Тот, кто ждет

Тот, кто ждет

Автор: Брэдбери Р.

Тот, кто ждет

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Я не передвигаюсь. Не предпринимаю ничего. Я только жду. Наверху я вижу холодные звезды – ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду. Я – туман, лунный свет, я – память. Я – печален, и я – стар. Иногда я падаю вниз, в колодец, подобно дождю. Поверхность воды растрескивается тенетами паука в тех местах, где мои капли ударяются о нее. Я жду в холодной тишине и знаю, что наступит день, когда я перестану ждать.

Сейчас утро. Я слышу оглушительный гром. Ловлю доносящийся издалека запах гари. Слышу скрежет металла. Жду. Прислушиваюсь.

Голоса. Издали.

– Хорошо!

Голос. Чужой голос. На языке, которого я не знаю. Ни одного знакомого слова. Вслушиваюсь.

– Вышлем людей на разведку!

Хруст кристаллического песка.

– Марс! Вот он какой. Марс!

– Флаг?

– Пожалуйста, сэр!

– Отлично, отлично!

Солнце высоко в голубом небе, его золотые лучи наполняют колодец, и я парю в них цветочной пыльцой – невидимый, клубящийся в теплом сиянии.

Голоса.

– От имени Правительства Земли объявляю эту территорию нашими Марсианскими владениями, предназначенными для равного, раздела между странами-участницами.

О чем они говорят? Я оборачиваюсь на песке, подобно колесу, невидимый и безмятежный, золотой и неутомимый.

– Что это? Вон там!

– Колодец!

– Не может быть!

– Пошли! Это в самом деле колодец.

Чувствую приближение тепла. Три объекта нагибаются над жерлом колодца, и моя прохлада поднимается им навстречу.

– Здорово!

– Настоящая чистая вода?

– Посмотрим.

– Кто-нибудь, принесите лабораторную бутылку для анализов и веревку!

– Сию минуту!

Звук бега. Возвращение.

– Вот, держите!

Я жду.

– Опускай вниз! Потихоньку!

Стекло поблескивает, медленно опускаясь вниз на веревке.

Поверхность воды мягко морщится, когда стекло прикасается к ней, заполняется внутри. Поднимаюсь с теплым воздухом к жерлу колодца.

– Вот! Хочешь попробовать воду, Риджент?

– Давай!

– Какой красивый колодец! Чего стоит одна конструкция! Когда, интересно, его построили?

– Бог его знает. В том городе, где мы сели вчера, Смит сказал, что жизни на Марсе нет уже десять тысяч лет.

– Невероятно!

– Ну что, Риджент? Как вода?

– Чистая, как стеклышко. Налить стакан?

Звук льющейся на солнце воды. Я танцую в воздухе, как пыль, как тонкие веточки под легким дуновением ветра.

– Что с тобой, Джонс?

– Не знаю. Ужасно заболела голова. Как-то вдруг.

– Ты выпил воды?

– Нет, не успел. Не из-за этого. Я как раз нагибался над колодцем, и голова у меня точно раскололась. Сейчас уже лучше.

Теперь я знаю, кто я.

Мое имя – Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прибыл сюда на ракете с планеты под названием Земля. Я стою сейчас на планете Марс вместе с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу у старого колодца.

Я гляжу на мои золотые пальцы, загорелые и крепкие. Я вижу мои длинные ноги, мою серебристую форму и моих друзей.

– Джонс, что с тобой? – спрашивают они.

– Все в порядке, – говорю я, глядя на них. – Со мной все в порядке.

Пища вкусная. За десять тысяч лет я забыл, что такое вкус пищи. Она приятно ложится на язык, а вино, которым я запиваю ее, согревает. Я вслушиваюсь в звучание голосов. Составляю слова, которые не понимаю и все-таки странным образом понимаю. Пробую воздух.

– Что с тобой происходит, Джонс?

Наклоняю голову – мою голову – в сторону и кладу на стол руки, в которых держу серебряные инструменты для еды. Я все ощущаю, осязаю.

– Что ты хочешь этим сказать? – отвечаю я новым приобретением – голосом.

– Ты как-то нелепо дышишь – хрипишь, – говорит другой из них.

Нахожу точный ответ, произношу:

– Наверное, заболеваю. Простуда.

– Не забудь провериться у доктора!

Я киваю головой и обнаруживаю, что кивать головой приятно. Спустя десять тысяч лет приятно многое. Приятно вдыхать воздух, чувствовать, как согревает тело и проникает все глубже и глубже солнечное тепло, приятно ощущать позвоночный столб и хитроумное сплетение костей, упрятанных в толщу согретой плоти, приятно различать звуки, доносящиеся гораздо яснее и ближе, чем в каменной глубине колодца. Я сижу зачарованный.

– Джонс, очнись! Кончай с этим! Надо идти!

– Хорошо, – говорю я, загипнотизированный тем, как легко, словно влага на языке, образуются слова, как медленно и грациозно они срываются и плывут.

Я иду, и мне приятно идти. Я – высок, и земля далеко под моими ногами. Я словно на вершине высокого утеса и рад этому.

Риджент стоит у каменного колодца и глядит в него. Другие, тихо переговариваясь, ушли на свой серебристый корабль.

Я чувствую мою руку вплоть до кончиков пальцев, чувствую, как улыбаются мои губы.

– Колодец глубокий, – говорю я.

– Да, глубокий.

– Он называется Колодец Души.

Риджент поднимает голову, глядит на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Ты считаешь, он не похож на Колодец Души?

– Я о таком колодце никогда не слыхал.

– Это место, где живут те, кто ждут, – те, кто когда-то были живыми, а теперь только ждут и ждут, – отвечаю я, дотрагиваясь до его руки.

Полуденный зной. Песок горит как огонь, корабль пылает серебристым пламенем, жара мне приятна. Я слышу шум собственных шагов по жесткому песку, звуки ветра, гуляющего по палимым солнцем долинам. Улавливаю запах: обшивка ракеты кипит под солнцем. Стою прямо под выходным люком.

– Где Риджент? – спрашивает кто-то.

Отвечаю:

– Я видел его у колодца.

Один человек бежит к колодцу. Я начинаю дрожать. Я дрожу прекрасной трепетной дрожью, исходящей откуда-то из глубины, дрожь становится все сильнее. И в первый раз я слышу его – голос, доносящийся, как из колодца, из глубины, – тонкий и испуганный голос: Отпусти меня, отпусти! Я чувствую: что-то пытается высвободиться, хлопает дверьми в лабиринте ходов, бросается темными коридорами вниз и вверх, кричит и отзывается на собственный крик.

– Риджент упал в колодец!

Люди бегут, все пятеро! Я бегу вместе с ними, мне становится плохо, дрожь переходит в яростное биение.

– Он сорвался в него! Джонс, ты был с ним! Ты видел, что произошло? Джонс! Ну, говори же, Джонс!

– Джонс, что с тобой?

Я падаю на колени, дрожь совсем меня доконала.

– Ему плохо! Сюда! Помогите приподнять!

– Это все солнце.

– Нет, это не солнце, – бормочу я.

Меня укладывают на песке, судороги прокатываются по моему телу волнами, как землетрясения, голос из глубины кричит: Это Джон с, это я, это не он, не он, не верьте ему, выпустите меня, вы пустите! Я вижу согнувшиеся надо мной фигуры, мои веки трепещут, открываются и закрываются. Люди щупают запястье моей руки.

– Сердце останавливается.

Закрываю глаза. Крики замирают. Дрожь прекращается.

И я взмываю вверх, как в холодном колодце, я снова свободен.

– Он умер, – говорит кто-то.

– Джонс умер.

– От чего?

– Кажется, от шока.

– От какого еще шока? – спрашиваю я. Теперь мое имя – Сешенз, мои губы движутся твердо и решительно, я – капитан этого корабля, начальник всех этих людей. Я стою среди них и гляжу на остывающее на песке тело. Потом вдруг хватаюсь руками за голову.

– Что случилось, капитан?

– Ничего! – говорю я. – Заболела голова. Сейчас приду в норму. Ну вот, – шепчу я, – все снова нормально.

– Вы бы сошли с солнцепека, сэр!

– Да, – соглашаюсь я, глядя на лежащего Джонса. – Нам не следовало сюда прилетать. Марс отторгает нас.

Мы относим тело в ракету, и тут же какой-то новый голос из глубины снова взывает, чтобы его отпустили.

– На помощь! На помощь! – доносится из влажных внутренностей моего тела. – На помощь! – отдается эхом и прокатывается по кроваво-красным сосудам.

На этот раз дрожь охватывает меня гораздо раньше. И мне труднее сдерживать ее.

– Капитан, вы бы лучше сошли с солнца! У вас нездоровый вид, сэр!

– Хорошо! – говорю я и выкрикиваю: – На помощь!

– Что вы сказали, сэр?

– Я ничего не говорил.

– Вы сказали: "На помощь", сэр!

– В самом деле, Мэтьюз? Я в самом деле это сказал?

Меня укладывают в тень, отбрасываемую кораблем: внутри, в глубоких катакомбах скелета, в темно-красных приливах крови кто-то кричит, мои руки дергаются, иссушенный рот раскалывается надвое, ноздри расширяются, глаза выкатываются из орбит. На помощь! Помогите! Помогите! Выпустите меня! Нет, нет, не надо!

– Не надо! – повторяю я.

– О чем вы, сэр?

– Не обращай внимания! – говорю я. – Я должен освободиться, – и я зажимаю рот рукой.

– Сэр, что с вами происходит? – настойчиво кричит Мэтьюз. Я кричу им:

– Все на корабль! Все, все! Возвращайтесь на Землю! Немедленно!

В руке у меня пистолет. Я поднимаю его.

– Не стреляйте!

Взрыв! Мельтешение теней. Крик оборван. Свистящий звук падения.

Через десять тысяч лет. Как хорошо умереть. Как хороша внезапная прохлада, расслабленность. Я как рука, влитая в перчатку, восхитительно прохладную перчатку в раскаленном песке. Как прекрасен всеобъемлющий черный покой забвения! Однако медлить нельзя.

Треск, щелчок!

– Боже мой, он застрелился! – кричу я, открывая глаза. Капитан сидит, прислонившись к борту, его череп расколот пулей, глаза расширены, язык высунут меж двумя рядами белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я наклоняюсь и дотрагиваюсь до него.

– Глупец, – говорю я. – Зачем он это сделал?

Люди в ужасе. Они стоят над двумя трупами и вертят головами, озираясь на марсианские пески и отдаленный колодец, в глубоких водах которого колышется тело Риджента. С пересохших губ срываются хрипы и всхлипы – они как дети, не принимающие страшного сна.

Люди поворачиваются ко мне.

После паузы один говорит:

– Теперь, Мэтьюз, капитан – ты.

– Знаю, – неторопливо отвечаю я.

– Нас осталось всего шестеро.

– Боже, все случилось так быстро!

– Я не хочу этого! Нужно немедленно убираться!

Люди раскричались. Я подхожу к каждому и дотрагиваюсь – на этот раз моя уверенность глубока, она просто поет от восторга.

– Слушайте! – говорю я и дотрагиваюсь до их локтей, рук, ладоней.

Мы все смолкаем.

Мы – вместе, мы – одно.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет! – кричат внутренние голоса из глубины, из узилищ их тел.

Мы смотрим друг на друга. Мы – это Сэмюэль Мэтьюз,

Реймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джои Саммерз; мы молча разглядываем друг друга: у нас побледнели лица, руки трясутся.

Потом все как один поворачиваемся в сторону колодца.

– Пора, – говорим мы.

– Нет, нет! – пронзительно протестуют голоса, уже упрятанные, складированные, подготовленные к вечному хранению.

Ноги несут нас по песку, со стороны могло бы казаться, будто это гигантская двенадцатипалая ладонь передвигается по горячему морскому дну, перебирая пальцами.

Нагибаясь над колодцем, мы заглядываем в него. И видим шесть лиц: они смотрят на нас из холодных глубин.

Нагибаясь все ниже и теряя равновесие, мы падаем один за другим в жерло, в прохладную темноту, в холодные воды колодца.

Солнце заходит. Медленно по кругу перемещаются звезды. Далеко среди них мигает лучик света. Это приближается еще один космический корабль, оставляя позади себя красный след.

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Наверху я вижу холодные звезды – ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду.