Роль дореволюционного духовного образования в формировании личности

Прахт Дм. В.

Православная Церковь на протяжении долгого времени (до петровских времен) практически в одиночестве занималась распространением грамотности в России. В последующее время ее деятельность на ниве просвещения не ослабла, а еще более возросла. Уже в начале ХIХ в. в ведение Русской Православной Церкви входили 4 типа учебных заведений, образующие единую систему духовного образования: академии, семинарии, уездные и приходские училища. Первые являлись высшей, вторые и третьи — средней, четвертые — начальными образовательными ступенями.

Изучая историю духовного образования в России можно выделить 4 основных этапа реформирования духовных учебных заведений (1808-1814, 1839, 1867-1869, 1884-1886), характеризующиеся изменениями специфики управления, целей, задач, организации и содержания учебно-воспитательной работы.

Перед духовной школой стояла задача не только обучить, но и воспитать юношей. В процесс обучения и воспитания входит не только передача формального знания, но и передача живого опыта целостной личности, вследствие чего, главное руководящее место в этом процессе принадлежит учителю, духовному наставнику, тому человеку, авторитет которого был обусловлен его подлинной причастностью к служению Церкви и людям. И такие люди находились в каждой школе, они помогали своим жизненным примером выработать положительные качества в студенчестве.

Известно, что проблема формирования личности была актуальна всегда и, как никогда, актуальна сейчас.

Православное понимание «личности» отличается от психологического: раздвигая рамки ее мирского восприятия, оно говорит о том, что «личность» — это, прежде всего, духовное проявление человеческой природы. «Личность является показателем человека как особенного творения. Личность — это перерастание человеческой природы» [1, с.34]. Именно выход за рамки рожденных, исходных данных, прорыв в вертикальную систему координат, то есть духовное возрастание делает человека личностью.

Развитие личности являлось и является сейчас одной из основных целей образования и проходит не спонтанно, а в результате педагогического управления и духовно-нравственного наставления.

Говоря о духовных школах XIX в. обычно отмечают негативные стороны образовательно-воспитательного процесса. Прибегая к свидетельству людей, чья жизнь оказалась связанной с духовной школой именно в это время, можно проследить, какое влияние система духовного образования оказывала на личность. Для этого обратимся к воспоминаниям очевидца. Им будет А.Г. Ширяев, который в 1896 г. окончил Петербургскую Духовную Академию.

Полный цикл духовного образования в дореволюционной России продолжался в общей сложности четырнадцать лет: 4 года духовного училища, 6 лет духовной семинарии и — для тех, кто хотел достичь высот академической учености — еще 4 года духовной академии. Все эти образовательные ступени прошел А.Г. Ширяев.

Приведенные ниже свидетельства представляют собой дневник А.Г. Ширяева, который частично опубликован [3].

В духовное училище А.Г. Ширяев поступил в 1882 г., когда ему было 10 лет. Его отец, будучи малограмотным дьячком, мечтал дать своему сыну образование, и для этого делал все, что было в его силах. «Помыслы отца были устремлены на то, чтобы дать нам образование, «вывести в люди», и экономические затруднения, связанные с этою задачею, сказывались временами довольно сильно, особенно при отправке нас в Ярославское духовное училище после каникул. После Пасхи и Святок отправка сходила довольно благополучно, так как в эти периоды у отца доходы были наиболее значительны. Но осенью дело обстояло гораздо труднее: доходов от службы летом было очень мало, а расходы на полевые работы требовались значительные, а отправлять нас приходилось надолго — на целых четыре месяца и при том, зимних месяца. Едва справившись с покосом и обработкой поля под озимью, отец принимался за наше обмундированье (отец чинил обувь, а мать перешивала костюмы)» [2, с.12]. После того, как одежда была подготовлена, отец выяснял у сыновей сколько стоит снимать квартиру, сколько стоят учебники, тетради и давал необходимую сумму.

Александр Ширяев пишет о том, что в двух первых классах духовного училища у него оставалось много свободного времени. Уроки учил сразу же после возвращения из школы и только потом шел гулять. А вечером усиленно, запоем, читал. Книги он брал не столько из библиотеки своего училища (ему, как первокласснику, там давали слишком примитивные книжки), сколько у живущих вместе с ним семинаристов. Их было четыре человека, каждый брал приблизительно по книжке в неделю из семинарской библиотеки почти исключительно беллетристического и приключенческого содержания. «…Так, за два года, я успел проглотить, кажется, всего Жюль-Верна, Майн-Рида, Купера, Густава Эмара и, отчасти, Вальтера Скотта» [2, с.12].

Вспоминая об обучении в первых классах духовного училища, он пишет: «Я по-прежнему был набожен, строго соблюдал посты, по праздникам ходил за обедню дважды: к ранней обедне — в Спасский монастырь (где находилось и духовное училище) и потом — к поздней (с 9 часов утра) в духовную семинарию. Благолепие семинарской службы, прекрасное пение и чистота домовой церкви приводили меня всегда в радостно-приподнятое, праздничное настроение. Перед уроками, проходя в училище через монастырский двор, я обязательно заходил к «Ярославским Чудотворцам» (местные святые, князья Феодор, Давид и Константин), прикладывался к их мощам» [2, с.44].

В первый класс духовного училища было принято около 40 человек. Из них до семинарии дошло через четыре года всего семь человек, остальные или отстали на год, на два и более или же вовсе исключены из-за неуспеваемости.

В 1886 г. в 14-летнем возрасте Ширяев поступает в духовную семинарию. «В первом же классе семинарии, в 1886-1887 учебном г., после святок, я был принят в общежитие, т.н. «бурсу», в семинарском здании на казенный счет. В ней я пробыл полтора года, когда за окончанием курса и выходом брата Феодора, вышел на вольную квартиру.

В театр нам разрешалось ходить чрезвычайно редко, на классические только пьесы. Уроки зубрили мы, младшие бурсаки, довольно усердно, большинство, однако не из интереса и не из сознания долга, а из страха: бурсак, получивший к святкам или к лету две неудовлетворительные отметки, лишался бесплатного содержания и изгонялся из бурсы. Для многих, особенно сирот, это равносильно было исключению из семинарии.

Типов и сцен, вроде тех, какие можно прочесть в знаменитых «Очерках бурсы» Памяловского я у нас не наблюдал и вообще должен сказать, что бурсаки там отличались от остальных семинаристов, живших на вольных квартирах» [2, с.50].

С 1892 по 1896 г. Александр Ширяев обучался в Петербургской духовной академии. Он пишет, что «это было несомненно эпохой в моей жизни» [2, с.102].

Интересно прочитать в дневнике первые впечатления о духовной академии. «С первым вступлением в стены академии я почувствовал, что попал в совершенно новую для меня атмосферу. Меня встретил внушительного вида швейцар Лаврентий. Прослужив в академии в должности швейцара чуть ли не полсотни лет, он помнил и знал всех студентов, профессоров и бывших питомцев академии и являлся в академии можно сказать, неотъемлемою частью всего академического организма. Меня поразила та почтительность, с которой этот солидный человек отнесся ко мне. Сняв с меня пальто и взяв мои вещи, он направил меня к эконому. Здесь — та же предупредительность и вежливость. Эконом, показавшийся мне профессором, поздоровался со мной за руку и зарегистрировал меня. Оттуда меня направили для дезинфекции в больницу, потом в баню и в столовую, где мне был предложен чай. Так как обед уже кончился.

Началась новая, свободная студенческая «барская» жизнь. Солидная, чистая обстановка в «занятных» комнатах, студенческая читальня, две библиотеки, прекрасный сытный стол, постельное белье поразительной чистоты, блестящие ботинки, которые ежедневно чистились специальными сторожами, бесплатный парикмахер. Крайняя предупредительность и почтительность — все это было так непривычно для нас на первых порах, что казалось каким-то сном…» [2, с.140].

В течение первых трех лет обучения в академии студент должен был наряду с посещением практических семинаров представлять ежегодно три письменных работы и три проповеди. На последнем курсе писалась кандидатская диссертация на богословскую тему.

«Приведу несколько образчиков тем, на которые мы в 1893-95 гг. писали свои сочинения: по философии истории — «Свобода и необходимость в истории»; по церковной истории — «Пресвитер церкви в первые века христианства и в настоящее время»; по психологии — «Экспериментальные исследования Мюллера и Шумана относительно памяти», «Восприятие пространства по учению Джемса» (Джеймс (James) 1842-1910, американский философ и психолог, один из основателей прагматизма. Отвергая объективность истины, выдвинул «прагматический» критерий: истинно то, что отвечает практической успешности действия. В психологии развивал концепцию «потока сознания» непрерывно сменяющихся целостных психических состояний. — прим. авт.), «Учение Вундта о гипнотизме» (Вундт Wundt Вильгельм 1832-1920, немецкий психолог, философ. Один из основоположников экспериментальной психологии. Центральную роль в душевной жизни отводил воле. Выдвинул концепцию «аналитической интроспекции» (прим. авт.). «Психологический опыт св. Макария египетского по его творениям»; по патристике — «Учение св. Климента Римского о Церкви».

На четвертом курсе студенты весь год работали над сочинением на ученую степень (кандидата богословия) и эту работу, от которой зависело получение академического диплома, проделывали уже систематически с большою затратою труда. Выбор науки и темы предоставлялся студенту. Темы утверждались митрополитом.

Темою моего сочинения был разбор воззрений Канта и Бокля о значении религии и нравственности в истории человечества. Здесь я, по крайней мере, основательно ознакомился с позитивною философией. Но критическая часть моего сочинения, которая к тому же должна была базироваться на истории, где мне приходилось выводить мораль из религии, была полна натяжек. За сочинение я, против ожидания, получил похвальный отзыв.

Самым близким моим товарищем в академии был Алексей Федорович Новский. Это была открытая душа, чистейшая русская натура со всеми ее достоинствами и недостатками, большой добряк и к тому же типичный бурсак. В академии он быстро выделился своими лингвистическими способностями и познаниями: помимо основательного знания классических языков — латинского и греческого (в которых мы все были довольно сильны). Он прекрасно знал древнееврейский язык и недурно — немецкий язык. На почве изучения последнего и возникла наша с ним тесная дружба. Спустя каких-нибудь две недели после начала нашей студенческой жизни мы заключили с ним союз или соревнование в изучении немецкого языка: обязались до святок (месяца три) не читать никаких книг, кроме иностранных. Выполнив это обещание, мы оба достигли в немецком языке значительных успехов. Овладеть живою немецкою речью мы, понятно не могли, но, продолжая неуклонно заниматься им, усвоили его настолько, что могли без труда читать, не прибегая к помощи словаря, любую немецкую книгу. Немецким языком я и удовольствовался. Но для Алексея Федоровича это были пустяки. Параллельно он стал изучать английский язык, шутя, овладел польским языком, потом (все на первом курсе) принялся за арабский язык. «Кто знает еврейский язык, тому стыдно не знать арабский, — говорил он».

Для общей характеристики не безынтересно привести (не совсем полные) дынные о том, по каким ведомствам и профессиям распределились мои товарищи-однокурсники по окончании академии: I группа — иерархи (архиереи) — 7 человек; II группа — рядовые священники — 10 человек; III группа — педагоги (некоторые потом чиновники) — 13 человек; IV группа — чиновники — 18 человек [2, с.145].

Весною 1896 г. Ширяев А. окончил курс духовной академии, получив степень кандидата богословия и, в качестве временного переходного занятия, поступил на службу в канцелярию Училищного совета при Святейшем Синоде, где служил почти три года. «Сначала мои обязанности сводились к простой переписке бумаг, — занятие немного как будто унизительное для человека, прошедшего как-никак высшую школу. Но скоро мне стали поручать составление несложных бумаг, протоколов заседаний Совета и т.п. Спустя год с небольшим, за болезнью, а затем и смертью старшего делопроизводителя на меня возложили все его обязанности, и я получил в свое распоряжение двух писцов, трех таких же, как я, кандидатов духовной академии» [2, с.146-147].

Далее он направил свои силы на педагогическую деятельность, работал учителем в школе, а со временем стал ее директором.

На примере конкретной личности мы видим, что человек прошедший все ступени духовного образования, не смотря на все трудности, о которых часто упоминают, был эрудирован: владел несколькими новыми и древними языками, разбирался в философии, хорошо знал историю, свободно ориентировался во всех общественно-политических движениях. По окончании обучения, выпускник представлял собой разносторонне, гармонично развитую личность и он мог, будучи достаточно подготовлен, выбирать дальнейший путь в своей жизни — либо священника, либо чиновника. Таким образом, духовное образование играло положительную роль в формировании личности. Духовное образование и воспитание испытано многовековым опытом русского народа, оно дало нам много выдающихся, незаурядных личностей, которыми можно гордиться.

Список литературы

1. Конспект лекций по дисциплине «Христианская антропология» для студентов всех специальностей дневной формы обучения / Сост. Е.В. Шестун, И.А. Подоровская, С.В. Ворожейкин. Самара, 2005.

2. Мемуары Ширяева Александра Геннадиевича, сына дьячка Ярославской Губернии, окончившего в 1896 году Петербургскую Духовную Академию и получившего степень кандидата богословия. Мемуары написаны в 1930-х гг. Рукопись в 2 ч. Ч. 1, 2.

3. Прахт Дм.В. Система духовного образования в России в конце XIX в.: взгляд очевидца // Исторический сборник. Сборник научных работ, посвященный 30-летнему юбилею исторического факультета ТГСПА им. Д.И. Менделеева. — Тобольск: ТГСПА им. Д.И. Менделеева, 2009.

4. Смолич И.К. История Русской Церкви 1900-1917. В 2 ч. Ч. 1. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.