Интеллигенция и политика

V. Интеллигенция и политика
Известно, что отношения между властью и интеллигенцией всегда были весьма сложными. В силу своей высокой моральности последняя обычно стремилась дистанцироваться от политической власти, находиться к ней в открытой или подспудной оппозиции. Подобные настроения присутствовали у основной массы интеллигенции с момента ее появления в истории "как силы оппозиционной" (П.Л. Лавров). Однако господствующее положение власти и нажим на интеллигенцию приводили к тому, что ее определенные представители утрачивали то качество, которое называют интеллигентностью, шли на компромиссы, а порой и сделки с совестью, принимали участие в эксцессах деспотизма, служили поддержанию режима. Власть, в свою очередь, проявляла осторожное отношение к интеллигенции. Власть нуждалась в ней не как в выразительнице общественного мнения, а, скорее, как в функционере, исполнителе утилитарных требований.
Ныне качественно меняется стереотип поведения интеллигенции. У ее части заметен интерес к политике и даже к вхождению в структуры управления. Выходцы из различных отрядов интеллигенции на "демократической волне" перестройки заняли государственные посты, стали чиновниками на службе у правительства. При этом следует вспомнить, что в первые послереволюционные годы с новым режимом сотрудничали, а нередко занимали крупные государственные должности немало выходцев из "буржуазной" интеллигенции. Их было особенно много среди первых советских послов и дипломатов. Но вскоре образованные люди, интеллектуалы стали "вымываться" из высших эшелонов власти. Этот процесс начался при Ленине ("рабочая оппозиция", к примеру, требовала прекратить прием в партию представителей интеллигенции) и закончился полным их вытеснением из партийных и властных структур в 30-е годы. Как тут не вспомнить фрагмент из письма В.И. Ленина А.М. Горькому 7 ноября 1908 г.: "Значение интеллигентской публики в нашей партии падает: отовсюду вести, что интеллигенция бежит из партии. Туда и дорога этой сволочи. Партия очищается от мещанского сора. Рабочие больше берутся за дело...". Предпочтение при приеме в КПСС (а это было одно из основных условий для начала административной карьеры в советском обществе) отдавалось лицам, имеющим социальное происхождение из рабочих.
В наше время стремление части интеллигенции войти в структуры власти может быть объяснено невостребованностью ее знаний и умений, интересами к новым сферам деятельности, желанием поднять уровень руководства страной, необходимостью защиты нравственных устоев общества. Представители "элиты интеллигенции" сейчас встречаются в интеллектуальном окружении Президента (некоторые его советники и консультанты), среди глав администраций областей России, в составе Государственной Думы. Однако сейчас трудно сказать, окажется ли длительным такое участие интеллигенции во власти, ибо "участвуя в смене политического строя и занимая лидирующее положение в новом руководстве, она по сути дела готовит почву для прихода к власти новых классов". В мировой истории немало примеров, когда интеллигенция способствовала большим изменениям в обществе, а потом попадала в немилость.1
Поиск путей развития России предполагает создание новой системы духовных и политических ценностей, которые бы сблизили различные слои интеллигенции.
Заключение.
Проблема интеллигенции в XX в. притягивает внимание политика, публициста, философа, историка, обывателя. Об интеллигенции говорить легко, потому что она сама говорит о себе больше всех. Интеллигенция "на виду", она не скрыта в толще народного быта, не плутает в лабиринтах власти; ее бытие - сфера духа, ее поступок - слово. Но как трудно поймать собственную тень, так же трудно запереть интеллигенцию в жесткий каркас определений.
Дискуссии о статусе интеллигенции не носят чисто научного характера, они, как правило, становятся достоянием общественности, в них втягиваются широкие социальные слои. В ситуациях политической неопределенности, экономической нестабильности, в "смутное время" общество обращается к интеллигенции как средству самоопределения, прояснения и укрепления пошатнувшихся устоев.
Порицание или одобрение чужого поведения, потребность обнаружить персонифицированные образы добра и зла, желание быть похожим на определенный социальный тип, социальный образец или напротив, дистанцироваться от него - не что иное, как форма идентификации. Пожалуй, ни один из элементов социальной структуры общества не являет собой столь универсальное средство для выявления основных социальных оппозиций. Собственно, свойство "вызывать огонь на себя" неотделимо от природы интеллигенции, по отношению к ней каждый решается сказать то, что страшится произнести вслух о себе; она - незаменимый помощник в деле самопорицания или самовозвышения, она готова подхватить любое начинание, направленное против нее...
Не менее сложная проблема возникает, когда делаются попытки от эмоционально-оценочной характеристики интеллигенции как носителя безусловно положительного перейти к детальной разработке теории интеллигенции как идеального типа. В этом случае отношение к интеллигенции трансформируется в общую социально-политическую концепцию, в которой в свернутом виде содержатся представления авторов о движущих силах мировой истории, соотношении науки и нравственности, философии и политики, искусства и воспитания. Образ интеллигенции в этом случае оказывается не только внутренним регулятором поведения личности или средством самоидентификации различных социальных страт, но и масштабным социальным идеалом, обладающим широким, неспецифическим спектром действия с достаточно агрессивной идеологической доминантой.
Миссия интеллигенции в социально-политической жизни - лишь выявление возможности целостности, совершенства через указание на несовершенство каждого отдельного решения. Это интерпретационная деятельность - рассмотрение позиции своего политического оппонента как горизонта своих собственных решений. Вечная оппозиционность интеллигенции, неспособность ее включиться в каждодневную политическую борьбу, ненадежность ее как политического союзника на самом деле есть реализация важной социальной задачи - "удерживать в узде" мир полярностей, сохраняя его структурированность. Политика, в которой не звучит голос вечного диссидента - интеллигенции - способна поглотить, сделать своим средством и абсолютные ценности, готова нарушить "зону неприкосновенности" личного бытия. Интеллигент всегда может сказать: мы не переделаем этот мир, но по крайней мере, можем способствовать тому, чтобы он не разрушился. "Нужно быть в мире настолько, чтобы сознавать необходимость воинских Уставов, и не быть в нем настолько, чтобы помнить, что воинских Уставов недостаточно. Напомнить об этой недостаточности - не в этом ли задача интеллектуалов?".
Интеллигент, таким образом, есть персонификация интегративной функции противоречивого социального целого, он - "эксперт по целостности". Чем более дифференцированным становится общество, тем сложнее сохранять в нем баланс частей и целого. Любой элемент общества - политика, экономика, идеология, мораль, искусство - стремится к выполнению приоритетной роли, что выражается в появлении концепций тотальной эстетизации жизни, политизации ее, экономического универсализма и т.п. Аналогичные процессы происходят и в области социально-классовой структуры: различные социальные группы - рабочие и крестьяне, чиновники и интеллектуалы, молодежь и женщины - претендуют на социальное лидерство. Вовлеченность в конкретные виды деятельности становится препятствием на пути идентификации социальных групп, адекватного осознания себя в качестве элемента социального целого. Поэтому определенное состояние отстраненности от социальной практики, неангажированности, оказывается необходимой предпосылкой реализации интегративной функции.
Возможно ли локализовать эту функцию целостности, отождествить интеллигенцию с определенной профессией, образом жизни, характером образования? Очевидно, такие попытки будут более продуктивными по отношению к прошлому. Исторические формы бытия интеллигенции - это люди свободных профессий, студенческая молодежь, еще не обретшая своей социальной ниши, наконец, просто всесторонне образованные люди из привилегированных слоев, не имеющие определенного рода занятий. Но если в прошлом интегративная функция имела тенденцию к объективации в жизни определенных социальных слоев, то в последнее время все труднее выделить особую группу, имеющую право называться интеллигенцией, все труднее найти человека, который всей своей жизнью подтверждает свое право называться интеллигентом. Трюизм возведен в степень парадокса: интеллигент - любой представитель "образованного класса", границы которого постоянно расширяются. Интеллигент - это посланник трех миров - мира абсолютных ценностей, личностного бытия, социальной жизни; он всегда находится "между", не погружаясь целиком ни в одну из областей социума; он посредник, но не святой, созерцающий вечность, не ученый, посвятивший всю жизнь поиску истины, не политический трибун. Интеллигентность - это наличие некоей дополнительной мотивации, заявляющей о себе в любой деятельности; это сомнения святого и муки совести политика, это вечная критика обособленности, ограниченности, фанатизма. Прикасаясь к различным мирам, интеллигент меняет свой облик: в сфере ценностей он превращается в ироника, в политике становится оппозиционером, в повседневности зачастую принимает облик юродивого. Интеллигенция наделяет общество социальным зрением, превращает традицию в историческую память, помогает увидеть границы исторических аналогий, пребывает в особой реальности, находящейся за пределами сущего и должного - в реальности возможного.