Критика самодержавия и пути общественного переустройства в сочинениях...

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ3
Глава 1. Д.И. Фонвизин и его идея ограничения самодержавия5
1.1. Библиография и предпосылки свержения самодержавия5
1.2. Заговор и конституция Панина – Фонвизина7
Глава 2. Д.И. Фонвизин о российской государственности второй половины XVIII в.10
2.1. Историческая наука10
2.2. Мысли о путях общественного переустройства18
ЗАКЛЮЧЕНИЕ25
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК26
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность тему обусловлена следующим. В условиях российской действительности второй половины 18 века появляется критика наиболее жестких форм крепостничества, деспотизма самодержавия.
Петровские реформы, бурная жизнь страны в эпоху Северной и других войн, дворцовых переворотов породили большое число откликов со стороны современников.
В противоположность дворянским проектам, стремящимся оградить самодержавно-крепостнические порядки, эти мыслители стояли первоначально на позициях человеческой нравственности и морали, их резко отличали беспредельная ненависть к крепостничеству, горячая забота о несчастном положении крепостных крестьян.
Денис Иванович Фонвизин исходил из общих положений французских просветителей. Крепостнической теории об извечном существовании рабства он противопоставлял положение о том, что свободные крестьяне были насильственно превращены в крепостных. «Невозможно поверить, писал Фонвизин, чтобы свободные люди добровольно предпочли рабское состояние благородной вольности и тем вечно себя посрамили, а потомство свое сделали несчастливым. Крестьяне, от которых зависит «наша жизнь, наша безопасность и наши выгоды... лишились всех почти приличных человеку качеств». У них отняли право собственности и заставили работать на других, их продают и больше жалеют скот, нежели людей, производя человеческою кровию бесчестный торг».
Крепостного крестьянина Фонвизин сравнивал со свободным тружеником, самостоятельно распоряжающимся результатами своего труда, работающим усердно, расширяющим свое хозяйство, хорошо одевающимся и питающимся, создающим семью, производящим товары для продажи, обогащающийся сам и обогащающий государство.
Как и французские просветители, Фонвизин утверждал, что крепостничество приведет страну к гибели, доведенный до отчаяния крепостной крестьянин выступит с решительным протестом.
Таким образом, целью данной работы будет изучение критики самодержавия и пути общественного переустройства России в сочинениях Д.И. Фонвизина.
Глава 1. Д.И. Фонвизин и его идея ограничения самодержавия
1.1. Библиография и предпосылки свержения самодержавия
Денис Иванович Фонвизин — знаменитый драматург, один из секретарей, и друг руководителя внешнеполитического ведомства Н.И. Панина. Во второй половине XVIII в. идею ограничения самодержавия в соответствии с принципами французских просветителей развивал выдающийся государственный деятель эпохи правления императрицы Екатерины Великой — граф Н.И. Панин. Благодаря идеям Просвещения ему удалось обосновать необходимость ограничения самодержавной власти. Можно выделить три редакции панинской конституции. Вторая редакция конституции непосредственно связана с именем русского драматурга Дениса Ивановича Фонвизина. Называется она Конституцией Н.И. Панина — Д.И. Фонвизина. Необходимо сказать несколько слов о предыстории этих событий. В придворных кругах Д.И. Фонвизин стал известен после появления комедии «Бригадир». Однако особое внимание на него обратил граф Н.И. Панин. В «Чистосердечном признании» описывает это событие следующим образом: «Дни через три положил я из Петергофа возвратиться в город, а между тем, встретился в саду с графом Никитою Ивановичем Паниным, которому я никогда представлен не был; но он сам, остановив меня: «Слуга покорный, — сказал мне, — поздравляю вас с успехом комедии вашей; я вас уверяю, что ныне во всем Петергофе ни о чем другом не говорят, как о комедии и о чтении вашем».
В первую очередь, Н.И. Панина интересовало не произведение, а личность драматурга. Я приметил, что он в разговорах своих со мною старался узнать не только то, какие я имею знания, но и какие мои моральные правила, — вспоминает Д.И. Фонвизин. Надо сказать, что Н.И. Панин все это делал не просто так. Дело в том, что в 1769 г. Павлу Петровичу исполнялось 15 лет. Согласно плану его воспитания, написанного канцлером, должен был наступить новый период, когда наследнику престола следовало готовить к исполнению обязанностей монарха. Менялись люди, входившие в окружение Павла Петровича.
В это окружение Н.И. Панин намеревался ввести Д.И. Фонвизина, недовольного порядками Екатерины II. «Вы можете ходить к его высочеству и при столе оставаться, когда только хотите», — сказал воспитатель. Позже, в 1769 г. Д.И. Фонвизин стал секретарем Н.И. Панина в ГКИД. Иными словами, вошел в придворную группировку, противоположную императрице. Д.И. Фонвизин встал на путь политической борьбы. Как и его покровитель и друг, Н.И. Панин, он пытался бороться с самовластьем, которое вредило государственным интересам. Свои надежды и Н.И. Панин, и Д.И. Фонвизин связывали с приходом к власти Павла Петровича. Эти надежды в какой-то мере были оправданными, поскольку Н.И. Панина Павел Петрович любил как отца, а Д.И. Фонвизин завоевал симпатию и доверие великого князя. Политическим обращением драматурга стало «Слово на выздоровление Его Императорского Высочества государя цесаревича и великого князя Павла Петровича», написанное в 1771 г. Обращаясь к «россиянам», автор «Слова» прославляет добродетели Павла Петровича.
По мнению Д.И. Фонвизина, именно великий князь обладает истинными чертами государственного деятеля, поскольку он воспитан «мужем истинного разума и честности», т.е. Н.И. Паниным. Он «вкоренил в душу его те добродетели, кои составляют счастье народа и должность государя». Обращаясь к Павлу Петровичу от имени всех «россиян» Д.И. Фонвизин пишет: «Люби Россию», «Буди правосуден, милосерд, чувствителен к бедствиям людей, и вечно в их сердцах ты будешь обитать. Не ищи, великий князь, другие себе славы. Любовь народа есть истинная слава государей. Буди властелином над страстями своими и помни, что тот не может владеть другими с славою, кто собой владеть не может. Внимай единой истине и чти лесть изменою. Тут нет верности к государю, где нет ее к истине. Почитай достоинства прямые и награждай заслуги. Словом, имей сердца отверсто для всех добродетелей — и будешь славен на земле и угоден небесам». Вышеперечисленные требования к наследнику престола звучали как обвинение Екатерине. Еще в 1762 г., участвуя в дворцовом перевороте, который привел к власти Екатерину II, Н.И. Панин хотел возвести на престол великого князя Павла Петровича, а его мать Екатерину назначить регентшей до его совершеннолетия. Об этом он договорился с императрицей. Однако, когда в 1772 г. Павел Петрович достиг совершеннолетия, Екатерина не передала ему престол. По этой причине началась ожесточенная придворная борьба.
1.2. Заговор и конституция Панина – Фонвизина
В 1773 или 1774 гг., по мнению некоторых историков, был организован «заговор» с целью свержения незаконно правящей императрицы Екатерины и возведения на престол наследника Павла. К этому же периоду относится появление конституции Н.И. Панина — Д.И. Фонвизина. Ее текст был сожжен во время налета полиции, которая преследовала масонов в доме П.И. Фонвизина, брата Дениса Ивановича. Участниками «заговора» были граф Н.И. Панин, брат его, фельдмаршал Петр Иванович, княгиня Е.Р. Дашкова, князь Н.В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть-ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров». Не углубляясь в подробности «заговора», отметим, что, вероятнее всего, Н.И. Панину не хватило решительности, из-за чего победительницей из этой борьбы вышла Екатерина. Во-первых, в 1773 г. она возвращает опальных братьев Орловых, которые в 1762 г. объявили ее самодержавной императрицей.
Во-вторых, чтобы выиграть время, Екатерина отложила празднование совершеннолетия Павла до 1773 г. и объявила о его женитьбе.
В-третьих, в этот период императрица приблизила сына к себе, пыталась казаться заботливой и любящей матерью.
В-четвертых, под предлогом достижения Павлом совершеннолетия, Екатерина уволила Н.И. Панина с должности обергофмейстера, щедро наградив.
Следовательно, складывалось впечатление, будто отношения императрицы с Н.И. Паниным довольно теплые. Д.И Фонвизин в письме к своим родным пишет следующее: «Теперь скажу тебе о наших чудесах. Мы очень в плачевном состоянии. Все интриги и все струны настроены, чтоб графа отдалить от великого князя, даже до того, что, под предлогом перестраивать покои во дворце, ведено ему опорожнить те, где он жил. Я, грешный, получил повеление перебраться в канцлерский дом, а дела все отвезти в коллегию. Бог знает, где граф будет жить и на какой ноге. Только все плохо, а последняя драка будет в сентябре, то есть брак его высочества, где мы судьбу нашу совершенно узнаем». Однако не суждено было стать реальностью планам Н.И. Панина-Д.И. Фонвизина. Екатерина узнала о вышеизложенных событиях лишь в 1774 г. от великого князя Павла Петровича. Императрица была «удивлена в высшей степени», и «призвав графа Панина, она имела с ним очень подробное объяснение по этому предмету». Екатерина не стала применять карательных мер к заговорщикам.
Как было отмечено выше, Н.И. Панин был уволен с должности обергофмейстера с щедрыми наградами. П.И. Панин и Е.Р. Дашкова после вышеназванных событий покинули двор и отправились в Москву. Князь Н.В. Репнин уехал в собственное наместничество в Смоленск. Что касается других участников «заговора», то над ними был учрежден тайный надзор.
Глава 2. Д.И. Фонвизин о российской государственности второй половины XVIII в.
2.1. Историческая наука
История — наука о человеческом обществе в прошлом. В России Нового времени, начиная с эпохи преобразований Петра Великого, она проходила в XVIII в. свой путь становления и развития. Тогда российские историки писали не только о минувших столетиях, но также вслед за Петром о новейшем состоянии России, о ее военной активности, об их связях с предшествующим периодом истории страны. Такие работы и петровские законодательные материалы становятся ценнейшим историческим источником, примером анализа новейшей действительности, в которой каждый минувший день становится историей. У литературы тот же объект изучения, что и у исторической науки — человеческое общество, хотя ее основное средство анализа — художественные образы. Поэтому литература — не только ценнейший исторический источник, но также средство исследования современности как составной части исторического процесса.
В данной связи особое значение для изучения российской историографии XVIII в. приобретают не только исторические исследования отечественного прошлого, но также анализ замечательными отечественными литераторами современной им России как ее историками новейшего времени. В их числе находится Денис Иванович Фонвизин. Д. И. Фонвизин родился в 1743 или 1745 г. в Москве. В 1755 г. он стал учеником дворянской гимназии при Московском университете. Там он проявил блестящие способности. Выучил латинский, немецкий и французский языки, еще в школьные годы публиковал переводы произведений латиноязычной, немецкой и французской литературы. В 1762 г. Фонвизин был зачислен студентом в Московский университет, но дальнейшему обучению предпочел службу в Коллегии иностранных дел. В связи со службой в коллегии Фонвизин переехал в 1763 г. в Петербург. Он начал бывать на дворцовых приемах и участвовать в литературной жизни северной столицы. Одновременно со службой в коллегии Фонвизин был причислен к кабинет-министру императрицы и литератору И. П. Елагину и 3 декабря 1764 г. официально стал одним из его секретарей. В декабре 1769 г. Фонвизин стал секретарем воспитателя цесаревича Павла Петровича и руководителя Коллегии иностранных дел Н. И. Панина, который являлся сторонником ограничения самодержавной власти в России. 5 мая 1779 г. он был произведен в звание Канцелярии советника, в первой половине 1781 г. — в чин статского советника. Фонвизин был назначен членом правления Почтового департамента. Впрочем, уже осенью 1781 г. Н. И. Панину было приказано уволить своего секретаря.
31 марта 1783 г. Панин умер, и он продолжил сотрудничество в разработке посвященного преобразованиям панинского проекта, предназначенного для передачи наследнику Павлу Петровичу, с П.И. Паниным, который поддерживал брата в его устремлениях. Находясь в отставке, Фонвизин продолжил активную литературную деятельность, а также принял участие в работе по созданию толкового словаря русского языка в Российской академии, в которую был избран в 1783 г.
Умер Фонвизин 1 декабря 1792 г. Литературные и социально-политические произведения Фонвизина позволяют определить основное содержание его взглядов на ключевые проблемы российской государственности не только как литератора и публициста, представителя одного из направлений общественной мысли, но также как историка современной ему России. Его аналитические способности развивались в контексте коллективного опыта той европейской литературы, в которой критически изучалось состояние общества первой половины — середины XVIII в., еще сохранявшего значительные социальные составляющие предшествующих веков. Такой опыт обострял исследование настоящего как продолжения предшествующего. В данной связи неоцененным остался тот опыт, который Фонвизин приобрел в юности, переводя с немецкого книгу «Нравоучительные басни» замечательного датского литератора Л. Гольберга (1684–1754), который обобщил в них литературный и исторический опыт современных ему западноевропейских стран. Басни Гольберга являлись школой критического анализа современной европейской государственности. В них обсуждались религиозные, политические и нравственные темы, высмеивались придворные, которым свойственны низость и эгоизм, претенциозные аристократы, духовенство и святоши, хитрый богослов, глупый философ, невежественные врачи, корыстолюбивые судьи, беспомощные поэты и художники.
Фонвизин опубликовал свой перевод этих басен в 1761 г. Данное обстоятельство многое объясняет в происхождении его взглядов на современную российскую действительность, на формирование историзма в изображении общества и государственности в новейший для него период истории России. В книге Гольберга содержится, в частности, басня «Судьба истории». Как в ней было написано, «История отставлена была от своей должности (т. е. обязанностей. — М. С.)», поскольку все были ею недовольны. «Описывала она различные слабости древних князей». «Полководцы и Министры недовольны были тем, что изображала она живо все их поступки». История «предостерегала» льстецов «от их обманов», «изобличала» глупость «Педантов», которые с «яростию спорят за самую безделицу и пишут о том, чего не разумеют сами». Купцы ее терпеть не могут, поскольку «открывает она их вымыслы, которыми стараются получить большой прибыток». «Словом, — обобщил Фонвизин, вслед за Гольбергом, — все ею были огорчены, и таким образом не перестали гнать ее до тех пор, как принудили ее оставить свою должность».
При таком активном воздействии на Историю тех, кто имел власть и деньги, высших социальных слоев, Гольбергу, а вслед за ним Фонвизину стали очевидны последствия для Истории и историков, которые стремились к правдивому и аналитическому изложению событий: «История пришла чрез то в беднейшее состояние, так что принуждена была ходить по миру, опасаясь, чтоб не умереть с голоду». Развивая свои наблюдения над злосчастной судьбой Истории в XVIII в., Гольберг без обиняков говорил о ее описательном содержании, которое появилось под влиянием власти и денег. И Фонвизин перевел так: «…некоторые сжалились на ее бедность и сделали ей чрез просьбу то, что позволили опять исполнять прежнюю свою должность с тем только, чтоб подписала она договор, который состоял в следующем: впредь описывать ей не иное что, как только рождение великих людей, дни их крещения и прочие церемонии в торжественных праздниках, также и еще о некоторых приключениях, как то: о пожарах и землетрясениях. Правда, ей позволено было описывать войны и баталии, притом запрещено было ей делать рассуждения».
Последствия такого положения Истории для автора басни «Судьба Истории» и ее переводчика очевидны: «Таким образом, История пришла в такое состояние, как видим ее ныне, и для того-то имеем мы одни только сухие летописи».
Гольберг и Фонвизин недвусмысленно указывали на то, что История становится наукой только тогда, когда она изучает исторические события. Если она их только перечисляет, то возвращается в донаучный период — в летопись, в историко-литературное произведение, в перечень исторических сведений. Переводя басни Гольберга, Фонвизин понял всю сложность истории как науки в эпоху абсолютистских государств своего времени. Поэтому, вероятно, он предпочел стать историографом современной России средствами драматургии. Первая пьеса Фонвизина, «Корион», являлась переработкой драмы Ж.Б.Л. Грессе (1709–1777) «Сидней», но наполнена она российскими реалиями. Она была поставлена на придворном театре 10 ноября и 29 декабря 1764 г., благожелательно принята двором, причем на первом представлении присутствовал Павел Петрович, которому пьеса понравилась. Впрочем, ее персонажи обращали внимание зрителей на трагические проблемы российской действительности. Уже в начале пьесы слуга дворянина Кориона Андрей заявил: «Плохая жизнь слуге, коль бешен господин! / Собачья жизнь моя! Терпения не стало!». Крепостной крестьянин также изложил беды своей жизни: с крестьян взимались для барина установленные и произвольно назначенные оброки, подношения «воеводе» — государственному чиновнику, а если тот считал, что принесено мало, то присылал драгунов, которые «нещадно бьют крестьян кнутами». Бедственное положение крестьян в системе российской государственности осудил слуга Кориона Андрей: «Какую бедную крестьяне жизнь ведут, / Коль грабят их и те, которым предан суд!».
Такое положение крестьян подтверждает сенатский указ 18 июля 1766 г. Он предписывал местным властям, чтобы они «рачительно взыскивали недоимки по подушному и рекрутскому сборам». То, что написал Фонвизин в пьесе «Корион», соотносилось с внутренней политикой императрицы середины 60-х гг. Екатерина, памятуя о легкости дворцовых переворотов, о судьбах ее предшественников на престоле, решила модернизировать российскую государственность постепенно. В основу ее программы действий были положены принципы умеренного просветительства. В соответствии с ними самым сложным являлось исправление нравственных начал общественной жизни. Видимо, наиболее конкретно эта екатерининская программа была официально сформулирована в опубликованных 30 сентября 1766 г. «при Сенате» «Рассуждениях, служащих руководством к новому установлению Шляхетского кадетского корпуса»: «Нет ничего труднее, как удобрить нравы и склонности целого народа. Законы особенные, воспитание и затверделые предубеждения сильно над ним владычествуют, как невольником: не знает он и не чувствует своего порабощения, но паче любит оное. Нет равномерно и ничего подлиннее, как то, что скорее и удобнее можно достигнуть сего исправления нравов способами кротости, нежели строгостию и силою».
Пьеса Фонвизина, который знал народные настроения лучше императрицы и Сената, разъясняла, что народ в полной мере осознает свое состояние «порабощения» от барина и государственных институтов. В той же пьесе Фонвизин сформулировал еще одну проблему, которая стояла перед просвещенными россиянами — их отношение к современной им государственной системе, к придворным нравам, к карьере и официальным наградам. Такому оппозиционному началу он противопоставил в монологе Менандра принцип служения обществу: «Разумный человек, которому природа / Велела в обществе для пользы быть народа, / Оставить должности не хочет никогда, / И, где велит долг жить, он там живет всегда». Так двадцатилетний Фонвизин преподал своим современникам и потомкам урок активной позиции в сохранении достоинства российской государственности. В книге Гольберга содержится, в частности, басня «Судьба истории». Как в ней было написано, «История отставлена была от своей должности (т. е. обязанностей. — М. С.)», поскольку все были ею недовольны. «Описывала она различные слабости древних князей». «Полководцы и Министры недовольны были тем, что изображала она живо все их поступки». История «предостерегала» льстецов «от их обманов», «изобличала» глупость «Педантов», которые с «яростию спорят за самую безделицу и пишут о том, чего не разумеют сами». Купцы ее терпеть не могут, поскольку «открывает она их вымыслы, которыми стараются получить большой прибыток». «Словом, — обобщил Фонвизин, вслед за Гольбергом, — все ею были огорчены, и таким образом не перестали гнать ее до тех пор, как принудили ее оставить свою должность».
Фонвизин, как и Екатерина II, отметил, что представители «третьего чина» заняты во всех видах деятельности. Но он подчеркнул особое значение «третьего чина» в экономике и в состоянии современных держав: «Во внутренности оного произошли те славные банкиры, те великие купцы, кои повелевают торгом во всем свете и кои бывают помощью великих государств». Фонвизин согласился в своем «Кратком изъяснении» с противопоставлением «третьего сословия» «благородным», т. е. дворянству. Как он иронично обозначил состояние дворян, «благородные имеют, без сомнения, похвальные качества, но иногда недостает им случая производить оные в действо». Такие дворяне становились антигероями его литературных произведений. В отличие от «благородных», по Фонвизину, «третий чин упражняется ежедневно в благоразумии, честности, изобильном вспомоществовании, точности, постоянстве, терпении и правосудии». В этих словах несомненна идеализация «третьего сословия». Но в них выразилась также этика раннего Нового времени, когда буржуазия и предприимчивое свободное крестьянство могли противопоставить насилию и недостойному поведению привилегированных сословий, и государственному гнету перечисленные Фонвизиным категории нравственности. Поэтому Фонвизин предупреждал читателей своего «Краткого изъяснения»: «Всякая держава, в коей не находится третьего чина, есть несовершенна, сколь бы она ни сильна была; сие весьма ясно видеть можно. Рабский страх бывает там вместо ободрения; строгость, которую благородные производят, будучи ничем не насытимы, есть недействительна, потому что нет иных побудительных причин». Предложил он и методы создания «третьего чина» в России посредством выкупа из крепостной зависимости, предоставления свободы за успехи в науках и «художествах».
В соответствии с фонвизинской программой социального переустройства середины 60-х гг. «в России надлежит быть»: 1) дворянству совсем вольному, 2) третьему чину совершенно освобожденному и 3) народу, упражняющемуся в земледельстве, хотя не совсем свободному, но по крайней мере имеющему надежду быть вольным, когда будут они такими земледельцами или такими художниками, чтоб со временем могли привести в совершенство деревни и мануфактуры господ своих».
Тогда же, в 1766 г., Фонвизин перевел труд аббата Куайе (1707–1782) «Торгующее дворянство», посвященный социально-экономическим проблемам развития современных европейских государств, в частности проблеме дворянского предпринимательства. Эта тема была актуальна в России, где власти создавали благоприятные условия для господского промышленного производства и где надо было шире привлечь дворян к торговым операциям, от чего ожидались положительные следствия для российской экономики. Издание перевода такого труда способствовало распространению либеральных экономических идей в дворянской среде.
Императрица встретила жесткую оппозицию своим устремлениям в большей части дворянства, что выявилось в работе Уложенной комиссии в 1767– 1768 гг. Поэтому она в значительной мере ограничила программу общественно - политических преобразований и сосредоточилась на «исправлении нравов». Так что Фонвизин, который еще находился в ведомстве Елагина и прекрасно знал содержание дворянских претензий и настроения императрицы, значительно снизил уровень общественных и нравственных претензий к дворянству в комедии «Бригадир», завершенной в первой половине 1769 г. 29 июня он с большим успехом читал комедию Екатерине. В новой пьесе высмеиваются недостатки, которые подлежат исправлению: новейшее солдафонство Бригадира, взяточничество и крючкотворство Советника, которого «благословил Бог достаточком», нажитым от службы в Коллегии указов. Не лучше ветреная и глупая жена Советника, тогда как сын Бригадира — легкомысленный дурак, который ничего кроме романов не читал, но был в Париже и мечтает туда уехать. Эти недостатки находились в пределах екатерининской политики «исправления нравов».
2.2. Мысли о путях общественного переустройства
Когда в конце 1769 г. Фонвизин перешел под начало Н. И. Панина, он оказался в другой идейной среде, оппозиционной императрице. В ней высказывались пожелания в России гуманности и законности, осуждался свойственный екатерининскому правлению фаворитизм. В этой новой для Фонвизина среде свойственное политике Екатерины «исправление нравов» перерастало в критику современной российской действительности. В отличие от масонов Фонвизин искал идеал российской государственности не столько в абстрактной нравственности, совмещенной с мистикой, сколько в действенной нравственности и в политических институтах во главе с монархом. Поэтому Фонвизин в 1777 г. издал в своем переводе книгу французского поэта и академика А. Л. Тома «Слово похвальное Марку Аврелию»17. В этой книге Фонвизин подразумевал аналогии этому римскому императору-стоику и гуманному деятелю в наследнике престола Павле Петровиче как будущем идеальном правителе. Идеализирован был и Марк Аврелий, который преследовал христиан. Этот император, являясь философом-стоиком, излагал идеи высоконравственных отношений между людьми, идеи равнодушия к лишениям, стремления к общему благу.
Космополитичность поздней Римской империи и учение стоиков Марк Аврелий перенес на состояние римлянина как гражданина мира. Поэтому россияне читали в переводе Фонвизина о римском императоре и философе, а думали о современной им российской государственности и о мировых проблемах в целом: «Красноречие вразумило его беседовать с людьми. История судить о них научила. Познание законов государственное основание и твердость ему показало. Он перешел все законодательства и законы всех народов один с другим сообразил. Следственно, воспитан был совсем различно от тех, коим льстят уже и в самое время их слабости и невежества. Он исторжен был от Рима и царского двора. Такое зрелище почтено было опасным для него. И возможно ль, чтоб в Риме, где все пороки от концов вселенныя соединились, могла образоваться та душа, которая чиста и строга быть долженствовала? Научился ли бы он гнушаться великолепием тамо, где роскошь и самую бедность заражает? Презирать богатство тамо, где богатством честь измеряется? Быть человеколюбивым тамо, где все, что сильно, подавляет все, что слабо? Быть тамо благонравным, где порок не знает и стыда?».
Фонвизин переводил: «Философия есть наука исправлять людей просвещением. Она общее есть нравоучение народам и царям, основанное на естестве и на порядке вечном». Приведены в сочинении Тома и слова Марка Аврелия: «Для всех душ есть един разум, как и для всех веществ един свет. Буде же разум един, то надлежит быть и единому закону. Следственно, люди всех земель и всех веков подчинены единому законодательству. Они все суть сограждане единого града; сей град есть вселенная. Тогда чаял я зрети окрест себя упадшими все преграды, разделяющие племена людские, и я зрел уже едину семью и народ единый». Российский читатель мог узнать в переводе Фонвизина и требования, которые предъявлялись к правителю. Бóльшую часть последующего текста Тома вложил в уста Аполлония, стоика и последователя Марка Аврелия: «Если в целом свете прольется одна слеза, которую ты мог предупредить, ты уже виновен. Оскорбленная природа тебе скажет: я вверила тебе детей моих для содеяния их блаженства; что ж ты с ними сделал? Почто на земле я слышала стенания? Почто люди, подъемля ко мне длани, просили прекращения дней своих? Почто мать плакала над младенцем, в свет рожденным? Почто жатва, определенная на пищу бедному, исторгнута из его хижины? Народные бедствия будут тебе обличением, а правосудие, стерегущее тебя, впечатлеет имя твое между именами недостойных государей!».
Здесь же изложено учение стоиков о презрении к страху смерти, к «сластолюбию» и роскоши. Актуально для России звучали слова французского автора: «Марк Аврелий видел, что природа вложила во всех людей ум, к обществу способный; отсюда усматривает он рождающееся понятие о вольности, ибо, где токмо владыко и рабы, тамо нет общества; нет и собственности, ибо без надежности во владениях не может устоять общественный порядок; нет и правосудия, ибо оно одно восстанавливает равновесие, которое страсти разрушить стремятся. Вольность есть первое право человека, право повиноваться единым законам и кроме их ничего не бояться. Горе рабу, страшащемуся произносить ее имя! Горе той стране, где изречение его вменяется в преступление!». Примером правителям является Марк Аврелий: «В царствование его ни один сенатор, ни один бесчестный гражданин не дерзал никогда промолвить, что государь не подчинен законам». Провозглашались верховенство закона и постоянство «прав граждан». Фонвизин издал книгу «Слово похвальное Марку Аврелию», идеи которой в изложении Аполлония всего через двенадцать лет наряду с другими сочинениями и общественно-политическими обстоятельствами приведут Францию к революции, а многих дворян и аристократов возведут на эшафот: «Всегда благотворящая природа создала существа в свободе и равенстве; настало тиранство и сотворило существа слабые и несчастные. Тогда малым числом все объято стало; оно овладело вселенною, и человеческий род стал лишен наследия. Отсюда родилось оскорбительное презрение, и надменное высокомерие, и лютое господство, и сожаление, изъявляемое гордынею, лютейшее самого презрения». В числе мер, предотвращающих социальный взрыв, Тома указал социальную политику Марка Аврелия: «При нем низкая порода не исключала от должностей и достоинств государственных». С такой политикой Фонвизин был согласен в отличие от тех дворян, которые стремились сделать свое сословие закрытым и предотвратить вовлечение талантливых разночинцев в систему государственного управления. Марк Аврелий — пример государя, который приносил благо стране в самых тяжких ее испытаниях в отличие от времен, когда в Римской империи, по словам Аполлония, «изгнание стало правом, государственные причины служили оправданием убийства». Впрочем, завершалось сочинение Тома безнадежно: сын Марка Аврелия, жестокий император Коммод не дал завершить речь Аполлонию и тогда народ понял, «что Марк Аврелий весь сокрыт во гробе», т. е. на земле нет у него преемника. Во Франции эта безнадежность разрешилась в 1789 г. революцией, а в России оставалось надеяться, что идеи Марка Аврелия будет осуществлять наследник Павел Петрович после восшествия на престол. В значительной мере другие идеи содержались в произведении Фонвизина — «Та-Гио, или Великая наука, заключающая в себе высокую китайскую философию». Данный труд был переведен с китайского языка на французский аббатом П. М. Сибо (1727–1780). Фонвизин перевел этот труд П. М. Сибо и издал свою книгу анонимно в 1779 г., хотя в России латинский перевод «Та-Гио» был опубликован Т. З. Байером еще в 1730 г.
Основу этого сочинения составило конфуцианство, и в соответствии с основами китайской философии его содержание проповедовало более идеи нравственного совершенствования, чем общественных преобразований. В отличие от идейной напряженности и проницательности «Слова похвального Марку Аврелию» «Та-Гио» лишено в значительной части своих утверждений конкретного социально-политического содержания. Вместо совершенствования российской государственности Фонвизин теперь утверждал приоритет семейных ценностей и вневременной абстрактной «добродетели». В таких идеях Фонвизин был близок к тому, что писала ранее него Екатерина II. Впрочем, и в конфуцианстве Фонвизин нашел то действенное, что становилось актуальным для России Нового времени, а в западных державах быстро распространялось с развитием буржуазных отношений — приоритет предпринимательства, творческой активности. В сравнении с ними становилась очевидной несостоятельность тех слоев общества, которые пользовались средневековыми по происхождению экономическими и сословными привилегиями.
Примеры «граждан полезных» он видел в странах Центральной Европы и тем более во Франции, еще сохранявших, впрочем, многочисленные феодальные институты в системах государственно-правовых и аграрных отношений. В исследовательской литературе обсуждался вопрос, с какой целью Фонвизин издал перевод «Та-Гио». По мнению П. Н. Беркова, эта работа Фонвизина, как и другие переводы на русский данного сочинения, имели публицистическое значение, поскольку они создавали возможность определить отношение к Екатерине, ее личности и деятельности в сопоставлении с образом идеального государя в китайской философии и истории. Так же думал и Г.П. Макогоненко. Против такого мнения возразил А. Стричек. Как он считает, если бы в переводе «Та-Гио» (Стричек добавил к нему и «Слово похвальное Марку Аврелию») «слишком ясно прослеживались политические параллели, цензура никогда не позволила бы напечатать его в “Академических известиях”». Напротив, императрица была заинтересована в такой публикации, поскольку «философские идеи казались ей хорошей пищей для русских умов». В доказательство этой мысли Стричек привел сведения о стремлении Екатерины распространить сочинения Вольтера, а сама она «была без ума от Конфуция».
Эти противоположные точки зрения не представляются убедительными. На суждения П. Н. Беркова и Г.П. Макогоненко, видимо, оказывала сильнейшее воздействие блестящая характеристика А. С. Пушкиным Фонвизина как «друга свободы» (Евгений Онегин, гл. 1, XVIII), а также идеологема советских времен, в соответствии с которой русские просветители всегда находились в оппозиции к царской власти. Но и возражения А. Стричека аргументированы не в равной мере. Екатерина в соответствии с модой своего времени была действительно увлечена китайской философией и культурой. Вместе с тем ошибочным представляется уравнивание Стричеком содержания переводов «Слова похвального», опубликованного в 1777 г., и «Та-Гио», изданного в 1779 г. «Слово похвальное» еще сохраняло свойственное кружку Н. И. Панина стремление к преобразованию верховной власти. Но в эти годы в жизни Д. И. Фонвизина произошли важные события. В 1777–1778 гг. он совершил длительное путешествие через Польшу и Германию во Францию, что было необходимо для лечения жены. Для достаточного обеспечения семьи ему следовало думать о продвижении по службе, а потому в эти годы ему не надо было выражать публично свою оппозиционность власти. Учитывая данные обстоятельства биографии Фонвизина, становится ясно, почему в отличие от «Слова похвального Марку Аврелию» идеи «Та-Гио» так близки правительственной политике Екатерины II: литератор и мыслитель Фонвизин, вероятно, опасаясь отставки, перестал выражать публично свои идеи, оппозиционные императрице. Показательно, что и в «Бригадире», как отмечено ранее, высказывались наставления, близкие указам Екатерины. Становится понятным, почему протестные настроения «Слова похвального» сменили по преимуществу преобладающие требования нравственности придворной жизни, а также быта рядового дворянства.
Таким образом, определение теоретических основ фонвизинского «Рассуждения» и его предназначения следует продолжить. При этом следует обратить внимание на тот факт, что оно было написано для Н. И. Панина, но в конечном итоге — для прочтения наследником, великим князем Павлом Петровичем. В «Рассуждении» кроме указания содержания преобразований приводятся характеристики современной Фонвизину российской государственности. «Непременные государственные законы» должны превратить подданных в граждан, т. е. обладателей гражданских прав. Они не допускают «злоупотребление самовластья», фаворитизм и «пороки» фаворита, если он «горд, нагл, коварен, алчен к обогащению, сластолюбец, бесстыдный, ленивец».
В своем творчестве Фонвизин неоднократно возвращался к темам своих пьес, что продолжало его деятельность как историка современности. В частности, он продолжил анализировать положение человека, приближенного к высшей власти в абсолютистском государстве. В сатирическом произведении «Всеобщая придворная грамматика» он так раскрыл содержание этого заголовка: «Придворная Грамматика есть наука хитро льстить языком и пером». Здесь же он разъяснил, что значит «хитро льстить»: «говорить и писать такую ложь, которая была бы знатным приятна, а льстецу полезна».
В 1783 г. Фонвизин воспользовался появлением нового журнала «Собеседник любителей российского слова», который издавала Е. Р. Дашкова при поддержке и участии императрицы, для того чтобы изложить непосредственно Екатерине некоторые из этих своих наблюдений над состоянием российской государственности в форме вопросов. Так что читатели третьей части «Собеседника», люди «умные и честные», как написал о них Фонвизин в предисловии к своим вопросам, с изумлением могли ознакомиться с ними, ответы на которые были очевидны (далее приведены наиболее существенные из них). Второй вопрос Фонвизина — «Отчего многих добрых (здесь: “умных и честных”. — М. С.) людей видим в отставке?» — подразумевал отставки императрицей неугодных ей людей, а также тех, кто уходил в отставку добровольно, которым не соответствовала нравственная обстановка при дворе. О таких людях А. С. Грибоедов написал всего сорок лет спустя: «Служить бы рад, прислуживаться тошно» («Горе от ума».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, Д.И. Фонвизин вместе со своим покровителем и другом графом Н.И. Паниным желали ограничить самодержавие, используя просветительские идеи. Было много общего во взглядах этих личностей на сущность русского деспотизма. Оба мечтали воспитать великого князя Павла Петровича просвещенным монархом. В этом контексте, можно утверждать, что не зря воспитатель цесаревича приблизил знаменитого драматурга. С другой стороны, участие Д.И. Фонвизина в «заговоре» панинской партии могло быть связано с тем, что Н.И. Панин являлся его покровителем и непосредственным начальником. Важно отметить еще один аспект — это характер двух личностей. Если для Н.И. Панина были свойственны доброта, честность, неподвижность, медлительность, то Д.И. Фонвизин обладал страстным и холерическим темпераментом. Если бы во главе «заговора» 1773–1774 гг. стоял не Н.И. Панин, а Д.И. Фонвизин, то вполне возможно, что он мог бы реализоваться с успехом. Иными словами, руководителю его не хватило решительности.
Общественной позиции Фонвизина свойственна принадлежность тому определенному деятельностью и идеологией Петра Великого идейному направлению, которое утверждало российскую государственность и русских как часть единого европейского пространства, но признавало особенности их исторического и культурного развития. В своих литературных и общественно-политических произведениях Фонвизин стал историком российской государственности второй половины XVIII в. Он пропагандировал идеи ее переустройства на основах светских идей нравственности. Профессиональное изучение истории еще не стало для Фонвизина одним из средств познания России. Но ему было очевидно, что историческая наука должна быть аналитической, независимой от власти людей могущественных и богатых, иначе она превратится в летописание, в последовательное изложение фактов на поверхности событий.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Басни нравоучительные с изъяснениями господина барона Голберга, перевел Денис фон Визин. М., 1761; Стричек А. Денис Фонвизин.;
2. Берков П.Н. Та-Гио… С. 678; Макогоненко Г.П. Денис Фонвизин… С. 195; Стричек А. Денис Фонвизин;
3. Донесения прусского посланника графа фон Сольмса // Сборник русского исторического общества. Т. 72. СПб.: Типография Императорской академии наук, 1891 г.;
4. Кочеткова Н.Д. Фонвизин Денис Иванович;
5. Пигарев К.В. Творчество Фонвизина. М., 1954; Макогоненко Г.П. Денис Фонвизин: Творческий путь. М.; Л., 1961; Стричек А. Денис Фонвизин: Россия эпохи Просвещения. М., 1994; Кочеткова Н.Д. Фонвизин Денис Иванович // Словарь русских писателей XVIII века (далее — СРП). СПб., 2010. Вып. 3. С. 305–319 и др. работы; см. там же литературу о его жизни и творчестве;
6. Пигарев К.В. Творчество Фонвизина. С. 131; Серман И. Письма Д.И. Фонвизина к П.И. Панину из Франции (проблема жанра) // Oxford Slavonic Papers. NS. 1988 г.;
7. Фонвизин Д.И. Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях // Д.И. Фонвизин. Собрание сочинений в двух томах. М.; Л.: Гос. Изд-во Художественной Литературы, 1959 г. Т. 2.;
8. Фонвизин Д.И. Собрание сочинений: в 2 т. / Сост., подг. текста и комм. Г.П. Макогоненко. М.; Л., 1959 г.;
9. Фонвизин Д.И. Слово на выздоровление... Павла Петровича // Фонвизин Д.И. Собрание сочинений в двух томах. М.; Л.: Гос. Изд-во Художественной Литературы, 1959 г. Т. 2.;
10. Фонвизин М.А. Записки Фонвизина, очевидца смутных времен царствований. Лейпциг: Типография В. Гергарда, 1859 г.;
11. Фонвизин Д.И. Собрание сочинений. М.; Л.: Государственное Издательство Художественной Литературы, 1959 г.;
12. Шумигорский Е.С. Император Павел I. Жизнь и царствование. СПб.: Типография В.Д. Смирнова, 1907 г.