Эссе на тему: "Статья Фрейда «Печаль и меланхолия»"

Статья Фрейда «Печаль и меланхолия» посвящена рассмотрению двух возможных состояний человека после утраты им любимого объекта или абстрактной идеи. В ходе данного рассмотрения будет предпринята попытка сопоставления печали и меланхолии и выявления общих и различных черт ы их возникновении и протекании.
Печаль и меланхолия схожи общей картиной состояния, а также тем, что послужило поводом к их возникновению. Печаль представляет собой реакцию на потерю любимого человека или некоего абстрактного идеала (такого как например, Отечество или свобода), и, как правило, не рассматривается как заболевание: человек надеется, что его подавленное состояние, вызванное утратой, однажды прекратится само собой, а окружающим его людям и в голову прийти не может, что поведение после потери любимого человека (или идеала) может быть иным. Но реакция на утрату зависит от индивидуальных особенностей психики человека, поэтому даже в случае тяжелой утраты печаль наступает не всегда, уступая место меланхолии. И именно благодаря наступлению такого состояния, человека становится проще заподозрить в болезненном предрасположении, поскольку ее проявления в корне отличны от проявлений печали, и многие из них не воспринимаются окружающими как «адекватные» обстоятельствам.
При скорби по любимому объекту, который навсегда утрачен, наступает очень тяжелое состояние: объекта больше не существует, но либидо к нему сохраняется. С логической точки зрения, чтобы улучшить состояние, необходимо подавить либидо. Но это невозможно, поэтому человек с таким упорством держится за воспоминания и все, что может быть связано с его любимым объектом, тем самым делая состояние печали еще более глубоким. При этом человек искренне уверен в том, что воспоминания облегчают его страдания, тогда как на самом деле они лишь усиливаются, поскольку сохраняется и поддерживается влечение к тому, что больше никогда не будет существовать. При этом находящийся в печали человек словно не замечает мира – для него перестает существовать все в мире, если только оно не напоминает ему об ушедшем. Мир ему больше не нужен, он теряет всякий смысл. Печаль представляет собой бессознательную реакцию, она полностью поглощает энергию Я все то время, пока она держится. «Я» поставлено перед выбором – либо разделить участь объекта, т.е. исчезнуть насовсем, либо же сохранить свою жизнь и вынужденно разорвать связь с любимым объектом всей суммой нарциссических удовлетворений, которые человек способен еще получить от мира и жизни. Все это в комплексе представляет собой очень тяжелую и долгую работу, по окончании которой вся необходимая энергия оказывается полностью израсходованной.
Если же вести речь о наступившей после утраты любимого объекта меланхолии, то здесь ситуация совсем иная: при печали перестает существовать мир, при меланхолии же происходит обеднение Я. В меланхолии нет ничего бессознательного, и в этом смысле мы имеем дело именно с потерей объекта, но не с его утратой. Объект обожания может быть жив и никуда не исчезать из мира, но при этом внезапно перестать иметь отношение к субъекту. Меланхолия наступает тогда, когда субъект отношений внезапно лишается возможности видеть то, что именно захватило его в объекте, и в таких количествах, в каких он привык это видеть. Обеднение Я в данном случае выражается в непрекращающихся упреках, моральных осуждениях и унижениях человеком самого себя. Это трактуется специалистами как бред преуменьшения: человек самоуничижается и при этом требует от окружающих немедленного подтверждения его высказываний, пресекая любые попытки его остановить. Поскольку человек больше не имеет возможности «поглощать» свой объект и получать от него необходимый ресурс, у него даже может наблюдаться бытовое снижение аппетита и бессонница. Он не перестает изображать себя мелочным и недостойным человеком, но при этом какого-либо стыда или чувства вины перед объектом у него не наблюдается. Человек может погрузиться в состояние навязчивой сообщительности, находящей удовлетворение в самообнажении. Меланхолик так же утратил объект своего обожания, но этим объектом является не что-то внешнее, а его собственное «Я». Самоуничижая себя, он подразумевает других и может испытывать потрясения привязанности, если объект резко реагирует на его высказывания. У меланхолика конфликт происходит между критикой «Я» и отождествлённым «Я». При меланхолии происходит отказ от объекта любви, но не от самой любви к нему, вследствие чего объект унижается. Таким образом всё что он говорит представляет собой садистическое самоистязание и в итоге привязанность к объекту регрессирует к нарциссизму,поскольку в представлении меланхолика любовная связь не должна прерываться.
«Я» меланхолика с такой силой стремилось поглотить любимый объект, к которому больше не имеет доступа, что вполне оправданным становится его отказ принимать пищу вообще, что может привести к очень тяжелым физическим состояниям. Таким образом, меланхолия как бы заимствует часть признаков у печали (потому что субъект действительно переживает страдание вследствие потери того, к кому он привязан), но в то же время другая часть признаков заимствована у регрессии с нарциссического выбора.С одной стороны, состояние меланхолика напоминает печаль, но печаль патологическую, поскольку присутствует условие регрессии к нарциссизму субъекта. Несмотря на то, что объект был устранен, он продолжает оказывать влияние на субъекта, оказываясь сильнее, чем его «Я», что и приводит к меланхолическому состоянию. И если при печали рано или поздно субъект пересматривает свое отношение к реальности и перенаправляет действие либидо, например, на какую-то деятельность, то при меланхолии в очень многих случаях может наступать абсолютно противоположное по продуктивности и внешним проявлениям состояние мании. При меланхолии «Я» субъекта было захвачено и притеснено неким комплексом, в случае же мании субъект убеждает себя в том, что ему удалось одолеть сам этот комплекс, избавиться от гнетущего влияния. Комплекс оказывается отодвинутым на задний план, вследствие чего человек испытывает неадекватное ситуации чувство собственного превосходства, победы, триумфа. Именно по ним манию очень легко распознать. Но ощущение радости и триумфа у субъекта оказывается иллюзорным, поскольку от «Я» по-прежнему остается скрытым то, что оно одолело и над чем, собственно, празднует победу. Праздновать, на самом деле, абсолютно нечего, поскольку «Я» как подвергалось атаке, так и подвергается и продолжает при этом, на этот раз, самостоятельное разрушение. Безусловно, в мании человеку удалось преодолеть потерю объекта и все, что с ней связано (возможно, даже печаль), но в процессе преодоления у него накопилось колоссальное количество противодействующей силы, которую мучительное состояние меланхолии отняло от «Я» и сковало. В итоге получается следующая картина: угрожаемая привязанность либидо, наконец, оставляет объект, но только для того, чтобы вернуть на место объекта «Я».Таким образом, любовная связь не прерывается, но у нее появляется новый объект – само «Я». Каким бы приговором для субъекта это ни звучало поначалу, он все же чувствует себя легче, поскольку ему удалось спасти и любовь, и себя самого от полного уничтожения. Фрейд назвал эту ситуацию «бегством к «Я».
Как уже было рассмотрено ранее, печаль вынуждает человека отказаться от объекта любви и привязанности, объявив это объект мертвым и как бы «подсказывая» «Я», что оно не выживет, если продолжит фокусироваться на этой привязанности. При меланхолии же попеременно происходят амбивалентные сражения (ты любишь объект и жить без него не можешь, но при этом больше всего на свете мечтаешь избавиться от этого непродуктивного и мучительного чувства, а значит, - и от самого объекта). Благодаря каждому из таких сражений, фиксация либидо на объекте с каждым разом ослабевает, а объект теряет свою ценность, и в итоге полностью обесценивается и унижается субъектом. Именно поэтому человек, одержимый манией, позволяет себе самые нелицеприятные высказывания, как будто объект никогда не имел для него никакой ценности. Безусловно, назвать такой исход положительным трудно с этической точки зрения: с одной стороны, «Я» спасается, как может, но это спасение происходит посредством обесценивания другого человека, то есть, по сути, происходит за счет оставившего его объекта. Даже в случае смерти любимого объекта печаль у субъекта может не наступить, но будут регулярно поступать осуждения в адрес объекта, нелицеприятные высказывания (как правило, амбивалентные, как если бы субъект действительно сошел с ума и искренне не понимал, что же он на самом деле к объекту испытывает – любовь или ненависть).
По окончании меланхолической работы наступает высвобождение огромного количества энергии, которая прежде была связана и накапливалась, и именно это делает возможным наступление состояния мании. Для того, чтобы мании не наступило, необходимо, чтобы накопление энергии находилось в тесной связи с регрессией либидо к нарциссизму, но это неизбежно приводит субъекта к ощущению «открытой душевной раны», ведь борьба за объект отныне заменена конфликтом в «Я», что является практически непереносимым состоянием. Чтобы его преодолеть и при этом не допустить наступления мании, у субъекта должна бать колоссальная сила противодействия, что редко кому присуще. «Достойно» выбраться из внутреннего конфликта после утраты объекта получается далеко не у всех, поэтому в таких ситуациях очень часто наблюдаются все признаки, описанные Фрейдом в этой статье. Автор статьи довольно жестоко отзывается о таких людях, но, в то же время, очень правдиво. Он говорит, что если при упреках и самообвинении человек, пребывающий в меланхолии, называется себя эгоистичным, мелочным и недостойным, пресекая любые попытки утешить его и убедить ы обратном, то, вероятнее всего, такой человек очень близко подошел к самопознанию, и слова его непросто недалеки от истины, но являются абсолютной правдой об этом человеке. Единственное, чего не может понять Фрейд – почему человеку необходимо пережить потерю объекта и заболеть для того, чтобы узнать столько простую истину о себе самом.
Фрейд говорит, что очень легко говорить о том, что бессознательные воспоминания и напоминания об утраченном объекте лишены либидо, и что работу по преодолению печали и меланхолии теоретически провести несложно. На практике же это совершенно не так. В случае печали вообще невозможно преодолеть либидо или уничтожить его в отношении отнятого у человека объекта, его можно только перенаправить, и то этого процесс занимает огромное количество времени и подразумевает трату колоссальных запасов энергии. Мало того, что человека, переживающего печаль, окружают объекты, постоянно напоминающие ему об утрате, но даже в том случае, если он откажется взаимодействовать с этими объектами, ему не представляется возможным забыть любимый объект и отпустить его. В этом смысле – «от себя не убежишь». В случае меланхолии – аналогично. Многим, кто прочел данные рассуждения, может показаться, что переживание меланхолии – это некое поверхностное переживание, при котором субъект ни на что не способен, кроме как унижать некогда любимый объект и «выживать» за счет этих унижений. На самом же деле, у такого человека сохраняется бесчисленное количество воспоминаний, неких бессознательных следов объекта в его жизни, при наличии которых процесс отнятия либидо происходит очень тяжело и очень долго. Безусловно, меланхолия, в отличие от печали, не является бессознательной (печаль никогда не регрессирует к нарциссизму, чтобы спасти «Я»), но это вовсе не означает, что это – не более чем поверхностное состояние. Меланхолию преодолеть очень тяжело, и, как уже говорилось, практически невозможно не скатиться к мании в процессе самостоятельного преодоления этого состояния. Маниакальное стремление не прерывать любовной связи несмотря ни на что – не более, чем способ по крупицам собрать свое «Я», практически полностью утраченное в процессе отношений с объектом. Несмотря на то, что Фрейд говорит о таких людях с осуждением, осуждать их все же не нужно. Скорее, они заслуживают жалости и сострадания, потому что прибегают к самому низменному способу спасения себя, не обладая, вероятно, ресурсами для того, чтобы преодолеть меланхолию достойно.
Статья Фрейда стала настоящим открытием. Казалось бы, переживания всех людей после утраты любимого объекта или абстрактной идеи, одинаковы, и мало кто выбивается из известной всем картины печали. Но Фрейд рассмотрел иной случай преодоления, который, как выяснилось, не менее распространен. Здесь, скорее, все зависит от обстоятельств, от того, утрата это или же просто потеря объекта, который при этом продолжает физически существовать. Рассуждения Фрейда в статье поражают своей логичностью и стройностью, что и делает изучение столь сложной темы очень захватывающим занятием. Безусловно, тема не исчерпывается одной статьей Фрейда, но в ней очень полно и очень четко прописано то, насчет чего не просто можно, но и необходимо, рассуждать.
Вторая часть задания
"Тень объекта упала на я, которое могло быть теперь оценено особой инстанцией как покинутый объект. Таким образом, утрата объекта превратилась в утрату я, а конфликт между я и любимым человеком – в раздор между критикой , направленной на я, и я, изменившимся в результате идентификации».  – в данном высказывании Фрейд ведет речь о наступившем после утраты любимого объекта внутреннем конфликте субъекта, переживающего состояние меланхолии. Следы объекта из жизни такого человека никуда не исчезают, но при этом «Я» чувствует себя покинутым тем объектом, который был утрачен. По сути, настоящего конфликта с объектом не происходит, он протекает как бы внутри субъекта и представляет собой противостояние того «Я», которое чувствует себя покинутым, и всей той критикой, которую субъект направляет на себя после утраты.
«Меланхолия заимствует одну часть своих свойств у печали, а другую часть – у процесса регрессии от нарциссического выбора объекта к нарциссизму». - меланхолия, в понимании Фрейда, действительно схожа с печалью и по глубине состояния, и по серьезности возникающего конфликта, но при этом есть один компонент, который существенно их различает – регрессия «Я» при меланхолии к нарциссизму. Человеку искренне страшно прервать ту любовную связь, которая от него ускользнула, поэтому он заменяет любимый объект собственным «Я». Фрейд считает это регрессией именно потому, у каждого человека есть нарциссическая любовь к себе в той или иной степени, что но при этом в случае возникновения отношений эта любовь переносится на другой объект (человек осуществляет свой нарциссический выбор самого лучшего и самого дорогого существа). В случае же утраты этого объекта, человек, по сути, возвращается в свое исходное состояние и к необходимости снова делать нарциссический выбор, причем переживает он это возвращение при меланхолии очень тяжело и , в итоге, выбирает сам себя в качестве нового объекта любви.
«В двух противоположных ситуациях – сильнейшей влюбленности и самоубийства – объект одолевает я, пусть даже и совершенно разными способами».- здесь Фрейд говорит о том, что по уровню одоления «Я» и некоего порабощения его при меланхолии,процессы влюбленности и самоубийства различаются лишь тем, что в первом случае объектом оказывается некто внешний, оказавшийся способным влюбить в себя субъекта до полной самозабвенности. В случае же самоубийства действующим объектом является сам человек, который точно так же, как в прошлом примере внешний объект, влюбил в себя самого себя, и при утрате его «Я» всей силы и энергии больше не считает нужнвм с ним взаимодействовать. Поэтому физически существующий объект убивает «Я» субъекта, физически при этом уничтожая себя самого.