Мое современное прочтение философии Ж.-П. Сартра

Современное прочтение Сартра – это прочтение в условиях актуальных для общества проблем, злободневных для текущей ситуации вопросов. А весь мир сегодня озабочен одним – коронавирусной пандемией. После терактов 11 сентября в 2001 году это, наверное, новый переворот в массовом сознании. Невидимый враг теперь не террорист, а действительно невидимый, опасный и заразный микроб, убивающий людей, останавливающий работу сферы услуг и повергающий экономику в кризис. Как в этих условиях воспринимается Сартр, а точнее, его экзистенциализм? Можно ли открыть что-то новое в работах этого писателя и философа или он безмерно устарел со своей «Тошнотой»? На эти вопросы я постараюсь ответить в своём эссе, которое, хочу сказать сразу, не претендует на истину в последней инстанции, а является выражением сугубо моего личного мнения.
Итак, если рассматривать экзистенциализм вообще и творчество Сартра в частности, как философскую реакцию на нивелирование гуманистических идеалов, возникшее после второй мировой войны, то сегодня, безусловно, ситуация иная. Причем иная во многом: от способов общения людей до способов самоидентификации. И тем не менее, я думаю, что тот духовный вакуум личности, о котором писал Сартр, то ощущение чистого и бескомпромиссного бытия, которое вызывает ощущение абсурда и одиночества – эти онтологические качества сегодня оказываются выражены ещё больше.
В своём самом известном романе «Тошнота» Сартр видит мир глазами Антуана Рокантена, который оказывается не в силах что-то сделать с новыми для него приступами осознанности бытия, которые сопровождаются ощущением, похожим на тошноту. Специфика тошноты как физиологического явления в том, что она «накатывает», совмещая в себе физиологическое и психическое, то есть это приступ. Сегодняшний мир может вызывать тошноту едва ли реже, а скорее, намного чаще.
И это экзистенциальное чувство совсем не от того, что на наших глазах возникают предпосылки для «цифрового ГУЛАГА», нет, дело не в этом. Проблема скорее в затаившемся где-то в подсознании страхе, который становится для людей опаснее, чем сам вирус или вызванный им экономический кризис. В этой атмосфере страха, неопределенности, хаоса и абсурда (особенно в России) возникает именно то, что Рокантен впервые почувствовал на берегу моря, когда собирается бросить в воду камень.
У меня складывается впечатление, что тот самый камень, который Рокантенту показался чужеродным, но живым, сегодня для всех нас воплотился в нашем страхе перед собственной беспомощностью. Нам нужен бунт против страха, но мы его боимся, он нам чужд, мы хотим быть мирными гражданами, как внутри, так и снаружи. Мы чувствуем, как отдаляемся друг от друга, теперь уже вполне официально, находясь на добровольно-принудительной самоизоляции, но при этом сами не знаем, что нам делать с ценностью спасенной таким образом собственной жизни. Эта ценность обесценивается, ведь посидеть дома и не заразиться – это не подвиг, это всего лишь здравый смысл. Подвигом бы было волонтёрство в уходе за больными коронавирусом, продажа своего имущества и помощь тем, кто потерял сейчас работу. Но мы подобно тараканам забились в свои двухкомнатные щели и ждём, когда биологически опасный «Дихлофос» наконец рассеется.
Читая Сартра, впадаешь в депрессию, потому что сам главный герой «Тошноты» находит единственные оправдание своего бессмысленного существования в той малозначительной исследовательской работе, которую он делает. Подобно этому, и мы, обладатели смартфонов, пользователи онлайн-сервисов, знатоки жизни поп-звёзд, сегодня находим оправдание только в тех мелочных и абсурдных занятиях, которые сами себе находим, например, расставляя «лайки» в социальных сетях.
Наша «тошнота» исчезает только тогда, когда мы погружаемся в собственные иллюзии. А общей для всего мира иллюзией сегодня является здоровье. «Я не заразился этим гриппом, я здоров, мне повезло, я счастлив» - величайшая иллюзия любого, кто ни разу не задумывается о неминуемости смерти, кто ни разу не сталкивался с тяжелыми заболеваниями, с голодом, с войной. Расскажите эти страхи и это картонное счастье лейтенанту в Сталинграде или солдату в окопе на Курской дуге, наверное он вам позавидует, а затем просто рассмеётся и заплачет над тем, ради чего он завтра погибнет.
В своём эссе «Экзистенциализм – это гуманизм» Сартр утверждает, что познание абсурда человеческой жизни является первым шагом к свободе распоряжения ею, к подлинному бытию. Поэтому иррациональность жизни – это не приглашение к выбору способа её интерпретации или утилитарной оценки, а приглашение к проживанию. Само по себе существование представляется Сартру уже истиной, лишённой всяких покровов, которыми обычно скрыты наши представления о жизни как таковой.
Герои Сартра как экзистенциалиста во многом напоминают современных людей: им многое настолько безразлично, что их это начинает пугать. Разница только в том, что погружения в собственный абсурд современный человек всячески избегает, маскируя эту онтологическую проблему под многообразные суррогаты, которых раньше просто не было.
Завершая своё эссе, хочу подчеркнуть, что Сартр в своих произведениях даёт человеку больше степеней свободы, чем человек может освоить. Эта свобода пугает, потому что даже камень в руке становится чуждым человеку, он уже больше не тупое средство, а полноправная часть бытия. Вот почему встреча с современными вызовами времени (а коронавирус – это только один из первых таких вызовов), если исходить из работ Сартра, представляется возможностью совершения чистого онтологического выбора, выбора не обусловленного выгодой, а обусловленного экзистенцией. Вместе с глобальными проблемами перед человеком встают и глобальные возможности выхода за пределы своего «я», за пределы функционирования в качестве социального механизма. И в этом, как мне кажется, больше надежды, чем безысходности.