Тема святости и греха в поэме Блока Двенадцать

Тема святости и греха в поэме Блока Двенадцать

А.А. Блок очень хотел связать с революцией, этим судьбоносным для страны событием, возможность обновления всего мира, его духовного очищения. Искренняя вера в спасительность «мирового пожара» революции нашла отражение, прежде всего, в поэме «Двенадцать». Поэма была написана на одном дыхании: Блок начал работать 8 января 1918 года, а 28 января уже закончил, после чего в дневнике сделал запись: «Сегодня – я гений». «Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал «Двенадцать».

Первые строки «Двенадцати» определяют принцип композиции всей поэмы – контраст черного и белого, старого и нового, тьмы и света, сатиры и героики: «Черный вечер. Белый снег». Контраст мы увидим и в системе образов (голодный пес – Исус Христос), и в хронотопе, то есть временно-пространственном построении (позади – впереди), и в деталях (державный шаг – нежная поступь), и в ритмике стиха (в поэме слышится и частушка, марш, и романс).

Однако все не так однозначно, как кажется. Уже в начальной строфе обращаем внимание на неустойчивость видимого противопоставления, все пошатнулось: «Ветер, ветер! / На ногах не стоит человек. / Ветер, ветер – / На всем Божьем свете!» Границы между тьмой и светом зыбки. Шаткость мира подчеркивается четырехкратным повтором слова «ветер», строкой «На ногах не стоит человек». И эта вселенская неустойчивость становится определяющим мотивом поэмы. Неслучаен переход от универсальных символических образов природы (ветер, снег) к конкретному человеку, обобщенному образу «всякого ходока», который изображается скользящим – «скользко», «скользит». Причем ветер гуляет «на всем Божьем свете», то есть Россия символизирует собой весь мир. На русском человеке особая ответственность – выстоять, не упасть на этом ветру, когда над всей землей «черное, черное небо» и у многих людей «злоба, грустная злоба кипит в груди… Черная злоба, святая злоба…». И так трудно найти твердый путь, верный путь – путь «в тоске безбрежной», путь «сквозь кровь и пыль», к свету, к вере. Таким образом, с начала поэмы заявлена ее основная тема – грандиозная картина борьбы мирового зла и добра. За любовным сюжетом встает зарево «мирового пожара», за петроградской улицей – не только Русь, но и «весь Божий свет», за двенадцатью красногвардейцами – все человечество.

В контексте раскрытия темы святости и греха образ «двенадцати» выглядит особенно интересно. Такие отряды формировались большевиками в Петрограде из рабочего люда, были призваны стать силой пролетарской революции. Как правило, в Красную гвардию отбирались «проверенные» люди, цвет рабочего класса. Но в поэме перед нами вовсе не авангард, а голытьба, которой «на спину б надо бубновый туз» – отличительный знак каторжников. Эти люди вихрем истории подняты с самых низов. И они взяли на себя всю тяжесть исторического возмездия, все бремя платы за искупление грехов.

Некоторые критики считают, что Блок изначально пытался показать «кошмарно-убийственный характер революции». Но нельзя проигнорировать и строки: «Товарищ, гляди в оба!», «Революцьонный держите шаг!», «Вперед, вперед, / Рабочий народ». В душах «двенадцати» смешаны и забубенная удаль, и чувство революционного долга. Причем оба эти начала не просто совмещаются, но противоборствуют в героях, что вполне отвечает человеческой и социальной природе героев:

Как пошли наши ребята

В красной гвардии служить –

В красной гвардии служить –

Буйну голову сложить!

…

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба –

Гуляет нынче голытьба!

С одной стороны, кажется, что красноармейцы, впереди которых Исус Христос, сравнимы с двенадцатью апостолами. Однако многими критиками подмечается, что образ «двенадцати», рассматриваемый в контексте мотива бесовства, никак не может символизировать библейских героев, несущих всему миру благую весть о возрождении человека к новой жизни. Они творят лишь разрушения на своем пути, потешаясь над христианской святостью:

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь –

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!

Эх, эх, без креста!

Неоднозначной оказывается мораль красногвардейцев и там, где дело касается любви и ненависти, своеобразных «параллелей» святости и греху. После совершенного в ревности убийства Петька восклицает: «Ох, пурга какая, спасе!» Здесь впервые появляется фигура, которая затем получит имя Христа. Но товарищи призывают его не вспоминать «золотой иконостас»:

– Петька! Эй, не завирайся!

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

Бессознательный ты, право,

Рассуди, подумай здраво –

Али руки не в крови

Из-за Катькиной любви?

– Шаг держи революцьонный!

Близок враг неугомонный!

Герои поэмы не разделяют дело революции и Катькину пролитую кровь, говорят обо всем подряд или вперемежку. Петька продолжает идти с ними вместе, уже не оступаясь. Его личная драма разрешается окончательно и бесповоротно, автор больше к этому не возвращается. Однако ощущение трагизма происходящего так и остается с читателем. Продолжает в душе звучать: «Загубил я, бестолковый, / Загубил я сгоряча… ах!» И стоном отдается: «Упокой, господи, душу рабы твоея…/ Скучно!» Мы чувствуем, что грубые утешения товарищей лишь внешне помогают Петрухе справиться с собой и восстановить державный шаг: «И Петруха замедляет / Торопливые шаги… / Он головку вскидавает, / Он опять повеселел…». Веселье это напускное. Неслучайно следующую главу начинают строки, пронизанные всечеловеческой тоской: «Ох ты, горе-горькое! / Скука, скучная, Смертная!»

Так и образ Христа получает двойное истолкование. С кем он? Кого призван защитить? Некоторые обвиняли Блока в кощунственном святотатстве, свидетельствующем о том, что поэт «продался» новой власти, поставив Спасителя во главе революционеров. Другие увидели в Исусе вождя двенадцати красногвардейцев – «апостолов», который ведет их революционным путем. Они считали, что Блок воспевал величие и правоту «революции-бури», несущей возмездие старому миру. Несмотря на то, что герои поэмы идут в бой «без имени святого», «эх, эх, без креста!», дело, которое они вершат ради будущего всего человечества, право и свято. То есть Блок «освящает» именем Исуса революцию. Христос не напрасно идет «в белом венчике из роз», являющемся символом чистоты, святости, непорочности. Если «старый мир» являет собой зло, мрак, то силы, ему противостоящие, не могут не быть добрыми, светлыми, святыми. И это даже притом, что поэт не идеализирует своих героев. Коллективный портрет «двенадцати», этого отчаянного сброда, содержит в себе все крайности народной стихии – неуправляемость, бессмысленную жестокость. Однако за «гримасами» революции Блок видел ее величие. В статье «Интеллигенция и революция» читаем: «Что же вы думали? Что революция – идиллия? Что народ – паинька? <…> что так «бескровно» и так «безболезненно» разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью?..». Христос в поэме становится заступником всех угнетенных и обездоленных, воплощением справедливости, символом революции. Доказательством данной мысли могут послужить строки из стихотворения Блока 1906 года «Ангел-Хранитель», в котором Христос шел «отмстить неразумным, кто жил без огня», кто унижал народ.

Поэт стремился отразить короткую переломную эпоху в жизни русского общества, когда размываются понятия святости и греха. Двенадцать красногвардейцев проходят путь от стихийного разгула (кульминацией которого является убийство Катьки) к дисциплинированности и собранности. Герои в финале поэмы уже не грозят старому миру полоснуть ножичком, не поют анархически-разбойных частушек, а действуют более осознанно. В последних главах неоднократно повторяется призыв: «Вперед, вперед, вперед, / Рабочий народ!» Вместе с тем в поэме показано, насколько жестоко творится история. Нет оправдания невинно пролитой крови (примером является образ Катьки). И как у Пушкина «бессмысленный и беспощадный» бунт почти так же беспощадно и кроваво карается властью, так и у Блока стихию народного бунта неотвратимо сменяет «державный шаг» новой власти. Ведь страшнее самой жестокой тирании безвластие, анархия.