Философские мотивы лирики Пушкина

В жизни каждого человека наступает момент, когда он вдруг начинает задумываться о цели и смысле жизни, о проблемах соотношения личности и бытия, о своем месте в мире людей. И каждый, наверное, испытал мучительную боль, не находя ясных ответов на поставленные вопросы.

Во все времена проблемы бытия особенно волновали передовых представителей человеческого общества, в том числе и художников слова — поэтов и писателей.

Но ни в одной литературе мира «проклятые вопросы», как назвал их Достоевский, не стояли так остро, как в русской. По словам Евтушенко, во все времена «поэт в России больше, чем поэт».

И, конечно же, эти вопросы не могли не волновать гениального поэта Пушкина, явившегося «началом всех начал» в русской классической литературе. Поэт спрашивал:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

И в каждый период жизни у Пушкина был свой ответ на этот вопрос. В одном он уверен полностью:

Блажен, кто смолоду был молод,

Блажен, кто вовремя созрел.

Так говорил поэт в «Евгении Онегине», считая, что каждому возрасту в жизни соответствует определенная манера поведения: в молодости нужно жить полной жизнью, наслаждаться всеми ее радостями, удовольствиями и весельем, пока есть любовь, жар молодого сердца, дружеские встречи и беззаботные пиры. Уйдет молодость — уйдет жизнь:

Мы ж утратим юность нашу

Вместе с жизнию другой.

Но пока сердце молодое бешено бьется в груди, поэт призывает:

…Тряхнем рукою руку,

Оставим в чаше круговой

Педантам сродну скуку.

Однако, повзрослев, Пушкин пересматривает свое отношение ко многим вещам. Порой в его жизни наступают моменты, когда существование кажется бессмысленным, безотрадным:

Цели нет передо мною;

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучной жизни шум.

Жизнь представляется поэту как совокупность трех этапов: утра — молодости, дня — зрелости и вечера — старости, после которой неизменно приходит ночь, олицетворяющая смерть; и человек не в силах изменить этот закон природы. «Но зачем тогда ум, душа, талант? — спрашивает себя поэт. —

Зачем порывы и стремленья?»

Кто меня волшебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал?..

Мрачные серые дни сменяются светлыми, радостными, а сомненья — уверенностью в господстве положительного начала, ведь Пушкин — неисправимый оптимист, и вот он уже призывает:

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Он предчувствовал свою раннюю гибель и томился мыслями о ней, о чем мы можем судить по проникновенным строкам стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»:

День каждый, каждую годину

Привык я думой провождать,

Грядущей смерти годовщину

Меж их стараясь угадать.

Но умирать Пушкин не хочет, он полон жажды жизни, творчества и любви. Пронзительно доносится сквозь века его голос:

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья…

Поэзия Пушкина зрелого периода точно озарена светом вечности, и в этом источник ее гармоничности, ее возвышенности, ее философского звучания. Поэт говорит о смерти, как мудрец, философ, с глубокой и просветленной грустью. Мысли о смерти для Пушкина неотделимы от мыслей о вечном:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Жизнь не заканчивается со смертью какого-то одного конкретного человека, и поэт, посетивший в 1835 году такое дорогое ему Михайловское, в котором его «минувшее… объемлет живо», слушая приветственный шум сосен, глядя на младую разросшуюся рощу, «зеленую семью», приветствует «племя младое, незнакомое». Нет страдания, а только свойственная Пушкину «светлая печаль» в строках:

…не я

Увижу твой могучий поздний возраст,

Когда перерастешь моих знакомцев

И старую главу их заслонишь

От глаз прохожего.

Поэт как бы передает эстафету жизни будущим поколениям, но верит, что связь времен, связь поколений неразрывна — она в памяти:

Память о Пушкине — вечная память. Не зарастает и не зарастет «народная тропа» к всеобъемлющему, всегда современному творчеству, не зарастает и не зарастет тропа к поистине святым местам, где жил и творил А.С. Пушкин, где он нашел последний свой приют.