Джордано Бруноа

Джордано Бруно.

И.Вороницын

«Гражданин вселенной, сын бога солнца и матери земли», Джордано Бруно возвышается над человеческим муравейником средневековья, и даже Возрождение оставлено им далеко позади. Он во многих отношениях близок к нам, он нам понятен гораздо больше, чем кто-либо из его современников.

Скитальческая жизнь его, страдания, перенесенные в тюрьмах инквизиции, смерть на костре и грандиозный апофеоз, которым явилась в 1889 г. постановка памятника на месте его казни, все это много раз описано и широко известно. Мы лишь в немногих словах напомним читателю историю его мученичества и торжества над религией.

Бруно родился в 1548 году в городе Ноле, входившем в Неаполитанское королевство. Как и Кампанелла, он почти ребенком вступает в монастырь и приобретает там поразительно обширные знания. Зараза свободомыслия также проникает в него очень рано, его комедия «Светильник», написанная в монастыре, бичует суеверие, ханжество и педантизм, окружающие его. В «Ноевом ковчеге», до нас не дошедшем, разные животные спорят о праве на лучшее место в ковчеге. В результате, этой чести добивается осел. Мораль сатиры выражена в следующих словах: «О, святая глупость, святое невежество! О, достопочтенная тупость и благочестивая набожность! Вы делаете души людей столь добродетельными, что перед вами ничто ум и всякое знание». Уже в монастыре его обвиняют в ереси и кощунстве.

В 1572 г. он посвящен в священники, выходит из суровой опеки монастыря и имеет возможность с большей свободой предаться научным занятиям. Книга Коперника «Об обращении небесных тел» окончательно утверждает в нем научное мировоззрение. К этому моменту он уже совершенно порвал с католицизмом.

В 1575 году местный начальник ордена доминиканцев, к которому Бруно принадлежал, возбуждает против него преследование по обвинению в ереси. Обвинение это было формулировано в 130 пунктах. Бруно пытается найти защиту в Риме, но дело принимает еще худший оборот; он вынужден бежать. Начинается скитальческая жизнь. Переезжая из города в город, он добирается до Женевы, центра кальвинизма, знакомится с этим видом обмещаненного католицизма, пишет брошюру против одного из кальвинистских философов и за это попадает в тюрьму. Его скоро освобождают, но Женеву приходится покинуть. Он едет в Лион, оттуда в Тулузу. Здесь он получает кафедру философии в университете, но его отрицательное отношение к Аристотелю создает вокруг него враждебную атмосферу, и в 1580 году мы встречаем его уже в Париже.

В Париже Бруно пользуется большим успехом, сам король благосклонно относится к нему. Философ, впрочем, льстит королю. Это в нравах эпохи. Однако, и здесь он не уживается и в конце 1583 года переселяется в Лондон, затем преподает в Оксфордском университете, скандализируя своими смелыми теориями профессорское стадо. После публичного диспута, в котором он не только защищал систему Коперника, но и делал из нее дальнейшие выводы, и в котором он наголову разбил своего противника, ему пришлось покинуть Оксфорд. Еще бы! Он обозвал почтенных мудрецов «созвездием педантов, которые своим невежеством, самонадеянностью и грубостью вывели бы из терпения самого Иова». На прощанье он отомстил ученой коллегии, этой «вдове здравого знания», выпустив книгу, излагающую основы его учения. После Оксфорда снова Лондон, где он много пишет, где его окружает сочувственная атмосфера, затем опять Париж, откуда он делает бесплодную попытку примириться с Римом. Условия, которые ему поставили, оказались неприемлемыми. Окончательно убедившись в непримиримом отношении к нему католицизма, Бруно сжигает свои корабли и открыто выступает против церкви. Он устраивает публичный диспут, а через три дня после него вынужден поспешно покинуть Париж. Оксфордская история повторилась.

Из Франции в Германию. Майнц, Висбаден, Марбург, где совет университета отказал ему в разрешении читать лекции по философии, и, наконец, Виттенберг, где такое разрешение было ему дано. Здесь его никто не спрашивал об отношении к католицизму и он мог открыто проповедывать свои взгляды. Это блаженство продолжалось недолго. Кальвинисты взяли верх над лютеранами, а кальвинистов он называл не реформаторами, а деформаторами католицизма, «глупой сектой педантов, которые не творя никаких добрых дел, предписываемых божественным законом и природой, мнят себя избранниками бога только потому, что утверждают, будто спасение зависит не от добрых или злых дел, а лишь от веры в букву их катехизиса».

Из Виттенберга он пробирается в Прагу, посвящением одного из своих сочинений императору Рудольфу заслуживает его благоволение, но доминиканские монахи, господствующие в университете, выживают его. Опять скитания: Гельмштедт, Франкфурт на Майне, Цюрих, опять Франкфурт. В этом последнем городе он издает ряд своих сочинений.

Провокатор Мочениго уговаривает его переехать из Германии в Венецию. И Бруно, стосковавшийся по солнцу Италии, которой он не видел уже 15 лет, попадает в изменническую ловушку. 23 мая 1592 года крупная дичь оказалась в руках инквизиции.

Начался процесс. Венецианские инквизиторы прибегали к застращиваниям и пыткам. Бруно оправдывался тем, что он учил, как философ, но верил, как католик. Но физические страдания принудили его еще к большим унижениям. Он целиком готов был подчиниться решению своих палачей и обещал «исправиться и загладить все дурное, сделанное им раньше». И может быть, процесс окончился бы для него относительно благополучно, если бы им не занялась инквизиция римская и папа не потребовал бы выдачи Бруно в ее руки.

В римских тюрьмах Бруно томится с 17 февраля 1593 года по 17-е февраля 1600 г. — день его казни. Семь лет под непрестанным физическим и нравственным давлением. Инквизиция требовала от него полного отречения от своих «заблуждений», опровержения их, не оставляющего никакого сомнения в его искренности. На это он не мог пойти. Он соглашался на такую форму отречения, которая оставила бы незапятнанной его честь и достоинство и не позволила бы потомству заподозрить его научную искренность. Он не мог стать на сторону своих врагов, но мог только внешне подчиниться насилию. В одном из своих стихотворений он так характеризует свое настроение: «Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природою подавляли мои стремления… Было во мне все-таки то, в чем не откажут мне будущие века. «Страх смерти был чужд ему, скажут потомки, силою характера он обладал более, чем кто-либо, и ставил выше всех наслаждений в жизни борьбу за истину». Силы мои были направлены на то, чтобы заслужить признание будущего».

Когда духовная власть убедилась, что ничем не сломить стойкости Бруно, приговор был вынесен. Он был лишен священнического сана и отлучен от церкви. На этом кончались права церкви, лицемерной даже в своих преступлениях. Сакраментальная формула гласила: предать его светской власти с просьбой наказать с возможной кротостью и без пролития крови. Это значило сжечь живым. Бруно спокойно выслушал свой приговор. Он гордо сказал: «Быть может, вы с большим страхом постановили приговор, чем я его принимаю».

Постыдная казнь совершилась. Но 9 июня 1889 года на том месте, где был сожжен великий безбожник, была воздвигнута его статуя. Обстановка этого празднества, привлекшего к себе паломников не только из Италии, но и из всех культурных стран, была так грандиозна и торжественна, что религия, не только католическая, но всякая религия может считать этот день одним из самых страшных дней в своей истории.

Бруно был материалистом. От древних материалистов Эпикура и Лукреция он заимствовал учение о бесконечности миров с их вечной, бесконечной и неизменной первоосновой материей, и это учение гениально связал с теорией Коперника. Он сделал вывод, что все неподвижные звезды представляют собою солнца, вокруг которых вращаются такие же планеты, как наша земля. Получилась совершенно новая картина мира, все разрушительное значение которой в отношении старых, поддерживаемых религиями понятий в наше время почти невозможно себе представить. Эта новая картина мира в основном совпадает с нашими нынешними взглядами.

Земля со всеми ее творениями уже не центр мироздания и человек не венец творения. Это ничтожный атом в бесконечности вселенной. Разрыв с религией и с церковным понятием бога совершается сам собой. Если в основе всего лежит материя, производящая благодаря присущей ей энергии все формы, преходящие и вечно изменяющиеся, то бог, как творец, стоящий над миром и вне мира, становится пустой басней.

Но здесь Бруно, как впоследствии многие материалистически мыслящие философы, делает шаг назад. Он еще связан представлением о боге, он не освободился от гипноза религиозных форм мышления, он должен найти божество, которому мог бы поклоняться. Социальная жизнь того времени еще давит его мозг своим авторитарным укладом. Мировая жизнь должна отражать формы социально-политической жизни. И Бруно обретает бога во вселенной. Мир — отражение божества. Бог есть первая причина, внутренне присущая вселенной, в нем можно найти все противоположности. Понять его не в силах конечный ум. Миры бог произвел из себя по внутренней необходимости. Он — действующая природа.

Бруно — пантеист. Этот пантеизм противоречит его материализму, потому что всякое устремление ума к вещам божественным приводит к забвению исходных положений. Это прекрасно подметил у Бруно Ланге: «При дальнейшем развитии, говорит он, душа вселенной все более и более понимается не как нечто необходимо постановленное самой материей, но как некоторое творческое начало… Так точно и Бруно разработал свою теологию».

Тем не менее пантеизм этот в то время революционизировал научно-философскую мысль, так как освобождал ее от подчинения застойному реакционному учению церкви. Для последовательного материалистического атеизма время еще не пришло, оно должно было придти много позже. Пантеизму, как форме отрицания религии и в то же время последнему прибежищу т. н. «религиозного чувства», суждено было, наряду с деизмом, еще долго играть положительную роль. И недаром все защитники старой науки, старой философии и особенно защитники религии с такой яростью ополчились на Бруно.

Несмотря на пантеистический отход с материалистической позиции, критика Бруно положительных религий и, главным образом, христианства была сокрушительной. Это разумеется само собой. Если существует бог бесчисленных миров, населенных такими же существами, как наш мир, то этот бог не мог пожертвовать своим сыном ради каких-то ничтожных созданий. Никакого специального откровения, конечно, тоже не могло быть. Христос существовал лишь как человек, в котором в высшей степени присутствовала божественная мудрость. Священные книги, как предназначение для народа, должны были приспособиться к низкому духовному уровню этого народа, иначе им не поверили бы. Церковные догмы, религия в ее обычных формах имеет значение лишь воспитательницы масс.

В аллегорическом сочинении «Изгнание торжествующей скотины», т.-е. церкви, которую он еще называл «матерью и дочерью мрака и заблуждения», Бруно с полной откровенностью выражает свое отрицательное отношение к иудейско-христианскому богу и к положительным религиям. На собрании богов обсуждаются эти религии, и боги в конечном счете решают, что ни одна из них не соответствует идеалу религии, основанной на разуме, на философии. «Законы, культы, жертвы и церемонии, говорит Юпитер, которые я в начале ввел и упорядочил, теперь искажены или вовсе отменены. Вместо них на земле царит вредный отвратительный обмaн и он пользуется таким успехом, что люди, одно время бывшие богоподобными, теперь стали хуже зверей». Это сочинение Бруно не раз смешивалось с трактатом «О трех обманщиках» и оно, действительно, имеет ряд сходственных черт с этой последней книгой. Отсюда пошла легенда о том, что Бруно, а не кто иной, был ее автором.

Вследствие ограниченности нашей темы мы не можем останавливаться на других сторонах мировоззрения Бруно, чрезвычайно широкого и разностороннего. Но вопрос о душе и ее бессмертии стоит всегда в центре всякой религиозной дискуссии и поскольку взгляды Бруно здесь оригинальны, мы затронем кратко и этот вопрос.

Материя, по мнению Бруно, разлагается в конечном итоге на мельчайшие части (minimi), или монады, или атомы, или неделимые. Эти монады являются одновременно и материальными и духовными. «В материи заложен ум, дух, душа, жизнь; эта жизнь, проникая все, находится во всем и движет всю материю». Душа — монада, она бессмертна, как бессмертна и материя, с которой она неразрывно слита. Но также бессмертно в своей основе и тело. Следовательно, личное бессмертие Бруно отрицается, остается лишь бессмертие, так сказать, космическое, мировое, ничего общего не имеющее с бессмертием души христианской религии. Да и душа человека не представляет собой ничего качественного отличного от души других существ. «Природа души одинакова у всех организованных существ, и разница ее проявлений определяется большим или меньшим совершенством тех орудий, которыми она располагает в каждом случае. Очень возможно, что многие животные обладают более светлым умом и понятливостью, чем человек, но они стоят ниже его, потому что обладают менее совершенными орудиями. Если бы у человека вместо рук оказалась пара ног, изменилось бы все — семья, общество, государство, науки и искусство были бы немыслимы». «И все это не столько в силу какого-то интеллектуального преимущества, сколько потому, что одни мы владеем руками, этим органом из всех органов».

Мысль Бруно здесь ясна. Душа — это продукт организации тела. Человек не обладает какой-либо особенной душой. Эта мысль плодотворна и в других отношениях. В ней было замечено прозрение значения руки, как органа, приспособленного для употребления орудий, в эволюции человека. Мысль эту в середине XVIII века мы находим у Гельвеция, который считал необходимым «в различиях физической организации человека и животных искать причину меньшего совершенства того, что называется душою животных» и указывал на значение руки в деле применения орудий. От Гельвеция она переходит к Эразму Дарвину, деду и предшественнику творца дарвинизма, а этот последний, в свою очередь, как один из элементов, включает ее в свою гениальную теорию.