъявления иска, по крайней мере, по смыслу современного российского гражданского права.

Actio Pauliana в римском праве требует доказать наличие убытков для кредиторов. Такой ущерб может быть только реальным. Несмотря на то, что об этом определённо говорит Ч. Санфилиппо , следует пояснить, в чём причина такого ограничения. Во-первых, речь здесь идёт не об ответственности для взыскания причинённых убытков, а о лишь наличности вреда. Во-вторых, кредитор не может рассчитывать на получение доходов от должника - его право требования уже не эвентуально, а чётко определено. Даже если на долг начисляются проценты, неполучение этих процентов будет реальным ущербом кредитора. Если должник предпринимает меры к заключению договора с другим лицом для того, чтобы расстроить планы своего кредитора на получение доходов, то в таком случае он вредит ему не как кредитору, а как вообще участнику гражданского оборота, и последний имеет против нарушителя соответствующий деликтный иск. Такая ситуация возможна при злоупотреблении правом. Если исходить из верности позиции Е.А. Флейшиц, то истцу достаточно было указать на очевидную осведомлённость должника о том, что его действия влекут ущерб, при этом, надо полагать, что такая осведомлённость должна была презюмироваться. Если же правы те учёные, которые ставили в обязанность истцу доказать преднамеренность обхода прав кредиторов, то ему приходилось доказывать умысел, т.к. даже culpa lata не может подпасть под понятие преднамеренности. Возможно, что для облегчения положения кредиторов применялись какие-нибудь презумпции, однако далее этого предположения мы не пойдём.

Конечной целью actio Pauliana имела истребование обогащения или возмещение всех убытков, причинённых кредиторам. Последнее возлагалось на лицо, заключившее договор с должником, в случае, если оно знало о цели сделки, в противном случае оно лишь возвращало полученное , при этом, если обогащение было получено безвозмездно, осведомлённость третьего лица фингировалась.

Нельзя сказать однозначно, какой способ защиты прав кредиторов был наиболее выгоден в конкретном случае - очевидно, всё решали доказательства. В приведённом примере с арендой можно предъявлять оба иска, но наибольшие шансы имеет actio Pauliana, т.к. по поводу притворности стороны могут сослаться на наличие особых отношений, которые исключают установление более высокой арендной платы и требуют столь длительных сроков аренды. Между тем ущерб от сделки налицо, осведомлённость должника о его наличии тоже. Истребование у третьего лицо обогащения в виде полученного права является достаточной мерой защиты, а потому нет необходимости доказывать его знание о противозаконном характере договора.

Является ли actio Pauliana частным случаем иска из притворности? Нет, поскольку этот иск имеет несколько причин своего появления. К ним относится не только защита от притворных сделок, но и от мнимых, а также, как указывает Г.Ф. Шершеневич, вообще от неразумности действий человека в преддверии банкротства . Actio Pauliana призвана упростить позицию кредитора и освободить его от необходимости каждый раз доказывать мнимость или притворность, не говоря уже о неразумности, которая в обычном гражданском обороте не является основанием недействительности сделки. Скажем более того, actio Pauliana может применяться одновременно с использованием института притворной сделки.

ACTIO PAULIANA И ПРИТВОРНЫЕ СДЕЛКИ В РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ.

Чтобы сопоставить притворную сделку и обосновать её совместное использование с actio Pauliana, проанализируем существо исков, предусмотренных современным российским законодательством в целях обеспечения прав кредиторов.

Восприняв при посредничестве европейского учёного сообщества actio Pauliana, российское законодательство усовершенствовало её, и в Федеральном законе "О несостоятельности (банкротстве)" 2002 года мы имеем дело не с одним, а с несколькими исками, предусмотренными ст. 103 и 206 указанного закона.

Внешний управляющий наделяется в определённых случаях правом оспаривать сделки должника, в том числе совершённые до введения внешнего управления (ч. 1 ст. 103). Тем самым внешнему управляющему предоставляется возможность предъявлять не только actio Pauliana, но и любые другие иски из недействительности, причём не доказывая свою заинтересованность.

Actio Pauliana предъявляется в соответствии с ч. 2-5 ст. 103 и имеет соответствующие разновидности, связанные с разными сделками должника:

сделка с заинтересованным лицом, если в результате её исполнения

кредиторам или должнику был или может быть причинён ущерб;

сделка, направленная на предпочтительное удовлетворение требований одного из кредиторов;

сделка, связанная с выплатой доли (пая) учредителю (участнику), если это нарушает права кредиторов;

сделка, связанная с выплатой доли (пая) учредителю (участнику) после принятия заявления о признании банкротом.

Поскольку речь в ч. 2-4 ст. 105 идёт о том, что суд может признать такие сделки недействительными по иску лица, указанного в законе, следует отнести их к оспоримымсо всеми вытекающими последствиями.

Так, при рассмотрении одного из дел федеральный арбитражный суд Московского округа отметил в мотивировочной части, что "сделки по основаниям, предусмотренным статьей 78 Закона о банкротстве (ранее действовавшего - Р.Ю.) и статьей 28 Закона о банкротстве кредитных организаций, являются оспоримыми, следовательно, иски о признании таких сделок недействительными могут быть заявлены определенными лицами, указанными в законе".

Таким образом, субъектом права на иск в данном случае является только лицо, прямо указанное в законе, а именно - конкурсный (внешний) управляющий (ч. 2 ст. 102) и кредитор (ч. 3 и 4).

Правильное определение места actio Pauliana имеет значение, например, для решения вопроса о сроке исковой давности, который составляет для оспоримых сделок один год со дня, когда истец узнал или должен был узнать о наличии оснований оспоримости (ч. 2 ст. 181 Гражданского кодекса РФ). Вопрос о начале течения этого срока не столь очевиден.

ОАО "Группа "Альпари" в лице конкурсного управляющего обратилось к ОАО "Финансовая группа "Новый Мир" с иском о признании недействительным соглашения о зачете от 12 апреля 2000 г. со ссылкой на направленность этой сделки на предпочтительное удовлетворение требований одного из кредиторов - ответчика. Дело рассматривалось до вступления в силу ныне действующей редакции Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", который в ст. 78 содержал не вполне чёткое разграничение управомоченных на подачу actio Pauliana лиц. Конкурсный управляющий был назначен 4 октября 2000 г., а заявление было им подано 29 июня 2001 г. Суд установил, что имеет место пропуск исковой давности, которую следует исчислять с момента заключения договора, конкурсный управляющий полагал, что исчисление должно начинаться с момента назначения его управляющим. Кассационная инстанция не поддержала управляющего и отказала в иске.

Исходя из нового закона, мы не можем согласиться с подобным решением как с точки зрения сути явления, так и с точки зрения буквы закона.

Во-первых, до момента получения внешним или конкурсным управляющим доступа к документам нельзя и предполагать, что требование может быть заявлено - ведь тогда должник будет ссылаться на собственную злонамеренность, не говоря уже о том, что в его интересы не входит защита прав кредиторов. Только когда в дело вступит стороннее лицо, призванное обеспечить удовлетворение требований кредиторов, только тогда и окажется известным о совершении таких сделок, а потому логично и срок давности исчислять с этого момента.

Во-вторых, в ч. 2 п. 7 ст. 103 и ч. 2 п. 4 ст. 129 установлено, что иск предъявляется внешним управляющим или конкурсным кредитором от своего имени, при этом другие иски (по ч. 1 ст. 103) предъявляются от имени должника. Если бы не было последней оговорки, можно было бы предположить, что законодатель имеет в виду только общее право на действия управляющего без доверенности и не от имени, например, общего собрания кредиторов. Но противопоставление "от имени должника" - "от своего имени" исключают иную трактовку: управляющий в таком деле становится самостоятельным субъектом, а не органом управления должника. Следовательно, именно с тем, когда он узнал или должен был узнать о недействительности сделки, связано начало течения исковой давности.

Ч. 2 ст. 103 наделяет суд правом признавать сделку должника с заинтересованным лицом недействительной, если в результате неё должнику или кредиторам были или могут быть причинены убытки. Как видим, для заявления такого иска достаточно доказать только заинтересованность и наличность (возможность) убытков кредиторам или должнику. Под убытками здесь понимается только реальный ущерб, и аргументация допустима та же, что и применительно к actio Pauliana в римском праве (см. выше).

Несмотря на отсутствие указания в законе, возможность причинения ущерба также должна быть реальной, ведь иное противоречило бы правилу о том, что судебное решение не может быть основано на предположениях.

Закон ограничил круг субъектов, управомоченных на подачу этого иска, лишив кредиторов возможности оспаривать сделки с заинтересованными лицами, и такое решение может быть подвергнуто сомнению. Возможно, законодатель исходил из необходимости упрочения устойчивости гражданского оборота, сокращения числа сделок, которые могут быть подвержены сомнению. Однако нельзя исключать ситуацию, когда должник, предвидя банкротство, намеренно заключает договор с одним из кредиторов - заинтересованных лиц, увеличивая размер его задолженности, чтобы впоследствии это лицо имело большинство голосов на общем собрании кредиторов. Общее собрание кредиторов будет диктовать свою волю управляющему и приложит все усилия для недопущения уменьшения размеров требований того лица, которое определяет решения этого собрания. Защитить себя "миноритарные" кредиторы могли бы при помощи actio Pauliana, однако закон им такого права не даёт.

С другой стороны, законом не ограничен напрямую период, на который распространяется возможность оспаривания сделок должника. Если исходить из буквального содержания закона, то можно предположить, что могут быть оспорены все сделки должника с момента его создания, независимо от того, сколько времени прошло с момента их совершения. Такое положение недопустимо, т.к. любое действие должника, например, направленное на выплату дивидендов участникам из прибыли за год, может расцениваться как причиняющее убытки. Следует ограничить возможности суда указанием на предвидение банкротства, установив презумпцию, что таковое предполагается до тех пор, пока ответчик не докажет обратного. В то же время нельзя не учитывать и общего срока исковой давности, который применяется к требованиям о применении последствий оспоримой сделки - например, к требованию о возврате переданной вещи. Этот срок ограничен тремя годами в соответствии со ст. 196 ГК РФ.

При этих обстоятельствах для самостоятельной защиты своих прав кредиторам можно предложить использовать иск о применении последствий ничтожной сделки как совершённой мнимо или притворно. При наличии признаков притворности кредитор становится заинтересованным лицом и, в силу ч. 2 ст. 166 ГК РФ, приобретает право на предъявление иска. На ту же норму можно сослаться и при предъявлении иска о ничтожности сделки, противоречащей закону.

Например, в споре между кредиторами по поводу продажи акций должника "апелляционная инстанция пришла к обоснованному выводу о наличии у истцов права на иск о признании сделки ОАО "Ступинский металлургический комбинат" недействительной (ничтожной), поскольку согласно п. 2 ст. 166 ГК РФ требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки может быть заявлено любым заинтересованным лицом, а кредиторы являются такими заинтересованными лицами…"