Эссе на тему: "Русская Литература последних лет"

Задание 2. Тема. Русская Литература последних лет
Мое рассуждение пойдет о пьесе Николая Коляды «Полонез Огинского». Изначально полонез – это танец торжественный, который более уместно было бы назвать шествием, он имеет польское происхождение, трехдольный размер и четкий ритм отличают этот танец от других.
Несомненный интерес вызывает пьеса «Полонез Огинского» (1992), которую можно считать программной пьесой писателя. Это произведение Коляды глубоко и прочно укоренено в чеховском контексте. Коляда, разумеется, не первый питается чеховской драматургической традицией. Чеховская рецепция наполняет художественный мир современного драматурга актуальным содержанием, возникает и обратная связь. Пьеса Коляды помогает расставить новые акценты в последнем драматургическом тексте классика - пьесе «Вишневый сад».
Интерпретация «Вишневого сада» Э. Някрошюсом (2003) удивительно близка к актуализированным в «Полонезе Огинского» смыслам чеховской пьесы. Современный драматург использует характернейший чеховский прием - прием самораскрытия героев в монологах, но не про себя, а на публике вслух. По своей природе эти монологи сбивчивые, импульсивные. В монологах Тани, через десять лет вернувшейся в Москву, в родной дом, где нет больше родных (родители погибли, квартиру заняла бывшая прислуга номенклатурной советской семьи), переплетается прошлое, настоящее, реальность и болезненное воображение, иллюзии и грубая действительность.
В «Полонезе Огинского» важное значение приобретает образ Дома, как уже отмечалось, сквозной образ драматургии Коляды. В сюжетной ситуации данной пьесы он накрепко связан с чеховским образом Сада. В этом не аллюзии классики, а общность понимания переходного времени драматургами. Ключевые детали классической пьесы помогают возникновению объемного изображения в современном тексте, а резкость диалогов и отношений персонажей у Коляды позволяют за полутонами чеховской палитры увидеть графически четкий образ времени и человека.
Все герои обречены на потери. Пьеса в двух действиях. Действующие лица: Таня, 30 лет. Дима, 30 лет, Иван, или “Ваня”, 40 лет, Людмила, или “Мила”, 40 лет, Сергей, или “Серюня”, её муж, 45 лет, Дэвид, 30 лет. Беспощадность чеховского диагноза - состояние русской жизни как проявлений кризисного состояния мира - проступает в сюжетных перипетиях и речах героев пьесы Коляды «Полонез Огинского». Основная коллизия и система персонажей этой пьесы в сниженном, почти гротескном виде, повторяют в своей сути чеховский «Вишневый сад». Коляда в «Полонезе Огинского» усиливает условное начало: возрастает роль символических деталей, абсурдных ситуаций, гротескных персонажей, что, безусловно, свидетельствует об актуализации чеховской драматургической поэтики. Уже в названии пьесы зашифрованы ее настроения и смыслы. Знаменитый «Полонез» композитора Огинского имел еще одно название «Прощание с Родиной». Героини обеих пьес («Вишневый сад» - «Полонез Огинского») действительно прощаются с Родиной, и, если довести ситуацию до логического конца, с жизнью, отсюда бесконечные перепады в настроении, невозможность услышать другого. У Коляды «ситуация прощания» в духе нашего времени дана откровеннее и жестче, но ведь и в финале чеховской пьесы читается безнадежность, пустота, бездна для всех героев. Жизнь распадается. Взнервленная до криков и скандалов, упреков и обманов атмосфера действия пьесы «Полонез Огинского», в отличие от внешне более спокойного, но полного нелепостей действия «Вишневого сада», - это всего лишь разные внешние формы реализации одной жизненной коллизии, близкого авторского мировидения: Коляда вслед за Чеховым показывает трагическую разорванность связей между людьми, внутреннюю несостоятельность личности.
В произведении поднимается проблема нахождения себя, своего места в жизни, Родины. Таня, вернувшись в родной дом после долгой разлуки, ищет опоры во внешнем мире - в знакомых с детства вещах, в незабываемой елке, которая, как ей кажется, и теперь должна стоять на прежнем месте в гостиной. Может быть, даже ради этого, она возвращается в Москву именно в канун Нового года. Таня, пройдя трагические жизненные испытания, потеряв не только социальный статус, близких, но и внутреннюю цельность, душевное равновесие, как за последнюю надежду наивно цепляется за призраки прошлого. Действие пьесы, столкновение героини с вновь обретенной Родиной и знакомыми с детства людьми убеждают ее, что Дома (не квартиры, которая ей по-прежнему принадлежит), а Дома, детской елки, детской любви - ничего этого больше нет и ее, Тани, больше нет. Она выживала в узком пространстве между грезами о прекрасном прошлом и страшным, обездоленным, одиноким эмигрантским настоящим. Когда греза рассеялась, от прошлого ничего не осталось, пространство жизни героини просто ушло из-под ног.
Гротескные персонажи (американский друг Тани и собрат по несчастью Дэвид), нарочитое нагромождение бытовых деталей, лишенных какой-либо привлекательности (богатая, уютная прежде квартира родителей Тани превратилась в «привал комедиантов», в пристанище бывшей прислуги), смешение различных пластов речи - все это создает настроение тревоги, возникает ощущение катастрофичности, абсурдности бытия, в котором человеку суждено одиночество.
В диалоге Тани и Димы на уровне художественной речи раскрывается трагическое состояние личности, потерявшей свое прошлое, не имеющей будущего. Такой личности остается лишь нелепое, рассыпающееся на глазах настоящее.
Оптимистические клише советских песен, героиня повторяет их одно за другим, как будто заговаривает свою тоску и одновременно обессмысливает их пафосное содержание: «Человек шагает как хозяин необъятной Родины своей» - а родины у героини уже нет. Она вспоминает самые простые и чистые детали детства - душевное родство с няней, а «рядом Ленин всегда живой», химеры, которые вошли в подкорку. И, наконец, выразительный ряд существительных на «о»: они неотступно звучат в ее душе и в итоге вырываются наружу, выражая крайнюю степень отчаяния и ощущения безнадежности жизни. Значимы не только словесные перепады этого монолога, дополнительные смыслы рождает его звуковой контраст. Смена интонаций и повторы, обозначенные в ремарках и внутри монолога Тани («Пауза», «Смеется», «Хохочет», «Смотрит в кружку», «Молчит») придают ему особое напряжение. Неожиданная, но отнюдь не случайная стыковка в речи обнадеживающих слов: «Завтра же начну, завтра же будет новое, новое, новое!» «Ошибка» говорит о том, что эта исковерканная жизнью, нервная, одинокая, экзальтированная женщина, возвратясь домой, поняла, что это возвращение есть в сущности прощание. Она здесь никому не нужна, и прежний мир, в котором она жила в юности, больше не существует. Этот момент можно считать кульминацией внутреннего сюжета. Действие, внутреннее и внешнее, движется к развязке. Таня больше не пытается найти себя и свое место в жизни. Она механически начинает готовиться к отъезду в Америку. В сущности, в никуда. С прошлым она простилась, будущего нет, а настоящее настолько призрачно, что и дорожить им не стоит.
Миролюбие бывшей прислуги, спокойствие Тани в финале наполнено вовсе не мелодраматическим разрешением коллизии, как полагает Лейдерман, а трагическим пафосом, который завуалирован эксцентрикой.
В последнем монологе Тани сквозь сбивчивые цитаты из стихов и песен звучит как лейтмотив много раз повторяемое ею «Прощайте, прощайте, прощайте...», усиливая ощущение трагической безысходности.
Таким образом, завершая рассуждение о пьесе Николая Коляды можно сделать вывод о том, что данное произведение необычно тем, главная героиня вызывает сострадание, а коллизия так и не была счастливо разрешена. Здесь Судьба Татьяны, ее состояние побудили меня к активному размышлению о смысле жизни, об одиночестве, любви и счастье.