Конфуций и его учение

Реферат по истории Китая

КОНФУЦИЙ И ЕГО УЧЕНИЕ

ПЛАН

1. Главные постулаты конфуцианства.

2. Государственный порядок в учении Великого учителя.

3. Идеи социальной гармонии и проблема человека.

4. Историческое значение конфуцианства.

5. Литература.

1. Главные постулаты конфуцианства.

Конфуций, Кун-цзы (551-479 гг. до н.э.), выходец из луских ши, первым дал свой вариант ответа на вызов быстро и резко трансформировавшегося чжоуского общества. Опираясь на чжо-уско-лускую модель идеологических ценностей и приоритет этической нормы в поиске путей к стабильности, упорядоченной гармонии, он предложил в качестве основы успешной эволюции великий принцип постоянного самоусовершенствования — человека, общества, государства. Методика и механизм совершенствования — тщательное соблюдение этических и ритуально-церемониальных нормативов с ориентацией на общепризнанную мудрость древних. «Передаю, а не создаю; верю в древность и люблю ее», — сказано об этом в трактате Луньюй («Беседы и суждения»), написанном после смерти философа и содержащем его афоризмы и поучения, обращенные преимущественно к ученикам. И хотя в своем учении Конфуций (первым в Китае ставший общепризнанным Учителем и именно в ходе бесед с учениками вырабатывавший основы своей концепции) был подлинным творцом нового, все созданное им так основательно и умело опиралось на традиции, что принципиальный тезис Луньюя не слишком расходился с истинным положением вещей.

Конфуций — это и конфуцианство, т.е. доктрина, приспособившая древние мудрые этические нормы к требованиям изменившейся эпохи, причем сделавшая это в общих чертах столь удачно, что именно она, конфуцианская традиция, в первую очередь определила менталитет, образ жизни и систему ценностей в Китае, что весомо ощущается и в этой стране, и в ряде других стран современного Дальнего Востока, вплоть до наших дней.

Итак, чему учил Конфуций своих учеников? Мало уделяя внимания идее небесного мандата (и явно в ней разочаровавшись), он выдвинул на передний план альтернативную категорию Дао, т е. великого истинного пути, мудрого и справедливого порядка, нормы правильного поведения. «Кто утром познал дао, может вечером умереть без сожаления»; «Если в Поднебесной царит дао — старайтесь быть на виду, если нет — скройтесь», — сказано в трактате Луньюй. Оставив за Небом лишь последнее слово и как бы отодвинув его так, чтобы оно не слишком мешало людским делам, Конфуций именно дао превратил в этический критерий всего должного. Соответственно было изменено и содержание раннечжоуского понятия дэ, которое, перестав быть исключительной прерогативой знати и лишившись своего сакрального, тесно связанного с Небом содержания, стало своего рода конкретным проявлением дао, символом существования этической нормы, добродетельного поведения благородного человека.

Само понятие благородного человека (цзюнъ-цзы, сын правителя, т.е. благородный) тоже было коренным образом изменено и стало употребляться Конфуцием уже не применительно к уходившей в прошлое аристократии, но по отношению к истинно порядочному, высокодобродетельному и потому именно благородному в современном звучании этого понятия человеку. Цзюнь-цзы у Конфуция стал неким недосягаемым идеалом высших добродетелей, комплексом всего наидостойнейшего. Это рыцарь морали и добра, почти святой бессеребреник, думающий и заботящийся не о себе, но о других. Он преисполнен чувства гуманности (жэнь), долга и справедливости (и), высоко ценит ритуальный церемониал (ли), готов постоянно учиться и само-.усовершенствоваться, дабы освоить все необходимые знания и применить их для пользы общества и создания государства высшей гармонии и разумного порядка.

2. Государственный порядок в учении Великого учителя.

Социальный порядок Учителю виделся в том, что в государстве, как и в семье, старшие должны управлять, младшие подчиняться и быть объектом заботы. Патернализм чжоуской клановой структуры у Конфуция плавно трансформировался в высокозначимый культ мудрых старших, древних предков, как в каждой семье, так и в стране в целом. «Пусть государь будет государем, подданный подданным, отец отцом, а сын сыном». Иными словами, все должны знать свое место и выполнять положенные им функции — только тогда и будет достигнут высший порядок, а вместе с ним и желанная социальная гармония. Отличие государства от семьи вполне осознавалось, но это было отличие вторичного характера, количественное, а не качественное. Заключалось же оно в том, что один государь в отличие от отца в семье не в состоянии управлять, ему нужны хорошие помощники. Хорошими же помощниками могут стать лишь те, кто ориентируется на идеал цзюнь-цзы и готов всего себя отдать великому делу преобразования Поднебесной, погрязшей в сварах и интригах, во лжи и обмане, в себялюбии и разврате.

Едва ли не важнейшей целью жизни Конфуция было воспитание из своих учеников хороших чиновников, которых можно было бы использовать в управлении и которые при этом руководствовались бы изложенными им принципами жизни, поведения и мироустройства. В трактате Луньюй много говорится о том, как нужно управлять, в чем состоит искусство администрации. Следует всегда поступать правильно и справедливо, не спешить с решением сложных вопросов, уметь слушать других, вникать в суть дела, не разбрасываться на мелочи, избегать рискованных шагов и опасных поступков.

Следует всегда привлекать к управлению мудрых и способных, которые в свою очередь обязаны нелицеприятно возражать правителю в случае необходимости, никогда не обманывать его успокаивающими заверениями. То есть «управлять — значит поступать правильно». Мудрость умелой администрации Конфуций видел в том, чтобы хорошо знать людей, их чаяния и чувства, чтобы идти впереди управляемых и трудиться ради них, вести их за собой, воздействуя на них как своим умом, знаниями, добродете­лями, так и конкретным личным примером. При этом во взаимоотношениях между людьми должны господствовать ритуально-церемониальные нормы ли, ибо «без ли почтительность превращается в утомительность, осторожность становится трусостью, смелость смутой, а прямота грубостью». Ли — важнейший организующий, дисциплинирующий и соединяющий людей импульс. Овладевший им сможет управлять Поднебесной «так же легко, как показать ладонь».

Ученики Конфуция прилежно внимали его поучениям и очень старались стать такими, какими хотел их видеть Учитель. Однако это не всегда удавалось. По подсчетам Г.Крила, из 22 упомянутых в Луньюе учеников девять обрели должности и еще один от нее отказался. Из этого следует, что современные Конфуцию правители высоко ценили школу Учителя и его принципы воспитания. Но сам Конфуций был суров и бескомпромиссен. «Цю не мой ученик! Бейте в барабан и выступайте против него!» — воскликнул он, когда узнал, что назначенный администратором Цю повысил налоги. Отступление от принципов было для Конфуция недопустимым. Неудивительно, что правители не решались приглашать самого Учителя занять какую-либо заметную должность.

Позднейшая апологетическая традиция утверждает, что Конфуций имел должность министра правопорядка в Лу, но это явная легенда. В Луньюе об этом ничего не сказано, да и самого Лу как государства в зрелые годы Конфуция (когда теоретически он только и мог быть приглашен на должность министра) фактически не существовало, а царством управляли три цина из родственных друг другу кланов. В трактате сохранились лишь рассуждения Конфуция на тему о том, как хорошо было бы получить должность и что бы он сделал, произойди это. «Если бы меня взяли на службу, в течение 12 месяцев я навел бы порядок, а за три года все было бы в совершенстве...» Рассуждая на тему о том, что Небо даровало ему его весомое дэ и вложило в него высочай­ший комплекс цивилизованности — вэнъ, которым после Вэнь-вана никто в Китае в столь полной мере (как это следовало понимать) еще не обладал, Конфуций, видимо, в глубине души надеялся на то, что Небо подаст знак и призовет его к управлению Поднебесной. В 50 лет, постигнув волю Неба, он, по его словам, десятилетия после этого «внимал чутким ухом» этой Небесной воле, но безрезультатно.

3. Идеи социальной гармонии и проблема человека.

Впрочем, неудачи в исполнении тайных надежд внешне мало сказывались на деятельности мудреца. С энергией подлинного первооткрывателя он продолжал разрабатывать свои идеи и передавать их ученикам. Развивая идею социальной гармонии, Учитель выдвинул идеал сяо — сыновней почтительности, лежавшей в основе возвеличенного им культа предков. «Служить родителям по правилам при их жизни, похоронить их по правилам-ли после смерти и приносить им жертвы по правилам-лм» — вот концентрированное изложение сяо. И речь' здесь идет не только о том, что дети должны заботиться о здоровье родителей, об их питании и удобствах, быть почтительными к ним и строго соблюдать все законы траура по многочисленным родственникам, что уже само по себе было очень важным и составляло едва ли не основу семейных правил-ли. Намного важнее то, что культ предков и сяо в принципе упорядочивал социальные отношения людей на низовом массовом уровне.

Люди не равны и не могут быть равны по их месту в семье и обществе, но каждый должен хорошо знать свое место — при всем том, что оно не неизменно, а, напротив, меняется со временем и в зависимости от обстоятельств. И человек сам в определенной степени хозяин своей судьбы, ибо от него, его способностей, добродетели, стараний и иных качеств многое зависит в его жизни, несмотря на то, что многие привилегии уже при рождении получают высокопоставленные, власть имущие и богатые. Иными словами, знатность знатностью, богатство богатством, но и от самой личности зависит немало. «Люди по природе, в общем-то, одинаковы; образ жизни — вот то, что их различает», — ска­зано в Луньюе. «Только самые умные и самые глупые не могут изменяться», считал Учитель. Все остальные должны стремиться к самоусовершенствованию.

Конфуций верил в едва ли не безграничные возможности человека и, отталкиваясь от этой веры, всегда стремился способствовать распространению знаний. Принципы его эпистемологии (теории познания) в основном сводились к тезису: «Когда знаешь, считай, что знаешь; коли не знаешь, считай, что не знаешь, — это и есть знание». Главное же — любить знание и стремиться к познанию всегда, всю жизнь. При этом важно уметь должным образом использовать полученные знания: «Учение без размышлений напрасно, а размышления без учения опасны». Обе части этого афоризма весьма емки: чтобы думать и что-то создавать, нужно многое знать; нельзя пытаться что-то сделать, не зная всего, что для этого нужно знать. Вообще же «учиться и время от времени реализовывать узнанное — разве это не приятно?» — с этого афоризма, как известно, начинается текст Лу-ньюя, что придает ему особое звучание.

Итак, человек для Конфуция — это человек, оснащенный знаниями и стремящийся к знаниям, знание же для него — прежде всего знание нравственное, т.е. познание законов жизни. Когда Конфуция спросили о смерти, он резонно заметил: «Мы не знаем, что такое жизнь, — что уж нам говорить о смерти?!» Учитель был великим моралистом и гуманистом, он учил восхищаться знанием, преклоняться перед всем изящным и радующим глаз (эстетика в его учении да и вообще в древнекитайской мысли воплощалась в термине юэ, букв. «музыка»), строго соблюдать завещанные древностью нормы, ритуалы и церемониал, ценить гармонию и чувство меры и восхищаться теми, кто преуспел во всем этом. Но вместе с тем Конфуций, как и вся шанско-чжоус-кая традиция до него, почти не интересовался проблемами онтологии и натурфилософии, мистики и сверхъестественного, магии и суеверий. Все, что не имело самого непосредственного отношения к тому, как людям следует жить и какими они должны быть в этой жизни, как создать гармоничное общество и совершенное государство, было вне сферы его интересов и внимания. Небо, его воля и связанная с ней судьба людей — вот, пожалуй, единственный элемент мистики, который можно встретить в афоризмах Конфуция. Но и рассуждения на эту тему отнюдь не насыщены мистикой и верой в сверхъестественное. Даже наоборот, ни весьма трезвы и рационалистичны — просто небесная воля в них играет роль надчеловеческой разумной силы, вектор которой опять-таки вполне познаваем: веди себя как должно, и Небо всегда будет с тобой.

Благо Человека — наивысшая цель и ценность в доктрине Конфуция. Но его гуманизм столь же мало походил на европейский гуманизм времен Возрождения, как требование философа всегда принимать во внимание, что любят и хотят люди, ни в коей мере не имело ничего общего с демократическими настроениями. Совсем напротив, люди в конфуцианстве — не субъект, но прежде всего объект — объект заботы, управления, наставления. Правда, не все. Цзюнь-цзы — это именно субъекты («цзюнь-цзы не инструмент»), тогда как противопоставленные им сяо-жэнь (простые люди, те, кто привычно заботится не о высокой морали, но о повседневной низменной выгоде) и есть объекты, ими и следует управлять, о них и должны заботиться в их же собственных интересах высокоморальные цзюнь-цзы.

4. Историческое значение конфуцианства.

Патернализм Конфуция вполне вписывался в традицию и устраивал власть имущих, как и устраивал их возвеличенный им культ предков и мудрецов. Но максимализм Учителя, его нравственная бескомпромиссность были неприемлемы, и отнюдь не случайно, что самого Конфуция на службу не брали, отделываясь от него ничего не обязывающими должностями вроде дафу при не имеющем реальной власти правителе. Разумеется, такого рода синекура к концу жизни мудреца в чжоуском Китае уже мало что значила. Как известно, в этом скромном статусе он и умер, горько оплакиваемый учениками, которые во время длительного траура жили рядом с его могилой. Именно усилиями учеников и был составлен трактат «Луньюй», зафиксировавший для потомков мудрость Учителя.

Афоризмы, конкретные поучения и вся тональность доктрины Конфуция позволяют заключить, что по своей натуре Великий Учитель был не столько консерватором-традиционалистом (хотя именно этот аспект в своем поведении он всячески акцентировал), сколько новатором едва ли не радикального плана. Целью его было преобразовать погрязшую в пороках Поднебесную, причем идеалом для него было не неясное в своих очертаниях будущее, но очень понятное всем и искусно возвеличенное в специально разработанных социально-политических и этико-административных конструкциях Светлое Прошлое древних мудрецов. Впрочем, нарочитый акцент на традицию не должен затмить то бесспорное обстоятельство, что на деле традиция использовалась в конфуцианстве лишь в качестве формы.

Конечно, форме в этой доктрине придавалось огромное значение, она была элементом ритуала и церемониала, основой социального порядка. Но при всем том главным было все, же то, чем и как заполнена форма. А заполнялась она не только патернализмом и культом древних, но и высокой нравственной позицией ответственных за судьбы людей и призванных руководить ими старших, бескомпромиссностью в моральных принципах, ясно декларированным стремлением к знаниям и постоянному самоусовершенствованию, т.е. к реализации заложенных в каждом лучших его потенций. И именно поэтому Конфуцию удалось, пусть не при жизни, добиться того, что редко выпадало на долю мудрецов-реформаторов: по начертанным им эскизам, по его модели, в конечном счете, стал развиваться Китай. Его ответ на вызов эпохи оказался наиболее удачным среди других.

Разумеется, все это выявилось далеко не сразу. Ни ученики Конфуция, ни ученики его учеников и последующие поколения конфуцианцев вначале многого не добились. Им внимали, к ним шли учиться, их идеи находили слушателей и почитателей, но правители в конце Чуньцю и тем более в Чжаньго в них не были заинтересованы. Чжоу-луская модель эволюции Поднебесной, стократ усиленная и улучшенная, как бы обретшая крылья в конфуцианстве, не была принята даже там, где она появилась, т.е. в домене Чжоу или в Лу, переживавших нелегкий период упадка власти легитимных правителей. Там же, где легитимные правители из числа могущественных чжухоу обретали силу, в чести были реформаторы и законодатели другого типа — из числа тех, кто не делал нарочитого акцента на древние традиции и высокую нравственность, но, напротив, считал своим долгом прямо и откровенно, преимущественно силовыми методами, проводить необходимые реформы и никак не увязывать их с тем, что будто бы было в древности. Впрочем, эта по-своему весьма логичная практическая политика правителей не меняла того факта, что на поставленный трансформирующимся Китаем вызов следовало искать ответы. Один из них, конфуцианский, стал широко известен уже в V в. до н.э. За ним, в конце V и в IV в. до н.э., последовали другие, каждый из которых заслуживает внимания и оценки.

Литература.

1. Границы Китая: история формирования / РАН; Институт Дальнего Востока / В.С. Мясников (общ.ред.), Е.Д. Степанов (общ.ред.). — М. : Памятники исторической мысли, 2001. — 470с.

2. Грэй Джон Генри. История Древнего Китая / А.Б. Вальдман (пер.с англ.). — М. : Центрполиграф, 2006. — 606с.

3. Всемирная история: Учебник для студ. вузов / Георгий Борисович Поляк (ред.), Анна Николаевна Маркова (ред.). — М. : Культура и спорт, 1997. — 496с.

4. Бадак Александр Николаевич, Войнич Игорь Евгеньевич, Волчек Наталья Михайловна, Воротникова О. А., Глобус А. Всемирная история: В 24 т. / И.А. Алябьева (ред.) — Минск : Литература

Т. 5 : Становление государств Азии. — 543с.