Эссе на тему: Религиозные символы и мотивы в трилогии а. к. толстого.

Трилогия Алексея Константиновича Толстого — «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» — представляет собой не только глубокое художественное осмысление ключевых событий русской истории, но и сложную философско-религиозную работу, в основе которой лежит идея нравственной ответственности власти перед Богом и людьми.

Центральными мотивами всей трилогии являются христианские мотивы раскаяния, попущения зла, божьего промысла и судьбы, и жертвы, мотивы раскрываются как на уровне сюжета, так и на уровне образов в каждой из пьес.

Мотив раскаяния в наибольшей степени явно демонстрирует различия между государями, в художественной форме описываемыми Алексеем Константиновичем. Раскаяние сначала оказывается недостижимым для Иоанна Грозного (в сцене с монахом-отшельником и далее), потом становится центральной темой «кающегося» финала «Царя Федора Иоанновича» («…Моей виной случилось всё! А я — Хотел добра, Арина! Я хотел всех согласить, всё сгладить, — боже, боже! За что меня поставил ты царём…»), и в конце концов полностью отрицается Борисом Годуновым («…Не под ярмом раскаянья согбен, но полный сил, с подъятою главою…»).

Толстой использует христианскую идею раскаяния как нравственный критерий, через который оцениваются его герои.

Покаяние — это не просто признание своих ошибок, но и проявление смирения перед высшей волей, осознание своей ответственности перед людьми и Богом. Для Толстого покаяние — это не слабость, а высшее проявление человеческой силы. В каждом случае Толстой подчёркивает, что без покаяния власть становится разрушительной силой, ведущей к трагедии.

Способность или неспособность к раскаянию становится показателем их духовного состояния и определяет их судьбу. Из мотива раскаяния прямо следует другой христианский мотив – мотив судьбы, божьего промысла и божьего наказания.

Для Толстого судьба правителя – это крест, испытание, в котором правители – последовательно Иван Грозный и Борис Годунов – предают идеалы, проявляют свою духовную слабость и нарушают божьи законы. Но расплата всегда маячит на горизонте, всегда зримо и незримо присутствует в каждой из пьес.

Уже в Иоанне Грозном появляется образ кометы, который интерпретируется как знак божьего гнева.

Схимник напоминает о грозе, разразившейся в день рождения царя, предвещавшей его величие и судьбу. Эта же гроза, разрушившая терем в день смерти Иоанна, символизирует конец его жизни, наполненной противоречиями и грехами. Комета и гроза становятся символами божественного суда, подводящего итог жизни правителя.

В «Простых и кратких поучениях протоиерея Василия Бандакова» (1881 год) в томе 10 указывается, что комета возвещает не милость, а именно гнев Божий. Зачастую образ кометы непосредственно соотносится с Вифлеемской звездой, знаменующей рождение Христа.

В контексте пьесы образ нужно интерпретировать верно: если, когда в греховный мир приходит Христос, это знаменует комета – то не на падение ли и пришествие судьи указывает комета в «Смерти…»?

В таком контексте интерпретируется образ кометы в Откровении Иоанна Богослова: «…И упала с неба большая звезда, горящая как факел, и пала на третью часть рек и на источники вод…».

В разговоре Ивана Грозного со схимником мотив гнева господня звучит прямо: «…И проникал в глухое подземелье лишь дальний гул господней непогоды да слабый звон святых колоколов…».

Примечательно, что именно в этом разговоре упоминаются «Четьи-Минеи» -это собрания житий святых и церковных текстов, составленные святителем Димитрием Ростовским. Они представляли собой не только богослужебную литературу, но и своего рода нравственный ориентир, в котором православный человек мог найти примеры праведной жизни, покаяния, искупления грехов и служения Божьему промыслу.

Однако в мире, где господствуют интриги, жестокость и борьба за власть, этот идеал становится недостижимым. Упоминание «Четьих-Миней» лишь усиливает драму происходящего, подчёркивая разрыв между божественными заповедями и человеческими поступками. Жизнь самого Грозного противопоставляется житиям святых – становится анти-житием, как назвала это профессор Д. Б. Терешкина.

Монах ничем не может помочь монарху – лишь просит приказать отвести его обратно в келию и предлагает просить помощи у Бога.

Еще более грозно и явно библейский мотив рока звучит в «Царе Борисе». Борис, который приходит к власти через грех (убийство царевича Дмитрия), оказывается под властью божественного наказания, что проявляется в цепи трагических событий: появлении Самозванца, народных восстаниях, недовольстве бояр.

Уместными представляются сравнения некоторых исследователей (Модникова Е.О.) интерпретации Толстого судьбы Годунова и библейского сюжета о наказанных Богом царях — Навуходоносоре и Вальтасаре.

Борис не только несёт личную ответственность за свои поступки, но и становится символом греховного мира, требующего искупления через страдание.

Здесь проявляется мотив невинной жертвы: смерть царевича Дмитрия становится первопричиной несчастий, преследующих Бориса. Его попытки искупить прошлое оказываются тщетными, а трагическая судьба самого Бориса становится возмездием за его грехи.

Иначе мотив промысла божьего проявляется в «Царе Федоре Иоанновиче». Просьба царя о благословении у патриарха Дионисия подчёркивает его стремление к Богу, более того, по ходу пьесы князь Иван Петрович Шуйский, враг монарха, вынужден признать свою ошибку.

Он говорит: «Нет, он святой! Бог не велит подняться на него — Бог не велит! Я вижу, простота Твоя от Бога, Фёдор Иоанныч, — Я не могу подняться на тебя!».

Самого Федора Иоанновича (при котором было учреждено русское патриаршество) называют «освятованным царем», святость и небесный венец были даны ему свыше. На месте руин, которые оставил царь Иван Грозный, Федор Иоаннович возводит «светлый храм».

Фигура царя Фёдора Иоанновича в трилогии А.К. Толстого представлена как образ правителя, который стремится жить по христианским заповедям и служить Богу.

С христианской точки зрения власть злодея или тирана может быть объяснена через понятие попущения Божия. Бог позволяет человеку испытать последствия собственных грехов, чтобы через страдания и испытания прийти к духовному очищению.

Попущение Божие не означает, что зло одобряется Богом, но оно допускается как часть божественного замысла, чтобы через него исполнить высшую волю. Свт. Иоанн Златоуст писал об этом так: ««Когда Бог попускает злодеям временно торжествовать, то это не от того, что Он равнодушен к их делам, но ради того, чтобы они сами осознали своё зло, а добродетельные сделались ещё более терпеливыми…»

Примеров подобного в Библии множество: Бог допускает власть уже упомянутого в контексте Ивана Грозного Навуходоносора, который разрушает Иерусалим, или царя Саула, чьё нечестие приводит к страданиям народа, чтобы через это испытание показать народу важность верности Богу.

В трилогии Толстого, правление Бориса Годунова (завершающая часть трилогии) становится таким испытанием для России. После кроткого, но слабого царствования Фёдора Иоанновича страна оказывается перед выбором: продолжить жить по духовным принципам, заложенным Фёдором, или же поддаться соблазнам власти, интриг и греха.

Фактически, на уровне образа Толстой противопоставляет Бориса Годунова и Федора Иоанновича: Годунов отказывается от раскаяния, а Федор Иоаннович раскаивается, Годунов несет попущение божие, а Федор Иоаннович – промысел божий.