Написать доклад

Мой доклад посвящен проблеме истолкования художественных текстов.
То, что создает писатель, должно обязательно найти отклик в читателе.
В этом состоит смысл общения между автором и читателем. Читатель всегда
находится в режиме сотворчества, то есть «совместного творчества». Если,
конечно, читатель заинтересован в результате сотворчества.
В одном из значений герменевтика – искусство истолкования; теория
интерпретации и понимания текстов.
Центральное понятие герменевтики – понимание. Валентин Хализев,
один из наиболее авторитетных литературоведов, пишет, что герменевтика –
«это искусство и теория истолкования текстов… учение о понимании смысла
высказывания и – шире – другой индивидуальности».
По словам Валентина Хализева, герменевтика может быть
охарактеризована как учение о познании личности говорящего и того, что
познано личностью [9, с 69]. Хализев приводит важные слова Ганса-Георга
Гадамера: «Повсюду, где устраняется незнание и незнакомство, совершается
герменевтический процесс собирания мира в слово и общее сознание <...>
Задача герменевтики с незапамятных времен – добиваться согласия,
восстанавливать его».
Я попробую объяснить, как я понимаю герменевтику.
По словам Михаила Бахтина, «всякое понимание есть соотнесение
данного текста с другими текстами… и переосмысление в новом контексте»
[1, с. 384]. Кроме того, понимание невозможно без всемерного охвата
явлений, реализующихся в литературном произведении как целом, как
диалектическом единстве содержания и формы [4, с. 45].
Близкими к понятию интерпретации являются понятия «освоение»,
«прочтение», «выявление смысла», «истолкование», а также «погружение»,
«вчитывание», «распознавание источника неявных смыслов». Очевидно, что

в основе интерпретации лежит ПОНИМАНИЕ, с которого и начинается
истолкование и освоение материала – объекта интерпретации.
Интерпретация есть момент деятельности реципиента, а текст
встраивается в эту деятельность, неся с собой специфические смыслы, в том
числе иерархически выстроенные цели и способы их достижения.
Говоря об интерпретации, нередко имеют в виду всякого рода прочтения
известных произведений с различными целями [6, 38–42]. Во-первых,
мотивация интерпретатора может быть связана с задачей деформировать
эксплицитный смысл произведения. Подобную процедуру правильнее было
бы назвать не интерпретацией, а обыкновенным «вчитыванием» себя в чужой
текст [6]. Во-вторых, под интерпретацией можно разуметь и то, что
происходит, когда чужой текст дает своеобразный толчок, импульс, служит
возбудителем самостоятельной мысли интерпретатора. В этом случае
интерпретатор это тот, кто мыслит исходя из чужих смыслов, вслед за
автором текста, вместе с ним и, может быть, против него. Чужая
мыслительная конструкция не деформируется, но подвергается
переосмыслению в целях построения своей, новой. В-третьих,
интерпретацию текста можно понимать как его дешифровку. Такое
понимание предполагает различение в тексте явного смысла, который не
требует переиначивания либо уничтожения, а только понимания, и смысла
неявного, который требует выявления, эксплицирования. В данном случае
интерпретацию можно определить как «…освоение идейно-эстетической,
смысловой и эмоциональной информации художественного произведения,
осуществляемое путем воссоздания авторского видения и познания
действительности» [7, с. 6]. Это слова Валерии Кухаренко
Принципиальная возможность множественных трактовок
свидетельствует об открытом, динамическом, развивающемся характере
восприятия текста и зависит не только от адресанта и сообщения –
неизменных звеньев коммуникативного акта передачи-приема информации,
но и от адресата – его единственного переменного фактора [7, с. 8–9].

Закрытость текстовой системы целиком обусловлена авторской интенцией и
связана с завершением процесса порождения текста. То же и в эстетических
способах освоения мира: художественное отражение действительности
обязательно включает момент ее интерпретации, то есть истолкования.
Интерпретация входит в процесс восприятия художественного произведения
аудиторией и состоит в своеобразии понимания его тем или иным субъектом
восприятия в зависимости от индивидуальности, социальной
принадлежности, уровня развития последнего [10, с. 114].
По словам Валентина Хализева, интерпретация – это избирательное и в
то же время творческое (созидательное) овладение высказыванием (текстом,
произведением). В процессе интерпретации толкуемое явление меняется,
преображается, преодолевается неполнота его первоначального понимания.
Вместе с тем его второй, новый облик, отличаясь от первого, исходного,
оказывается одновременно и богаче и беднее его: в интерпретациях
неизменно присутствует и непонимание, связанное с объективной
ограниченностью возможностей субъекта-интерпретатора [9, с. 108–109].
Реципиенту, читателю дано речевое произведение как организованная
последовательность единиц языка (речь) [3, с. 127–128]. Опираясь на свое
знание языка, читатель расшифровывает речь как знаковую модель
действительности, идет от семантики речи к смыслу текста. Смысл текста, в
свою очередь, читатель соотносит с действительностью, опираясь уже на
свой опыт и знания, соотносит через систему понятий о действительности,
существующую в его сознании. Восприятие смысла текста через данную в
опыте речевую семантику и есть понимание текста. Смысл текста не
передается, а возбуждается, выражается семантикой речи [3, с. 128].
Читатель всегда выступает в роли интерпретатора, независимо от своей
воли.
Интерпретатора интересует не коммуникативное задание произведения,
то есть опять-таки не его явный смысл, подлежащий передаче от отправителя
к получателю с целью оказать воздействие на последнего, но само

вырастание этого смысла из глубин культурного контекста, который самим
автором может не осознаваться. Одна из задач интерпретатора – выявить в
статичных и завершенных формах текста породившую его динамическую
среду и распознать источник его неявных смыслов. Речь идет об отношении
текста к другим, предшествующим текстам, смыслы которых так или иначе
отложились в данном произведении; неявные смыслы текста – это все те
культурные смыслы, которые бессознательно впитало в себя произведение.
Центральное в герменевтике понятие понимания составляет единство двух
начал: во-первых, это интуитивное постижение предмета, его «схватывание»
как целого и, во-вторых, возникающее вслед за ним и упрочивающееся
истолкование, в котором интуитивное понимание оформляется,
рационализируется [9, с. 107–108].
Понимание, мыслимое как результат осмысления и постижения объекта,
пусть и промежуточный, создает основу для мотива действия и дает право на
то действие, которое может заключаться как в дальнейшем погружении (с
уточненными задачами) в объект, так и в поисках средств оптимизации
объекта. Тамара Дридзе отмечает, что «в тексте, как и во всяком продукте
предметной деятельности, заложена программа его создания, а значит, его
осмысления (переосмысления) в процессе использования. В этом смысле
«текст программирует деятельность истолкователя» [5, с. 183].
Так, посредством художественного вымысла передаются и выражаются
эмоции как специфические носители тех или иных смыслов. Эмоции
отражают объективный мир в том плане, что они возмещают в поведении
человека недостаток информации об этом мире и стимулируют максимальное
сосредоточение практических усилий в данном направлении. Иными
словами, эмоции отражают в количественном и качественном отношениях
неполноту познания и, наоборот, достаточную его (для данных практических
целей) полноту. Художественный вымысел отражает отношение художника к
действительности, и через это его отношение к действительности вымысел

отражает именно действительность, хотя и преломленную, конечно, в
сознании автора.
Для примера я хочу обратиться к понятию образа, который выступает
одним из ключевых понятий герменевтики. Я уже упоминала о нем.
«Словарь литературоведческих терминов» трактует художественный
образ как «форму отражения действительности искусством, конкретную и
вместе с тем обобщенную картину человеческой жизни, преображаемой в
свете эстетического идеала художника, созданную при помощи творческой
фантазии». Но чтобы охарактеризовать понятие «образ», автору статьи из
«Словаря литературоведческих терминов» понадобилось почти восемь
страниц. В частности, он отмечает, что «восприятие художественного образа
не пассивно-созерцательный акт» и что «идеальный читатель не только
сопереживатель писателя, но и сотворец художественного образа» [8, с. 241].
Это важное замечание, которое подчеркивает активность читательского
восприятия, его интерпретационный характер. Только в соединении с
читательскими представлениями образ разворачивается, начинает «жить»
полноценной жизнью. Будучи невещественными и лишенными наглядности,
словесно-художественные образы вместе с тем живописуют вымышленную
реальность и апеллируют к зрению читателя.
В стихотворении «Развившись, волос поредел...» Иннокентий
Анненский печально произносит:
Любить хотел я, не любя,
Страдать – но в стороне,
И сжег я, молодость, тебя,
В безрадостном огне.
Основной тон этих стихов, глубоко личных, – сожаление,
самоосуждение. Он называет это стихотворения исключительно важным для
понимания образа героя. «За стольких жить мой ум хотел» – этот стих
говорит о сложности пути, который привел поэта к тому лирическому герою,
каким он явился в зрелом творчестве Анненского. И хотя Анненский далек

от подобной внешней открытости, в данном случает за сожалением
скрывается не что иное, как столь знакомая по стихам Анненского тоска,
выражаемая, тоже нередко, скорее по отношению к миру, чем к кому-то (или
даже чему-то) конкретному.
Интерпретировать такие строки поэта несложно. Результат
интерпретации лежит в душе читателя, которая сопрягается с лирическим
мироощущением поэта. Но очень важно, что это будет всегда глубоко личная
интерпретация, и она очевидным образом не совпадет с впечатлением
другого читателя.
Вот еще один пример.
Говоря о рассказе Ивана Бунина «Легкое дыхание», Валентин Хализев
пишет о том, что некими «пиковыми» моментами воплощения авторской
концепции в этом рассказе о внезапно оборвавшейся жизни очаровательной
девушки являются «легкое дыхание», легкость как таковая, а также
неоднократно упоминаемый холод. Эти глубинно взаимосвязанные мотивы
оказываются едва ли не важнейшими композиционными «скрепами»
бунинского шедевра и одновременно – выражением философического
представления писателя о бытии и месте в нем человека.
Интерпретировать то, что высказал Бунин, может только читатель. Но я
уверена, что сила таланта писателя поможет найти «понимание и согласие»
между художественным образом и восприятием конкретного человека.
В заключение я еще раз хочу привести прозвучавшие ранее важные
слова.: «Задача герменевтики с незапамятных времен - добиваться согласия,
восстанавливать его».
Сопереживание и согласие между людьми – очень важная цель
художественной литературы. Хотя писатели, может быть, не всегда ставят
эту цель перед собой.

Список использованной литературы

1. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. – М.,
1979. 422 с.
2. Герменевтика // Большая Российская энциклопедия. – URL:
https://bigenc.ru/philosophy/text/2355543 (дата обращения: 18.10.2020).
3. Головин, Б. Н. Основы культуры речи : учебное пособие / Б. Н.
Головин. – 2-е изд., испр. – М., 1988. – 320 с.
4. Давыдова, Т. Т. Теория литературы : учебное пособие / Т. Т.
Давыдова, В. А. Пронин. – М., 2003. – 232 с.
5. Дридзе, Т. М. Проблемы чтения в свете информативно-целевого
подхода к анализу текста / Т. М. Дридзе // Проблемы социологии и
психологии чтения. – М., 1975. – С. 173–184.
6. Косиков, Г. [О проблемах герменевтики] (XX век как литературная
эпоха: «Круглый стол») / Г. Косиков// Вопросы литературы. – 1993. – Вып.
III. – С. 38–42.
7. Кухаренко, В. А. Интерпретация текста : учебное пособие / В. А.
Кухаренко. – 2-е изд., перераб. – М., 1988. – 192 с.
8. Мясников, А. Образ / А. Мясников // Словарь литературоведческих
терминов / ред.-сост. Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М., 1974. С. 241.
9. Хализев, В. Е. Теория литературы : учебник / В. Е. Хализев – 2-е изд.
– М., 2000. – 400 с.
10. Эстетика : словарь / под ред. А. А. Беляева, Л. И. Новиковой, В. И.
Толстых. – М., 1989. – 447 с.