Эссе на тему: "Сравнение ранних христианских ересей (арианстводонатизм-гностицизм)"

Уже в I в. внутри христианских общин существовали течения, которые боролись между собой. В Откровении Иоанна упоминаются еретики николаиты, о которых, правда, ничего определенного не известно. Во II в. в христианстве происходила ожесточенная борьба между отдельными сектами и течениями. Наиболее интересно движение гностиков, в том числе маркионитов, и движение монтанистов.

Вопрос о роли гностицизма в раннем христианстве довольно сложен. Слово «гносис» по-гречески значит знание, познание, которое сводилось у гностиков к мистическому познанию бога. Гностики — это философы-мистики, утверждавшие, что человек может познать разумом тайну божества и суть мира. Историки христианства обычно рассматривают гностицизм как боковое ответвление этой религии, как ересь, сектантское вероучение, вскоре подавленное правоверными христианскими богословами. Напротив, другие ученые, прежде всего А. Древе, считают, что не гностицизм вырос на почве христианства, а, напротив, христианство на почве гностицизма, то есть гностицизм древнее христианства. Доля истины есть, видимо, в той и другой точке зрения: ранние гностические учения (I—II вв.) действительно повлияли на становление христианской идеологии. К примеру, философия гностика Филона Александрийского, которого некоторые считают «отцом христианства». Более поздние гностические учения, начиная с середины II в. стали рассматриваться позднее как отклонения от «истинного» христианства.

Суть учения гностиков, выросшего на основе поздне-эллинистической идеалистической философии, состояла в дуалистическом противопоставлении светлого, доброго духа и темной, полной страданий материи. Добрый великий бог, дух плерома (το πλήρωμα — буквально «полнота»), не мог быть создателем такого дурного мира. Мир создан каким-то подчиненным, злым и ограниченным богом. Некоторые гностики отождествляли его с еврейским Яхве. Между недоступным благим богом и низменным материальным миром нет никакого прямого соприкосновения. Но между ними есть посредник, божественный логос (слово, смысл, разум), который и может спасти страдающее человечество и ввести его в царство светлого духа-бога. Правда, это доступно не всем людям, а только избранным, людям духа, «пневматикам» (от греческого πνεύμα — дух, дыхание).

Гностическое учение о логосе перешло в христианство, влившись в образ Христа-спасителя. Особенно это видно в четвертом евангелии («от Иоанна»), пронизанном гностическим духом («В начале было слово, и слово было у бога, и слово было бог...»; гл. 1, ст. 1). Но в отличие от христиан (иудео-христиан) большинство гностиков решительно отклонило всю еврейскую религию, считая еврейского бога Яхве злым существом, противопоставляя ему своего светлого великого бога и спасителя-логоса. Это неприятие иудаизма особенно резко выражено было в проповеди Маркиона (середина II в.), который начисто отвергал весь Ветхий завет. В учении Маркиона и других гностиков достигли высшей точки антиеврейские настроения. Христианство, однако, не пошло по этому пути, а, напротив, постаралось примирить еврейскую религию с культом спасителя.

Впрочем, гностицизм и не мог сделаться господствующим течением в христианстве уже по одному тому, что это было мировоззрение философски образованных, утонченных интеллигентов, богатых людей, учение, недоступное широким массам. Простому народу нужен был живой образ спасителя, а не отвлеченно философский логос и тому подобные умозрительные умствования. Но все же кое-что из гностической философии вошло в христианское вероучение.

Терапевты представляют собой своего рода монашеские общины, ведущие аскетический образ жизни и состоящие в основном из евреев египетской диаспоры. Жили терапевты уединенно недалеко от Александрии. Вся информация, которой мы располагаем, исходит от Филона Александрийского, из его трактата «О созерцательной жизни». Терапевты посвящали себя созерцательной и благочестивой жизни, они отрицали всякую собственность и жили уединенно в пустыне, проводя время в изучении Св. Писания и посте. В толковании Ветхого Завета у них доминировал аллегорический подход. Тору они уподобляли живому существу, телом которого были буквальные предписания, а душу составлял невидимый смысл, скрытый в словах. По всей видимости, основное содержание их деятельности сводилось к синкретическому примирению иудаизма и эллинистической мысли, при помощи аллегорического толкования. Они отличались воздержанием от семейной жизни и строгим аскетизмом.

Ессеи (с конца II века до н.э. по конец I века). Сведения о нём мы встречаем у Филона Александрийского, Иосифа Флавия и Плиния младшего. Все источники по ессейству в основном согласны между собой в основных характеристиках этого движения. Ессейские общины строились на чисто иудейской, свободной от влияния христианства основе. В то же время многие из их особенностей нельзя вывести из чистого иудейства. Почитание солнца, чрезмерный аскетизм и безбрачие, знание тайных имен ангелов, мистерии посвящения и трапез, особые омовения, отрицание помазания маслом, иерархическая четырёхступенчатая структура, дуалистический взгляд на человеческую природу, выделение особых людей, выполняющих роль медиумов для предсказания будущего, отрицание рабства и принесения клятв, - все это и многое другое никак не вытекает из иудейских воззрений и социально-религиозной структуры еврейской жизни.

Внешнее влияние очевидно, хотя какое влияние - неопифагорейство, средний платонизм или парсизм, - было доминирующим, судить затруднительно. Однако, гностический характер наглядно представлен, во-первых, религиозной сотериологической направленностью ессейства, во-вторых, дуалистической антропологией и исходящим из неё аскетизма, иерархическим устройством общины, особым сроком послушничества, специальными обетами при поступлении и т. д. По всей видимости, вероучение ессеев отражалось в особых тайных книгах.

Другое еретическое течение, возникшее тоже во II в., представляло собой попытку возродить боевой дух иудео-христианства I в. Основатель секты Монтан, бывший жрец Кибелы во Фригии, — о нем, впрочем, очень мало известно — решительно выступал против всякой регламентации церковной жизни, против растущей власти епископов. Он был харизматиком и проповедовал от имени самого бога («Я — господь бог вседержитель, пребывающий в человеке», — говорил он), придерживался и требовал крайнего аскетизма и безбрачия (хотя его последователи и не соблюдали этого требования), провозглашал скорое второе пришествие Иисуса Христа и конец света. Это была безнадежная попытка вернуть христианство на первоначальный революционно-демократический путь и остановить неотвратимый процесс превращения христианства в мирную религию, выгодную держащим власть.Монтанизм был распространен главным образом во Фригии. К нему примыкал и видный христианский апологет Тертуллиан, хотя революционную сторону этого учения он затушевывал.

К середине II в. в христианских общинах уже прочно захватили власть зажиточные рабовладельцы и торговцы. Им удалось подавить всякие демократические настроения. В борьбе против монтанизма, за укрепление епископальной организации церкви и было создано учение об апостольской преемственности епископской власти, о том, что сам Христос через апостолов передал епископам власть и уполномочил их руководить церковью в делах веры.

После преодоления мистических и эсхатологических течений II в. в III в. появляются новые секты. Из них особенно характерна секта манихеев, распространившаяся на Востоке, в Иране и соседних странах. Это было своеобразное соединение христианства с зороастризмом – резко дуалистическое вероучение. Названо по имени полулегендарного Мани (Манеса, Манихея), казненного в 276 г. Главное в учении манихеев — это идея полярной противоположности света и тьмы, добра и зла. Видимый нами мир, в том числе и люди, порожден смешением частиц света с частицами тьмы. Иисус, воплотившийся в призрачном теле, учил людей разделять свет от тьмы, добро от зла. Тому же учил Мани. Весь Ветхий завет и большую часть Нового завета манихеи отвергали. Общины их были разделены на классы: высший класс — «избранных», «чистейших» — участвовал во всех религиозных обрядах, другие только в некоторых. После превращения христианства в государственную религию манихейская секта была подавлена, но идеи ее позже возродились в средневековых сектах павликиан, богомилов и др.

Наиболее воинственной оказалась ересь донатистов (по имени епископа Доната), распространившаяся преимущественно в Северной Африке в IV в. Донатисты восставали против всяких компромиссов с государственной властью, не признавали епископов и священников, чем-либо запятнавших себя, хотя бы и в личной жизни. По мере обострения кризиса рабовладельческой Римской империи движение донатистов к концу IV в. (когда уже христианская церковь стала господствующей в империи) приняло форму открытого восстания бедноты против богатых: это известное движение агонистиков (Христовых воинов), или циркумцеллионов, которые с оружием в руках громили имения богачей. Правительству с трудом удалось подавить движение, однако донатистские общины в некоторых районах Северной Африки сохранялись до самого мусульманского завоевания (VII в.).

Но если донатисты-агонистики по догматическим вопросам почти не расходились с господствующим вероучением и глубокого раскола в церкви их движение не породило, то иначе получилось с ересью Ария, самым крупным оппозиционным движением в церкви IV в., уже после превращения ее в господствующую. Главным очагом арианства был Египет, особенно Александрия, где очень крепки были эллинистические традиции. Арий был священником в Александрии. Он не принимал основной догмат официальной христианской церкви о богочеловеке, согласно которому бог-сын единосущен богу-отцу. По утверждению Ария, Иисус Христос не был рожден богом, а создан им, следовательно, он не «единосущен» богу-отцу, а «подобносущен» ему. Разница между этими двумя словами по-гречески выражалась в одной букве «ι»: «ὁμοιούσιος» и «ὁμοούσιος,», но эта разница казалась тогда чрезвычайно важной. Ведь речь шла о природе Иисуса Христа — спасителя, а это была основа основ христианского вероучения. Вокруг проповеди Ария загорелись жаркие споры. Ария поддерживали широкие большая часть населения Египта, особенно Александрии, и дело доходило до уличных схваток.

Социальное учение донатистов отрывочно, и восстано» вить его не просто. Кровавое восстание, вспыхнувшее в те годы в Северной Африке, не было организовано непосредственно ими, но несомненно, что в расколе под религиозной оболочкой нашли выход экономические и политические запросы, которые долгов время подавлялись. Теперь же они были обращены против императорского абсолютизма и власти господ.

Часть восставших сгруппировалась под названием агонистов, или борцов за веру, явно перекликавшихся с аналогичными движениями на Востоке. Но их противники предпочитали называть их циркумцеллионами. Это латинское слово не очень ясного происхождения, вероятнее всего, указывает на безземельных сельских работников, пребывавших в вечных поисках занятия, напоминающих батраков, бродивших от одного хозяина к другому; то есть на «тех, кто вертится вокруг лачуг», а отсюда и уничижительный смысл этого слова — «бродяги» означало «помещение», «комната для рабов». Циркумцеллионы требовали освобождения рабов, аннулирования долгов и ликвидации ростовщичества, собирались в вооруженные банды и вели своего рода партизанскую войну, совершая стремительные набеги на обособленно живших крупных землевладельцев. Виллы и деревушки горели, семьи наиболее ненавистных латифундистов вырезали. «Никто на Чувствовал себя в безопасности в своих владениях», — сообщает римский хронист того времени.

Несмотря на упорное сопротивление повстанцев, отряди, отправленные Константином на место событий для усиления местных гарнизонов, в конце концов взяли верх и дали начало безжалостным репрессиям во имя порядка и религии. Донатистские церкви пытались отмежеваться от повстанцев, чтобы не нести за них ответственность. Но местные власти и враждебные им епископы, начиная с Октавия из Милеви, официального историка раскола, и кончая Августином, в начале V в., продолжали обличать их как первопричину столь великих беспорядков.

За этим, конечно, крылись политические мотивы: нежелание жителей Египта терпеть централизаторскую политику империи. Но как раз для императора всего важнее было тогда сохранить единство государства. Император Константин, хотя он сам и не был еще тогда христианином, принял энергичные меры для преодоления раскола. Он созвал по этому поводу вселенский собор духовенства (1-й вселенский собор 325 г. в г. Никее). Ересь Ария была осуждена, и сам Арий с того времени считается в ортодоксальной церкви самым ужасным еретиком и грешником. Однако арианство еще долго существовало. Оно распространилось и за пределами империи, его приняли готы, вандалы, лангобарды, позже, правда, перешедшие в католичество.

Арианство было разгромлено, но вскоре появилось близкое к нему учение Нестория (епископа Константинопольского). Несторий учил, что Иисус Христос был человеком, который лишь внешним образом соединился со вторым лицом троицы — богом-сыном, и что поэтому деву Марию следует называть не богородицей, а человекородицей или христородицей. Ересь Нестория обсуждалась на 3-м Эфесском вселенском соборе (431 г.). Несторианство было осуждено. Однако оно имело очень сильное влияние на Востоке, где издавна господствовали дуалистические религии. На Востоке оно как самостоятельная религия удержалось на продолжительное время, оно играло крупную роль в средневековой Центральной Азии и сохраняется доныне у отдельных мелких народностей (айсоры, марониты в Ливане, «сирийские христиане» в Южной Индии).

Конечно, и прежде ереси искажали суть христианства. Но арианство было особенно тонкой и потому опасной ересью. Оно родилось из смешения двух тонких религиозно-философских ядов, совершенно противоположных природе христианства: яда иудаистического (семитического) и эллинистического (арийского). Христианство по своим культурно-историческим прецедентам вообще есть синтез двух названных течений. Но синтез радикальный, преображающий, а не механическая амальгама. И даже более чем синтез - совершенно новое откровение, но только облеченное в традиционные одежды двух великих и столь разрозненно живших преданий. Яд иудаизма заключался в антитроичности, в монархианском истолковании крещальной формулы церкви. Антиохийский богословский центр (или "школа"), как находящийся на почве сиросемитической, заявил себя симпатиями и к позитивно-буквальной экзегезе Библии, и к аристотелевскому рационализму как философскому методу. Динамическое антитринитарство Павла Самосатского (III в.) достаточно характерно для антиохийской почвы, как характерно для семитического гения и более позднее средневековое увлечение Аристотелем в арабской схоластике (Аверроэс). Но сама Антиохия, как столица округа, была в то же время и университетским центром эллинизма.