Эссе по итогам просмотра фильма М. Ромма "Обыкновенный фашизм"

В «Обыкновенном фашизме» («Обыкновенный фашизм», 1965) были поставлены на карту три центральных вопроса: возвращение фашизма, выявление параллелей между нацистским и советским тоталитаризмом и устранение Советским Союзом евреев из репрезентации Холокоста.
В то время, когда фильм был выпущен, повторно использованные образы нацистских преступлений в предыдущих документальных фильмах, кинохрониках и газетах были банальными предупреждениями против фашизма; в принципе, никого, кто переживал Вторую мировую войну, не нужно было убеждать в том, что фашизм - это плохо и что нужно предотвратить его возвращение. Более того, прямые сравнения между нацистской Германией и Советским Союзом были недопустимы, и цензоры прямо сказали режиссеру Михаилу Ромму, когда сценарий был утвержден, что он не должен делать упор на евреях.
Почему же тогда, спустя почти двадцать лет после войны, официально признанный режиссер Ромм и два начинающих сценариста, Майя Туровская и Юрий Ханютин, решили создать фильм, который, по-видимому, не мог решить те самые вопросы, которые их интересовали? Более того, сами цензоры задавались вопросом, собираются ли они в основном повторно использовать старые кадры, какой смысл снимать фильм, который был снят раньше? Анализ фильма и его контекста может ответить на эти вопросы.
Несколько факторов сделали 1960-е годы готовыми для нового взгляда на нацистов в Советском Союзе и мой взгляд — это близко и сегодняшнему времени. Последним крупным советским документальным фильмом на эту тему была хроника Нюрнбергского процесса «Суд народов» (Суд народов, 1946), а СССР потеряли интерес к теме фашизма из-за начала холодной войны и переноса акцента внимания на новую опасность. А тем временем выросло новое послевоенное поколение для которого фашизм больше не был непосредственной угрозой, самые известные нацисты были убиты или заключены в тюрьму.
Кроме того, движение Хрущева к десталинизации в конце 1950-х годов оставило в умах зрителей свежее разоблачение преступлений Сталина. В результате М. Ромму не нужно было делать явные сравнения тоталитаризма, а просто вызывать их. Наконец, к этому времени растущая группа еврейских художников, таких как Ромм, начала выступать против сталинского антисемитизма, который никоим образом не исчез из Советского Союза. Таким образом, в СССР настало время для еще одного напоминания об опасностях тоталитаризма и увещевания, что злодеяния масштаба Холокоста никогда не должны повториться.
Однако для того, чтобы достучаться до аудитории, «Обычному фашизму» нужна была стратегия, отличная от советских документальных фильмов, снятых вовремя и сразу после Второй мировой войны, в которых был сделан сухой акцент на установлении юридических доказательств для международного трибунала. Фильм должен был вызвать инстинктивную реакцию, но не мог просто вернуться к эмоциональной окраске пропаганды ранней войны, которая к тому времени была бы слишком заезженной, чтобы быть эффективной.
Вместо этого Ромм остановился на противопоставлении ироничного и травматического, циничного скептицизма и искреннего недоверия. С одной стороны, он использует кадры, темы и стиль монтажа, аналогичные более ранним советским документальным фильмам о Второй мировой войне; «Суд над народами», в частности, служит пробным камнем. Тем не менее, что было действительно новым для фильма «Обыкновенный фашизм», так это тон закадрового голоса М. Ромма, который чередуется, то он саркастический, то он интимный, иногда противоречит изображениям переосмысливая их.
Таким образом, Ромм берет те же старые иконические образы из ранних советских документальных фильмов и наполняет их своим повествованием. Чередуя пародию на фашистскую эстетику и травмирующие архивные изображения, Ромм реконструирует нацистские зверства и тем самым побуждает советскую аудиторию критически осмыслить Холокост.
Выбор М. Ромма, М. Туровской и Ю. Ханютина использовать пародию вместе с изображениями Холокоста (хотя и не пародией на Холокост) не является очевидным и был полным отходом от более ранних серьезных советских документальных фильмов. Даже сегодня, использование комичных или иронических устройства, такие, как пародия, сарказм и юмор, в рамках представлений о Холокосте является спорной темой в области изучения Холокоста.
Выбор включения пародии в «Обычный фашизм», по-видимому, в своей основе включает в себя озабоченность по поводу повторного анализа дискурса о Холокосте в Советском Союзе. Добавление дистанции между аудиторией и давно установившаяся иконография нацизма в фильме побуждали зрителей переосмыслить культурное отношение к нацистским зверствам.
Как сборник, «Обыкновенный фашизм» явно обязан своим архивным материалам более ранним фильмам. Кроме того, предшественники фильма оказали большое влияние на тематику и стиль монтажа М. Ромма. Учитывая, что западные исследования фильмов о Холокосте до недавнего времени уделяли мало внимания советскому кино, возможно, что советский экран явился первым в этом жанре источником.
Советские кинематографисты первыми представили нацистское преследование евреев, и, в отличие от более поздней советской политики, препятствовавшей изображению евреев на экране, в этих ранних фильмах герои явно изображались как евреи. Перед более поздней антисемитской политикой Сталина советские кинематографисты начали изучать способы представления преступлений нацистов, и М. Ромм мог черпать информацию из этих фильмов. Сходство фильма «Обыкновенный фашизм» с «Судом народов», возможно, наиболее ясно демонстрирует влияние более ранних документальных фильмов.
Ромм пишет, что он выстроил дебют картины таким образом, чтобы сначала «заставить зрителя забыть, что он пришел смотреть фильм об «обыкновенном фашизме». В картине мы видим шокирующий эффект контраста между изображениями, которые невыносимо воспринимать и изображениями, которые просто банальны. Ромм чередует сцены фашистской пышности и различных культурных событий ХХ века, явления, которых он высмеивает, с ужасающими кадрами нацистских убийств и разрушений.
Таким образом, фильм ставит своей целью сначала обезоружить зрителей, чтобы засыпать их образами войны и Холокоста. В «Обыкновенном фашизме» культовые изображения зверств нацистов помещены между моментами пародии и, таким образом, удалены из их обычного контекста и, следовательно, способны заново шокировать зрителя через двадцать лет (и через 70 лет также) после Второй мировой войны.
Посмотрев фильм сегодня, мы увидим, что у нацистской Германии слишком много общего с советской системой. Михаил Ильич Ромм не хотел этого видеть. Он был человеком другой эпохи. В тридцатые годы он стал прекрасным режиссером. И эти многочисленные параллели его ранили, они были ему неприятны. Но, по этой причине фильм был снят с проката в 1967 году, хотя доказательства этого объяснения не появлялись до 1979 года.
В то время чиновники объясняли, что субъективное качество фильма допускает возможность неправильного толкования зрителями, особенно в отношении внешне подобных событий при социализме. Например, ближе к концу первой части мы видим длинную сцену, в котором Муссолини произносит речь, и Ромм отмечает, что правая часть экрана затемнена, и объясняет, что там, должно быть, был кто-то, кому Муссолини больше не нравился. Техника затемнения тех, кто впал в немилость (или того хуже), была обычным явлением в советском кино и фотографии; например, после смерти Ленина Сталин стер с фотографий Троцкого.
Многие сцены парадов и маршей из «Триумфа воли», возможно, также напомнили советской публике о СССР. С помощью одного монтажного кадра фашистской пышности Ромм отмечает, что нацисты начали с больших парадов, призванных показать, что история Германии была лишь «прелюдией» к Третьему рейху. На самом деле это не очень отличается от детерминистского марксистско-ленинского взгляда на историю, в котором все предыдущие события принимают значение, ведущее к установлению коммунизма.
Почему же М. Ромм рискнул провести эти параллели? Вместе с несколькими другими еврейскими художниками Ромм вложился в разоблачение антисемитской политики Сталина. Еврейские художники почувствовали на себе последствия этих репрессий, по крайней мере, еще во время сталинских чисток. Ромм знал об этой тенденции еще в 1943 году, когда он отправил письма начальнику отдела пропаганды, а также самому Сталину, о своих опасениях по поводу растущего антисемитизма в Советском Союзе.
В начале шестидесятых процесс над Эйхманом вызвал некоторое оживление интереса к Холокосту, как и Франкфуртский процесс в Освенциме (1963-1965), сцены которого были включены в оригинальный сценарий «Обыкновенного фашизма».
В 1961 году поэт Евгений Евтушенко опубликовал неоднозначное стихотворение о Бабьем Яру в знак протеста против неспособности построить там памятник, а Дмитрий Шостакович написал симфонию на основе этого стихотворения позже в том же году. Оба были осуждены критиками, но ни один из них не получил официальных санкций.
Сам М. Ромм в 1962 году произнес две речи о еврейских кинематографистах, погибших в сталинских репрессиях, а также защищал стихотворение Евтушенко. Тем временем Советская власть продолжала свою политику маргинализации еврейской идентичности, поскольку в 1963 году Хрущев осудил стихотворение Евтушенко и отверг идею о том, что в Советском Союзе существует «еврейский вопрос».
Суть обыкновенного фашизма, таким образом, заключается в том, что он использует критику, чтобы заставить аудиторию задуматься. Комментарий М. Ромма колеблется между иронией и серьезностью; он делает саркастические замечания в адрес нацистов, но осуждает ужасающие последствия их действий. Таким образом, закадровый голос чередуется между монологическим и диалогическим отношением к изображениям, которые он описывает.
Пародия на М. Ромма была новаторской, но рискованной. Тем не менее в исторический момент создатели фильма увидели многое. Спустя двадцать лет после окончания Второй мировой войны нацизм начал казаться далеким воспоминанием, впрочем, как и сейчас. Однако в самом Советском Союзе Туровская и Ханютин увидели, что признаки тоталитаризма появились гораздо позже.
Одним из признаков было продолжающееся подавление еврейской идентичности, особенно в отношении памяти жертв Холокоста. Учитывая тщательную цензуру (еще один признак тоталитаризма), создатели фильма не могли сделать эти заявления прямо в фильме. Повторно используя стандартные архивные кадры и многие из тех же приемов, что и в предыдущих документальных фильмах, они смогли убедить цензоров в том, что в фильме нет ничего необычного.
В то же время, добавив элемент иронии в закадровый голос, они побудили аудиторию заново проанализировать эти старые документы и их обычный контекст в советском дискурсе. Под влиянием классической теории монтажа они, подобно Эйзенштейну, надеялись, что зрители сами сделают «правильные» выводы. И им это удалось!