Эссе на тему: Спиноза: «Свобода есть осознанная необходимость»

Эта цитата принадлежит известному философу Баруху Спинозе и означает, что свобода не означает полную независимость от внешних обстоятельств, а скорее является осознанием законов и необходимостей, которые управляют нашей жизнью.

Другими словами, Спиноза утверждает, что свобода не заключается в том, чтобы делать все, что мы хотим, но в том, чтобы осознавать, что мы должны делать и как мы должны поступать в соответствии с тем, как природа и законы природы устроены.

"Этика" Спинозы начинается с такой пьянящей и оригинальной метафизики, что критики и ученые часто запутываются в богатом клубке вопросов, поднятых в частях I и II. Действительно, метафизике Спинозы было уделено так много научного внимания, что легко забыть, о чем так ясно говорит название великого труда Спинозы: это труд по этической философии. Новая книга Мэтью Киснера "Спиноза о человеческой свободе" помогает исправить эту модель пренебрежения. Он опирается не только на этику, но и на ранние трактаты Спинозы и более поздние политические труды, чтобы нарисовать убедительный портрет Спинозы как выдающегося философа-этика, главной заботой которого во всем его творчестве является освобождение человека [1]. Киснеру удается в полной мере раскрыть сложность взгляда Спинозы на моральную свободу действий, в соответствии с которым действующий не может просто полагаться на разум, чтобы подавлять страсти или диктовать, как действовать, но должен полагаться на воображение и страсти, чтобы выносить динамичные, обоснованные практические суждения.

Первые несколько глав посвящены свободе, которая является нормой, определяющей практическую философию Спинозы. Кое-что из того, что Спиноза говорит о свободе вообще, по-видимому, делает человеческую свободу невозможной. Возьмем, к примеру, его пресловутое определение свободы в "Этике": "свободной называется та вещь, которая существует исключительно в силу необходимости своей собственной природы и настроена на действие только сама по себе" [2]. В терминах Спинозы, свобода требует, чтобы вещь была полностью адекватной причиной своего следствия. Но даже несмотря на то, что эти формулировки, по-видимому, исключают человеческую свободу, Спиноза последовательно утверждает, что люди могут быть свободными или адекватными причинами.

Киснер пытается замкнуть этот круг, проводя различие между различными чувствами свободы. Абсолютная свобода применима только к Богу. Конечные вещи могут получить только определенную степень свободы. И когда "степень свободы" в достаточной степени приближается к абсолютной свободе - пересекая какой-то неопределенный и, возможно, не поддающийся определению порог, - мы можем отказаться от языка "степени" и называть это просто человеческой свободой, полная остановка. Киснер предлагает параллельное объяснение адекватной причинности и адекватных идей: хотя человеческие идеи не могут быть полностью адекватными, они могут быть достаточно адекватными, чтобы "выделить их как достигающие некоторого особого эпистемологического стандарта" [3].

Хотя трехкратное описание свободы Киснером кажется мне относительно правдоподобным, я не убежден, что параллельное трехкратное описание адекватности, как он утверждает, "необходимо для того, чтобы сделать философию Спинозы последовательной". Можно, конечно, возразить Киснеру, что, когда Спиноза утверждает, что у нас есть адекватные идеи, он имеет в виду адекватность в полном смысле этого термина - единственном смысле, который формулирует Спиноза. И когда у нас есть адекватные идеи, мы являемся адекватной причиной определенных следствий [2].

Киснер предлагает несколько причин сомневаться в возможности адекватных человеческих идей и адекватной причинно-следственной связи. Например, он приводит EIVP4 в качестве доказательства того, что люди не могут быть адекватными причинами. Но, насколько я могу судить, все, что устанавливает это утверждение, заключается в том, что люди не могут быть исключительно адекватными причинами. И это никоим образом не исключает возможности того, что люди могут быть адекватными причинами одних эффектов (когда у нас есть адекватные идеи) и частичными причинами других (когда у нас есть неадекватные идеи). Равно как и другие соображения, которые приводит Киснер, не дают достаточных оснований для его толкования. Например, Киснер утверждает, что "человеческие идеи, поскольку они должны представлять конечные состояния тела, не могут полностью отражать причинные предпосылки своего объекта" и поэтому не могут быть полностью адекватными. Даже если все человеческие идеи имеют в качестве своего объекта [objectum] модусы человеческого тела, это не означает, что никакая часть содержания, или ideata, этих идей не может быть адекватно представлена. Это не означает, что однозначное прочтение адекватных идей и адекватной причинно-следственной связи совершенно беспроблемно. Я просто хочу сказать, что доказательств, которые предлагает Киснер, недостаточно, чтобы убедить меня в том, что Спиноза не верил в возможность полностью адекватных человеческих идей и, следовательно, полностью адекватной человеческой причинности [3].

Проблема присуща самой концепции разума Спинозы, который не может воспринимать частности и поэтому не может принимать решения, зависящие от конкретных обстоятельств или личности.

Чтобы показать, как практическое обсуждение может продолжаться, несмотря на ограничения разума, Киснер проводит полезное различие между точкой зрения разума, которая выдает только "общие практические указания, вытекающие из адекватных идей", и практической точкой зрения, которая включает "процессы обсуждения, с помощью которых мы решаем особый курс действий, который наилучшим образом способствует укреплению нашей власти" [2]. Практическое обдумывание в решающей степени зависит от неадекватных идей, позволяющих определить обстоятельства, в которых человек находится, и от желания обеспечить "обратную связь для определения того, правильно ли он выполнил указания разума".

Это различие между PR и PP фигурирует в рассуждениях Киснера о свободном человеке. По мнению Киснера, свободный человек, описанный в предложениях в конце четвертой части "Этики", лучше всего понимается не как составляющая модель человеческой природы, описанную в предисловии, а скорее как "мысленный эксперимент", который "вводится, чтобы помочь нам понять руководство разума, рассматривая идеальный случай" [1]. Свободный человек помогает нам сформировать более конкретную концепцию PR, не диктуя, как должны действовать мы, несовершенные, подверженные ошибкам и в значительной степени пассивные существа.

Это различие между PR и PP также занимает центральное место в дискуссии Киснера о беспристрастности Спинозы. Разум рассматривает вещи sub specie aeternitatis и поэтому "судит о нашем благе, не принимая во внимание пространственную и временную перспективы, с помощью которых мы различаем и отдаем предпочтение заботам конкретных индивидов, включая самих себя". Многие полагают, что полная беспристрастность проблематична с этической точки зрения отчасти потому, что это заставило бы нас относиться как к морально неуместным всем личным отношениям, основанным на любви, заботе и дружбе. Киснер, по-видимому, с пониманием относится к этой критике, ссылаясь на знаменитый пример Бернарда Уильямса "одной мысли слишком много", иллюстрирующий "надлежащую роль пристрастия в моральных размышлениях: любовь мужчины к своей жене следует рассматривать как моральное оправдание его поступка, а не как внебрачный акт"., постороннее беспокойство".