Мы и Тургенев

Музей-заповедник И. С. Тургенева "Спасское-Лутовиново" - единственный в России мемориальный музей русского писателя, история которого насчитывает почти сто лет. Указом Президента РФ в апреле 1997 года Государственный мемориальный и природный музей-заповедник И. С. Тургенева "Спасское-Лутовиново" был включён в Свод особо ценных объектов культурного наследия народов России. В марте 2001 года заповедник был награждён Всероссийской ежегодной премией Хрустальный глобус и дипломом лауреата в номинации "Лучший музейный комплекс". В июне 2001 года музей-заповедник впервые принял участие во Всероссийском фестивале "Интермузей" и сразу завоевал диплом победителя в номинации "Лучшая тематическая экспозиция".

Бывают в жизни моменты, когда кажется, что идём мы прямо в тупик; что всё трагично, безысходно. На улице бандиты, извращенцы и наркоманы. В Чечне - война. Народ ворует и пьет, пьёт и вновь ворует. А в телевизоре убийцы и проститутки дают интервью, словно и не осталось в мире приличных людей. Бессменные политики, выскакивающие вновь и вновь, как чертики из старой коробки, и упоённо лгут. А потомственные, генетические шулера, натужно делая честные глаза, напирая на чуждые им христианские законы, всё требуют и требуют открытой игры. Их становится всё больше, растут аппетиты, и неустанно, день и ночь пробуют они на крепость наш дом, придумывая всё новые и новые приёмы и отмычки. Телекамеры смакуют кровавые ошметки катастроф. Тюремные песни теперь называются "русским шансоном", словно мало вокруг криминала. "Владимирский централ…", или - "лагеря - лагеря…" - хрипло орут нам "шансонье". "Анна Каренина" издается теперь в виде эротического комикса, где Анна - сексуально озабоченная наркоманка. Авторы говорят - чтобы не забыл народ о Толстом. Знал бы старик… Кажется уже, что честно жить не надо, а главное - не попадаться. Кажется, что дальше будет ещё хуже, и осталось затаится, прикинуться "шлангом", и доживать тихо, чтобы без проблем уйти в своё время в "лучший мир".

Спасает память. Память о детстве, школе, о верных друзьях, о первой любви и всём-всём светлом, что было. А ведь хорошего было немало. Да есть оно и сейчас, никуда не делось. Затуманилось просто на время. Мы живем среди сиюминутных забот, и вроде бы ничего и не существует кроме этих газет, этих говорящих голов в ящике, а культура умерла, или ненужная пылятся на крысином складе. Но нет! Где-то, за кольцевой дорогой живут и ждут нас - Ясная Поляна, Тарханы, Константиново, Валаам, Оптина Пустынь и Ферапонтово… Когда ищешь опору в ускользающем настоящем - протягиваешь руку в прошлое, и пальцами памяти хватаешь пустоту XX-го века. Тоска. И тогда тянешься дальше, и ещё дальше, до века XIX-го - серебряного. А там и живут Толстой, Фет, Тургенев, Гончаров, Лесков и Андреев - приличные люди, титаны, не мыслимые в нашем скорострельном времени. Мы всегда помним о них, мертвых, и их влияние на нашу жизнь существеннее, чем влияние живых, крепких современных демократических барбосов. В те времена существовал феномен, так до конца никем не изученный, феномен русской "усадебной культуры".

И у нас тоже появились усадьбы с джипами в гаражах, канадскими лужайками и бассейнами. В некоторых, наверное, есть и библиотеки. Архитектура новых "поместий" причудлива и часто несказанно загадочна. Конечно, прямых параллелей с усадьбами минувших веков не очень много, хотя - кто его знает, может, и родятся там новые гении. Не всё же жрать икру и пить "престижную" газировку. А то, что строят их люди в каком-то смысле незаурядные, это точно. Некая надежда всегда существует - ведь не может же человек просто обогащаться ради богатства, как-то не по-людски это, как-то даже и не по-звериному, а непонятное что-то кривое. О Тургеневе написано много. Написано может быть больше, чем надо. Вся его жизнь кажется, расписана тургеневедами чуть ли не по дням. Сегодня вновь, как в послереволюционные двадцатые, возникают полу медицинские "исследования" истоков его гениальности. Сообщается даже универсальный рецепт: "отец - талантлив, мать - сумасшедшая, и обязательно получается гений". Правда, искусственно ещё не вывели ни одного, а так - гадают, на хлеб зарабатывают. Как говорит мой отец: "Что только люди не делают, чтобы землю не пахать". А гений, к счастью, остается гением, как бы не пыжились филистеры.

Однако некая загадка имеет место. Её я пытаюсь разрешить, бывая в Спасском - состоялся бы Тургенев без Спасского? Вот - сидели себе по усадьбам люди, крепостники и тираны местного масштаба, имели библиотеки, писали, охотились и сочиняли музыку. Какая тут культура? Вспомнилась некстати характеристика, данная одним старым писателей героине. Он говорит, "что барыня порой днями читала толстые французские и английские романы (естественно - на языке оригиналов), часто музицировала, много времени тратила на дворовый театр, и рисовала в акварели саду - короче, была пустой, жалкой и ничтожной личностью". А не мало было таких по захолустьям. "Если у Вас есть атлас, отыщите в нём карту России и проведите пальцем от Москвы по направлению к Чёрному морю; на Вашем пути - немного севернее Орла - Вы обнаружите город Мценск. Так вот! Моя деревня находится в десяти километрах от этого места с довольно труднопроизносимым, как видите названием. Это совершенная глушь - тихая, зелёная, печальная". Это говорит о Спасском сам Тургенев. После жизни писателя многое здесь конечно изменилось. Таков непреложный закон времени. Маленький дубок, посаженный им, стал старым, дряхлым раскидистым исполином, юные липы превратились в инвалидов, на стволах их воротники мха и лишайника. Но природа Спасского не оставляет равнодушным. Вспоминаешь тургеневские слова: "Не в одних стихах разлита поэзия: она везде. Взгляните на эти деревья, на это небо - отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота, там и жизнь…" А Спасское всё отмечено тургеневским духом.

Прекрасен Тургенев прочитанный. Но Тургенев, узнанный в роще, парке Спасского-Лутовинова, становится абсолютно реальным. В тенистых аллеях вспоминаются и его романы, и письма, и разговоры с друзьями. Всматриваешься в тропинку, дерево, камень, вслушиваешься в птичий гомон и знаешь точно- он тоже видел и слышал это. С детских лет и до последних дней писателя оставалось Спасское самой дорогой для него частичкой. Из этой наблюдательной точки он обозревал, осмысливал мир. В уединении наваливалось вдохновение. Почувствовать Спасское - значит почувствовать и понять Тургенева. Приходим мы, современные паломники к Тургеневу, приходим, и в смятениях настоящего обретаем ясность, покой и волю. Красота места, соединенная с поэзией тургеневского слова утешает, восхищает, врачует. Словно сказочные, но не такие добрые волки, приползаем мы в Спасское, чтобы ударившись о земь вновь обратиться в людей. Задуренные мутным потоком повседневности, вспоминаем мы здесь исконный свой человеческий облик. Воры в Спасском не воруют, убийцы - не убивают, аферисты не обманывают и молчат политики, а вместе мы, - чинно ходим по писательскому дому, с почтением, щупая украдкой старинные вещи. Наша тень падает туда же, куда падала тень Тургенева - и немного преображается. И это потом из нас никуда не денется, остается глубоко внутри, как жемчужина под грудой навоза. И приходя вроде бы к Тургеневу, мы находим тут себя, как тот весёлый, загорелый мужик, что в шесть утра встретился мне на парковой аллее. "Красота" - сказал он, словно бы и не мне, а всему сказочному утреннему пейзажу. Он был геологом из Калуги, и шёл сюда пешком через Ясную Поляну, ночуя в поле.

Мемориальный дом, сгоревший в 1906 году, восстановлен на прежнем месте и в том виде, каким застал его Иван Сергеевич в свой последний приезд летом 1881 г. Резные узорчатые веранды в зелени плюща, маленькие окошки мезонина, крылечки, анфилада комнат и их внутреннее убранство - всё это и он видел таким. "Ампирная" мебель удивляет изяществом линий. Теплом наполняют комнаты блики красного дерева и карельской берёзы. Уютно тикают в углу столовой старинные английские часы, нарушая тишину мелодичным звоном. На своём месте, в малой гостиной огромный диван "самосон", любимый писателем и памятный гостям Спасского. В рабочем кабинете письменный стол, обычный, и даже скромный по нынешним временам. Однако, именно за этим столом "пишется хорошо только живя в русской деревне. Там и воздух-то как будто "полон мыслей"!.. Мысли напрашиваются сами". Над столом старинная икона Спаса Нерукотворного. Тургенев писал с волнением: "Воздух родины имеет в себе что-то необъяснимое, он хватает вас за сердце. Это - невольное, тайное влечение плоти к той почве, на которой мы родились". И мы знаем, что и почва, и воздух остались тут те же. Спасский дом был гостеприимен. Камердинер писателя Захар Балашов вспоминал: "А вон на той скамейке… частенько в прежнее время, когда Иван Сергеевич подолгу в Спасском проживали, сиживали гости: Панаев, Некрасов, Григорович, Полонский, Шеншин - они же Фет… Граф Лев Николаевич тоже бывало, наезжали". Бывали в усадьбе И. С. Аксаков, М. С. Щепкин, А. В. Дружинин и В. П. Боткин… Спасское собирало аристократов духа, последних представителей русской дворянской "усадебной культуры", чьё историческое время неумолимо кончалось, сменясь культурой "городской и простонародной". Наступали наши, знакомые времена.

Облик старинной усадьбы дополняют хозяйственные постройки: конюшня с лошадьми, каретный сарай, сбруйная, баня-прачечная, погреб, богадельня, существовавшие при Тургеневе. Без традиционных постсоветских скандалов и претензий отреставрирована и действует усадебная церковь, священник которой получает зарплату в музее. Над селом вновь звучат колокола, молчавшие семьдесят лет. Густые липовые аллеи в парке вокруг усадебного дома, где сохранилось около 1500 деревьев, уступами спускаются к пруду. Всё так и должно быть по уму. Словно Тургенев пока в Париже и вот-вот подъедет. Сегодня территория заповедника серьёзно расширилась: сюда вошло родовое имение отца И. С. Тургенева - село Тургенево в Тульской области. Заповедник хранит теперь особое исторически - культурное, литературное и природное пространство русской жизни в её послетургеневском развитии. Когда же уезжаешь из Спасского, то рвётся внутри некая ткань. (Когда только успела окрепнуть?) Ну почему нельзя всегда жить в таком доме, или хотя бы в этой уютной баньке под высокими деревьями? На этом разрыве, наверное, и творилось Тургеневу, на невозможности единовременного чувства Спасского, Парижа и Москвы. И я тоже тут кое-что важное понял. Так, что если захотите написать роман, или даже небольшую повестушку, или добрые стихи - приезжайте в Спасское. Поживите, побродите и напишется. Тут время течет неспешно, и процессы ускоряются, ведь день такой большой. Здесь не юлят перед глазами клиповые картинки, и чем-то, так похожим на вечность заполняется сердце, ведь именно вечности принадлежит Тургенев. Последний вечер - самый трагичный, словно уходишь на передовую. Закат долгий и многоцветный, красящий напоследок верхушки лип в ярко розовый. Бегают по парку смелые зайцы, шуршат по травам ежи. Птица кричит в колонном пространстве покоя под высокими кронами столетних деревьев. И нет ничего, кроме звезды в просвете листьев, и теплых, домашних сумерек. Всё остальное - не очень важная суета. И подумается вдруг, что здесь, в Спасском можно бы начать жизнь с начала, и прожить её прилично, умно. Набело. И может быть, - сообщить потом нечто важное уставшему человечеству...