Эссе на тему: "Кризис Западной философии"

В. Соловьев «Кризис Западной философии».
В. Соловьев защищает в 1884 году на Ученом совете Петербургского университета, состоящем преимущественно из позитивистов, магистерскую диссертацию «Кризис западной философии. Против позитивистов».
В диссертации философ констатирует, что западная философия как умозрительная, так и эмпирическая, завершила свое развитие, и результатом этого завершения оказывается тот факт, что «... последние результаты философского развития утверждают в форме рационального познания же черты, которые в форме веры и духовного созерцания утверждались большими теологическими учениями Востока; философия подает руку религии».
В современной Соловьеву России царила просветительская оценка науки (с 1860-х гг.), а вместе с ней и восторг от научного метода и его результатов. Сочувствуя теоретическим конструкциям Конта, некоторые русские ученые приняли позитивную философию. Подобные взгляды проявляются, например, в рассуждениях Владимира Викторовича Лесевича (1837 г.). –1905), который предположил, что мысли начинаются в процессе восприятия, поскольку знание дается непосредственно от материальных сущностей. Лесевич также выразил антипатию к метафизике.
Другой русский позитивист, Николай Яковлевич Грот (1852–1899), выступал за удаление метафизики из научного дискурса. Позитивизм, по всей вероятности, был влиятельным в российском обществе, в том числе среди его естествоиспытателей, поскольку его лейтмотив обнаруживается в политическом применении диалектического материализма после большевистской революции 1917 года.
Неудивительно, что Соловьев был знаком с позитивистской мыслью. В силу своего эпистемологического союза метафизики и эмпиризма предсказание Соловьева против позитивистского отказа от метафизики предсказуемо. Конт утверждал, что двумя основами позитивной философии были рационализм и эмпиризм. Поэтому именно к этим основным принципам Соловьев направил свою критику через историческую интерпретацию западной философской истории, которую он счел относящейся к позитивизму.
По мнению Соловьева, рационализм проявляется в таких перспективах, которые были сформулированы неоплатоником 9-го века Джоном Скотом Эриугеной, который утверждал, что разум имеет приоритет. Такая аргументация может привести к ложно дихотомической конструкции, которая гласит, что если причина была прежде всего, то другие источники знаний были подчинены. Среди них была вера, отвращение к разуму.
В аргументах Соловьева в интерпретации Эриугены природа - сразу же очевидная - стала фокусом схоластического разума. Мало того, что разум был помещен в дуалистические отношения с верой, но и, утверждает Соловьев, он был когнитивно отделен от природы, поскольку причина должна была вытеснить объект, с которым она была связана. Такой дуализм был в высшей степени проявлен в возвышении современности, о чем свидетельствует жертва Рене Декарта всей реальности разуму. Ценность разума освободила мыслителя от необходимости проверять наличие вещи: все, что существует, понимается как понятное и истолкованное разумом.
Несмотря на то, что рационалисты отвернулись от существующих сущностей, Соловьев указал, что в антикаузализме Баруха Спинозы возникло разнообразие рационализма с материалистическими оттенками. По определению Спинозы, существо любой сущности может быть истолковано понимающим, однако сущность существа вещи предшествует и имеет приоритет над актом понимания (Этика: Часть I. О Боге, Утверждение VII). Соловьев считал рационализм Спинозы более удовлетворительным, чем радикальный скептицизм Декарта. Тем не менее, Соловьев не согласился с тем, что Спиноза отверг метафизический вопрос о причинности, потому что он предполагал существование, не обращая внимания на его возникновение.
Исторический обзор Соловьева утверждает, что движение против метафизики было усилено благодаря эмпирикам. Основополагающая доктрина эмпиризма стала вторым принципом позитивизма: хотя существо, предшествующее мыслителю, требовало учета, неэмпирические размышления были отвергнуты в ответ на рационализм.
Например, Томас Гоббс расценил метафизические термины как «бессмысленные вокальные звуки», приняв крайний физикализм - метафизическое суждение, которое утверждает, что кроме физического ничто не существует. Эмпирический современник Гоббса, Джон Локк, утверждал, что понимание возникло из сенсорного наблюдения физических и психических процессов как единственного источника знаний. Здесь Соловьев также был критически настроен, поскольку, хотя Локк считал субстанцию обладающей существованием, он не мог позволить, чтобы мыслящий субъект знал о воспринимаемой вещи. Скорее, знание, полученное посредством наблюдения, является только знанием сенсорных данных об удерживаемой вещи.
Соловьев предлагает скрытую в эмпирической эпистемологии проблему, заключающуюся в том, что познаваемая существующая материя состоит из субъективных представлений о сущностях, порожденных наблюдениями за вещами, которые, как предполагается, существуют скорее для мыслящего субъекта, чем для самих вещей.
Знание в эмпирической концептуализации здесь отделено от бытия, поскольку нет причинно-следственной связи с бытием. Это, утверждает Соловьев, является следствием дилеммы, навязанной эпистемологии эмпиризмом, то есть если все, что может быть известно, является сенсорным таким образом, представления, не основанные на сенсорах, являются фантастическими. Идеалист Кант признал влияние, которое такой Юмовский метафизический скептицизм оказал на его собственное заключение о том, что метафизическая реальность непостижима. Ибо вместо того, чтобы мыслящий субъект мог когда-либо получить доступ к метафизическому «вещь в себе» это был только объект - истолкованный сочетанием разума и чувственного наблюдения - который можно было классифицировать по категориям, свойствам и средствам субъекта. Если нет данных о «вещи в себе» можно узнать, никакое утверждение о существе этой вещи не может быть сделано. Ибо ничто об этом не может быть познано, кроме представлений субъекта. При этом отказе в доступе к метафизической реальности в эмпиризме и идеализме возникает физикализм.
Эти эпистемологические школы, лежащие в основе позитивизма, привели к выводу, что «… только явления, а не сущность в себе» могут быть узнаваемы. Однако, поскольку позитивизм Канта соблюдает эмпирический характер, вследствие этого позитивизм важен только для тех явлений, которые можно изучать эмпирически. Важно отметить, что метафизика должна быть исключена из универсализации позитивизма во всех знаниях.
Таким образом, утверждает Соловьев, позитивистское применение самого себя как единственного метода получения знаний было неудачным. Происходя из неправильного толкования различий между эмпирической и неэмпирической наукой, позитивизм не мог заставить все знания подчиняться своей субъективистской, эмпирической методологии, потому что не все знания эмпирически.
Действительно, утверждает Соловьев, поскольку существо остается существующим вне субъекта - и, как следствие, взывает к встрече с ним субъекта для причинного объяснения - оно не может быть ограничено только субъективным представлением. Фактически, в диалогической генерации познания мира необходимо предполагать встречу между бытием и мыслящим субъектом.
Представление предполагает то, что представляет, и то, что представлено, - субъект и объект ... Объект — это только представление субъекта, в то время как субъект — это только то, что представляет объект.
Рассматривая сложное взаимодействие между онтологией и эпистемологией в построении знаний, В. Соловьев избегает приведения знаний к только наблюдательным данным субъекта (которые проявляются в представлениях). Эта динамика ставит позитивизм в противоречие с единой эпистемологией Соловьева: знающий не удаляется от известного, как в репрезентативной эпистемологии позитивистов. Соловьев критически относился к тому, что эти знания остаются за завесой субъективного конструирования. Можно узнать больше, чем было получено в результате непосредственного наблюдения, что демонстрирует постоянное состояние развития эмпирической науки. Однако необходимо ответить на вопрос о посткантианском современном философе: «Как мы находим… то, что не является репрезентацией?».
В онтологической эпистемологии Соловьева - ядре его модернистской критики - он признает, что существует нечто большее, чем непосредственно чувственно воспринимаемое и когнитивно представимое. Этим он считает начальную точку трансцендентных репрезентаций для того, чтобы можно было достичь непосредственно «вещи в себе». Таким образом, в отличие от позитивистской попытки отрицания метафизики, Соловьев перецентрирует метафизику и приписывает ей задачу стать средством познания, лежащего в основе эмпирически обоснованных представлений. субъект до генерации когнитивных представлений о вещи как об объекте.
Построенные субъектом явления должны содержать что-то из опосредованных данных о вещи, встречающейся в случае между вещью и субъектом. Тем не менее, в позитивистской эпистемологии знание имеет только представления. В тот момент, когда происходит концептуализация объекта, мыслящий субъект отделяется от «вещи в себе», потому что существо разлагается посредством абстрагирования от вещей в объекты.
Вследствие своего смещения бытия субъект появился в Современности как эпистемологическая опора - даже до крайней гегелевской степени как единственная существующая вещь, за пределами которой невозможно построить ни существо, ни понимание. В этот период трансцендентность субъекта и изучающая его дисциплина, то есть метафизика, были отброшены как бессмысленные. Так возникло противоречие в современности между центральностью субъекта мышления и неучтенным существованием вещи.
При восстановлении субъекта Соловьев предлагает, чтобы субъект никогда не ставился перед природными процессами и не имел их приоритета, поскольку сам факт существования субъекта подразумевает как естественную причинность его существования, так и среду, в которой он находится. Бытие, следовательно, следует понимать, как первостепенное значение для возможности познания, хотя оно может быть известно только в эмпирических терминах; без эмпирического опыта не о чем спекулировать. Следовательно, ни редуктивные, ни абсолютные тезисы аналитического априорного знания (основанного без эмпирической поддержки), ни «чистый», не основанный на теории эмпиризм, который лежит в основе позитивизма, не сохраняются.
Кроме того, в необходимом признании метафизических измерений реального стоит отметить, что, по крайней мере, рационализм должен утверждать существование мыслителя, а эмпиризм — это то, что можно испытать посредством сенсорного наблюдения.
И наоборот, в случае абсолютного рационализма, поскольку «бытие понимается, как только в нашем знании бытия, объект метафизики, «вещь в себе», стирается из рассмотрения. Аналогично, в радикальном эмпиризме исключается возможность познания чего-либо в себе, поскольку эмпирически познаваемое должно ссылаться на опыт субъекта мышления.
Соловьев, скорее, предполагает, что рациональные и эмпирические аспекты эпистемических теорий образуют неделимое единство до вмешательства субъекта мышления. Он полагает, что это объясняется тем, что разумное и эмпирическое существуют вместе в одном существе благодаря тому факту, что вещи существуют и могут быть испытаны. Знание имеет как метафизический, так и эмпирический компоненты, локализуя свое существование одновременно вне и внутри субъекта.
Нахождение в Соловьевской онтологической эпистемологии не может быть ограничено размышлениями или переживаниями какого-либо конкретного субъекта мышления. В своей многомерной, нередуцирующей сложности, существо открывается для объяснения единой широты эмпирической науки, философии и теологии.
В. Соловьев выражает критику редуктивистской эпистемологии в пользу эпистемологии, созданной и ведущей к метафизике. В последнем случае эта критика была особенно направлена ​​на позитивизм, школу мысли, которая защищала эмпиризм и рационализм как единственное средство познания, игнорируя поиск причин (Конт). Конкретно оценивая позитивистское неприятие причинности ради эмпиризма и рационализма, Соловьев утверждал, что эта логика была ошибочной, поэтому он заменил метафизику в центре эпистемологической деятельности (Конт).
В целом, в Соловьевских онтологически обоснованных реалистических эпистемологиях, делается серьезная попытка получить доступ к признанию роли, но без ограничений, интерпретирующего действия субъекта мышления и его интеллекта.
В то время, когда метафизика была проигнорирована из-за примата эмпирической науки, Соловьев перевел метафизику - включая онтологию, одно из ее подполей - в положение первенства над эпистемологией. Он утверждал, что бытие - особый объект онтологического исследования - является источником истинного знания. Соловьев обосновал эту позицию, постулируя, что, если знание должно быть знанием бытия вещи, а не сконструированного и интерпретируемого знания бытия вещи, метафизика должна касаться не эпистемологии, а реальных вещей.
Если знание предполагает бытие, реализм проявляется у Соловьева. Ссылаясь на природу того, что соответствует, а именно - когнитивное представление вещи («объект»), - Соловьев утверждает, что любое представление предполагает своим существованием как представителя, так и представленного.
Однако в эпистемологии Соловьева очевиден нюансный реализм, включающий активность субъекта мышления в процессах производства понимания - очевиден. Философ-богослов согласен с ролью существующего существа и мыслящего субъекта в создании истинного знания, адекватного бытию.
Истинное знание, как определено В. Соловьевым, не ограничивается единичной модой, а распространяется на множество методологий через многообразные слои существования какой-либо конкретной сущности. В дополнение к этому, эти методы приводят к непрерывному познанию предмета, воспринимаемого от его явного внешнего вида, воспринимаемого чувствами, до его универсальной доли в бытии. Знание вещи, построенной таким последовательным образом, демонстрирует единство эпистемологических систем.
Хотя мыслящий субъект должен конструировать содержание своего знания через взаимодействие с бытием, Соловьев стремится превзойти репрезентативное знание, которым в позитивистской парадигме является все, чем ограничиваются существующие сущности.
Соловьев утверждал, что необходимо, чтобы существо воспринималось таким, каким оно есть - существо-существо - потому что знание, созданное субъектом мышления, ограничено субъектом в соответствии с его способностями, предшествующими знаниями и категориями понимания этого конкретного предмета. Следовательно, существует различие между вещью и субъектом по мысли В. Соловьева.
Признание односторонности и потому неистинности как чисто рационалистического, так и чисто эмпирического направлений в западной мысли приводит, по Соловьеву, к требованию истинного метода, дающего цельное знание, а также к полаганию в качестве абсолютного первоначала вместо прежних абстрактных сущностей и ипостасей (рассудок, опыт, понятие, воля, бессознательное и т.п.) конкретного всеединого духа.
Итак, стремясь преодолеть антиномию веры и знания, характерная для философии Запада, В.С. Соловьев обосновывает философию единства, гносеологическим аспектом которой стала теория цельного знания. «Цельность знания» в философии В.С. Соловьева — это не «теоретический» и не «практический» разум немецкой классической философии. И даже не их единство. Эта «целостность» в понимании русского философа — это такая характеристика и свойство человеческой души, которая основывается на идее сверхрационализма. «Цельность» - не результат взаимодействия ощущений и логического мышления, хотя имеет предпосылкой это взаимодействие.
Цельность сознания может предоставить только ее особое состояние – «сердце», любовь. Об этом состояние писали в XVIII в. прадед В.С. Соловьева С. Сковорода, а в XIX в. его учитель - профессор П.Д. Юркевич (В работе «Сердце и его значение в духовной жизни человека ...»). Последний рассматривал значение сердца и связи с учением Слова Божьего. Сердце - центр душевного и духовного жизни человека, ее религиозных переживаний, оно определяет путь к высшей духовности, к Абсолюту.
Нынешние сторонники позитивизма продолжают совершать эпистемическую ошибку. Прав был В. Соловьев, утверждая: «Это оправданное утверждение, что ни один философ не помог выяснить природу ...в то время как эмпирическая наука находится на пути абсолютной истины».
В отказе от метафизики исследование причинности отходит от погони за человеческим знанием, поскольку это неэмпирическое исследование. Одновременно, наиболее универсальное явление во всех науках - бытие - устранено. С точки зрения онтологически обоснованной эпистемологии, уменьшение первичности бытия и прекращение исследования причин потакание эмпиризму наводит на мысль о «науке», лишенной глубины.
Нельзя не согласиться с тем, что действительно, целеустремленное, чрезмерное упрощение бытия-сущности для конструкций человеческого разума и его эпистемологических пределов, отраженных в современных редуктивистских эпистемологиях, свидетельствует об этом постулате.
В какой-то степени эмпиризм ценен, истина многообразна по уровням своего бытия и восприятию. В рамках этого эссе была продемонстрирована важность метафизики для науки в толковании онтологических эпистемологии Владимира Соловьева. Здесь ясно, что существо, по сути, имеет первостепенное значение для знания, построенного в связи с бытием, если действительно это знание претендует на истину.
По нашему мнению, из-за существующих вещей их существование требует и заслуживает объяснения. Однако того, что мыслящий субъект создает когнитивные объекты в своей попытке понять, недостаточно. Христианская философская задача, предложенная В. Соловьевым в его онтологической эпистемологии, заключается в том, чтобы сделать вещи понятными. Эта обязанность глубоко философская, и, таким образом, я полагаю, работа «Кризис западной философии» В. Соловьева как проект современной христианской метафизики, очертив место для русской мысли в европейской философии, воплотился как в последующем творчестве самого его автора, так и в построениях ряда крупнейших русских философов 20 в.
Соловьев во многом опередил свое время и сформулировал проблемы, которые решали уже после его смерти. По сути, он был новатором, обобщил уже пройденное в русской философии и дал начало новому философскому периода. С этой точки зрения характерно также место Соловьева в развитии историко-философской мысли. Значение Соловьева для отечественной историко-философской науки состояла в том, что с одной стороны философ выступил с последовательной критикой позитивизма, с другой - показал необходимость изучать историю философии для понимания и решения актуальных философских задач.