Институциональный анализ коррупции

Содержание

Введение 3
1 Элементы институциональной коррупции 5
2 Разновидности институциональной коррупции 10
2.1 Коррупция демократического процесса: Томпсон 10
2.2 Коррупция равенства: Уоррен 13
2.3 Коррупция автономии: Миллер 15
Заключение 18
Список использованной литературы 19

Введение

В последние годы исследование институциональной коррупции приняло новый оборот, поскольку теоретики разработали концепцию, которая отличается от концепции обычной коррупции как в ее индивидуальной, так и структурной формах. Институциональная коррупция - это не индивидуальная коррупция, примером которой является взяточничество и аналогичные незаконные преступления, и это не просто структурная коррупция, заметная в работе по развитию общества. Теоретики, взявшие этот поворот, обращают внимание не только на коррупцию институтов, но и на особые способы, которыми институты могут быть коррумпированы.
Для этих теоретиков, которых можно назвать нормативными институционалистами, коррупция является неотъемлемой частью института тремя способами. Во-первых, двусмысленно: коррупция приносит пользу институту, одновременно подрывая его. Коррупция использует законную институциональную практику, которая обеспечивает выгоды, в которых нуждается даже неиспорченный институт, и какие альтернативы должны быть найдены, чтобы институт функционировал хорошо. Например, в отличие от практики взяточничества, кампания по сбору средств выполняет законную функцию. Во-вторых, институциональная коррупция безлична: отдельные агенты коррупции действуют в институциональных ролях и не имеют коррумпированных мотивов, которые характеризуют агентов, участвующих в обменах quid pro quo. Политики, которые принимают участие в избирательной кампании и делают одолжение своим избирателям, действуют частично в своих политических интересах, а также продвигают конкурентные и другие ценности демократического процесса. В-третьих, коррупция обобщаема: ее можно обнаружить не только в правительстве, но и во многих других учреждениях. Хотя большинство институционалистов сосредоточено на политических институтах, все предполагают, что их теории могут быть расширены. Общий подход побудил других ученых исследовать институциональную коррупцию в самых разных контекстах, в том числе в фармацевтической промышленности, средствах массовой информации, университетах, больницах, аналитических центрах, банках, органах по развитию общин, оружейной промышленности и спортивных ассоциациях .Такой подход к институциональной коррупции возрождает дух традиционной концепции коррупции, которая относилась к собственности учреждений, а не отдельных лиц, и часто метафорически выражалась как болезнь политического тела. Государство разрушено посторонними влияниями, которые искажают процесс принятия решений и тем самым ухудшают его способность функционировать в соответствии с его фундаментальными ценностями. Институционалисты разрабатывают свою собственную интерпретацию этой общей концепции, которую можно назвать концепцией.
1 Элементы институциональной коррупцииОпираясь на точки соприкосновения между нормативными институционалистами и пытаясь избежать их ошибок, мы можем построить трехстороннюю концепцию, которая может быть распространена на любое учреждение, в котором должностные лица (или другие агенты) уполномочены действовать от имени учреждения и, как ожидается, будут следовать его законные процедуры. Как и в работе большинства институционалистов, политическая коррупция может быть использована в качестве парадигмы. Отличительный характер институциональной коррупции можно выявить более четко, сравнив ее с индивидуальной коррупцией в отношении каждого из трех элементов системы коррупционных взаимодействий: выгоды, преимущества и связи между ними [1].
Коррупция является более институциональной, чем индивидуальная, поскольку (а) прибыль, которую получает чиновник, является более институциональной, чем личной, (б) преимущество, которое обеспечивает чиновник, принимает форму доступа, а не действия, и (в) связь между выгодой и Преимущество проявляет тенденцию подрывать законные процедуры учреждения, независимо от наличия ненадлежащего мотива. В реальных случаях эти элементы присутствуют в различной степени и в различных комбинациях, и в результате многие случаи коррупции соответствующим образом описываются как более или менее институциональные или более или менее индивидуальные. Преимущество представленной здесь трехэлементной концепции институциональной коррупции состоит в том, что она допускает гибридные случаи такого рода, которыми часто пренебрегают. Анализ, который дезагрегирует элементы, может помочь лучше определить специфический характер коррупции в реальных случаях.
Когда должностное лицо принимает взятку в обмен на услугу, личная выгода не является законной частью заработной платы, а предоставление услуги не является допустимой частью должностной инструкции должностного лица. Обмен не выполняет никакой действительной функции в хорошо организованном учреждении. Напротив, институциональная выгода включает в себя товары, которые могут использоваться в основном в институциональной роли и которые необходимы или являются существенными побочными продуктами выполнения этой роли. Институциональная выгода может быть не менее корыстной, чем личная выгода, но она выполняет действительную институциональную функцию. Это необходимо и при определенных условиях желательно даже в правильно функционирующем учреждении. В условиях демократии система зависит от политиков, которые ищут политического преимущества; мы рассчитываем на их желание быть избранным или переизбранным. Среди политических преимуществ, которые они должны искать, это вклад в кампанию [1].
Институциональную коррупцию следует отличать от коррупции, которая, как утверждали некоторые политологи, является функциональной и оправданной, если политическая система настолько неэффективна и дефектна, что единственный способ добиться чего-либо - это «смазать колеса» правительства. Появилось мнение о том, что можно назвать Гарвардской школой коррупции, потому что многие ее сторонники проводили там назначения. Когда государственным чиновникам платят настолько низко, что они выживают за взятки, как в некоторых развивающихся обществах, можно сказать, что коррупция необходима для системы, но обычно только в краткосрочном периоде, и даже в этом случае она не рассматривается как служащая другая законная функция.
Все институционалисты настаивают на чем-то подобном различию между личной и политической (или институциональной) выгодой, но они не всегда подчеркивают одно из его наиболее важных последствий. В отличие от усилий по ограничению личной выгоды в коррупции отдельных лиц, реформы по контролю за институциональной выгодой должны искать альтернативные способы ее обеспечения. Даже государственное финансирование кампаний в любой форме, которая может быть принята, не может полностью устранить необходимость сбора средств, которая необходима для получения других политически приемлемых выгод, таких как организационная поддержка и лидерские позиции. Политическая выгода должна прийти откуда-то. Однако, как признают большинство институционалистов, есть лучшие и худшие способы его поиска, и есть лучшие и худшие способы его мониторинга, если некоторые из них поступают из традиционных источников.
Этот момент можно обобщить для других учреждений. Исследования в области наркотиков требуют финансирования, но не обязательно должны поступать напрямую от фармацевтических компаний. Врачи могут обслуживать свои общины, владея амбулаторными диагностическими и лечебными центрами, но их прибыль не должна зависеть от направления туда своих пациентов. Аудиторская фирма не должна полагаться исключительно на вознаграждения от компании, которую они проверяют. Медиа-организациям может понадобиться доступ к влиятельным элитам и поддержка со стороны богатых инвесторов, чтобы выполнять свою работу, но они могут получить доступ и поддерживать поддержку способами, которые не подрывают их независимость. Университеты нуждаются в средствах для поддержки спортивных программ, но им не обязательно становиться крупными спортивными предприятиями, которые полагаются на экстравагантные телевизионные соглашения, эксплуатируют студентов-атлетов и ставят под угрозу академические стандарты [2].
Различие между доступом и действием является эмпирически значимым, потому что, хотя исследования, как правило, не выявили существенной корреляции между взносами и поименным голосованием, они показали, что крупные участники получают больший доступ и, следовательно, предположительно, большее потенциальное влияние различных видов.
Аналогичные формы преимущества можно увидеть в исследованиях, когда спонсоры набирают ученых для чтения лекций для своих мероприятий или для работы в их консультативных группах; в бизнесе, когда корпорации поддерживают тесные отношения со своими аудиторами (например, когда они делят офисы); в журналистике, когда организациям выгодно иметь журналистов в качестве докладчиков и советников или когда общественные деятели общаются с редакторами и журналистами, которые могут их освещать; в научных кругах, когда донорам уделяется особое внимание в процессе приема; и в администрации музея, когда кураторы придают большее значение подаркам и выставочным предпочтениям доноров, чем они могли бы получить в противном случае.В индивидуальной коррупции связь между выгодой и преимуществом является мотивом в сознании чиновника или гражданина, или обоих. Чтобы установить индивидуальную коррупцию со стороны чиновников, мы должны показать, что они знали или должны были знать, что прибыль была предоставлена ​​в обмен на преимущество или что они запросили прибыль в обмен на преимущество. Типичными случаями являются взяточничество и вымогательство.
В институциональной коррупции обязательным звеном является институциональная тенденция, а не индивидуальный мотив. Мы должны только показать, что чиновник принял выгоду и предоставил преимущество в институциональных условиях, которые имеют тенденцию подрывать законные процедуры учреждения. Требование коррумпированного мотива (как это делает Миллер и Уоррен близки к этому) не будет отражать поведение, при котором агенты не пытаются обогащаться, действуют открыто и обоснованно полагают, что просто выполняют свою работу, но тем не менее участвуют в действиях, которые подрывают учреждение. Тест на тенденцию более четко фокусирует диагностику и лечение институциональной коррупции на ее характерных расстройствах, которые должны быть частично направлены на поведение, которое не является намеренно коррумпированным [2].
2 Разновидности институциональной коррупции2.1 Коррупция демократического процесса: ТомпсонТомпсон «увидел необходимость в концепции коррупции, которая ослабила бы настойчивость в отношении индивидуальной выгоды» и которая «определила вред в воздействии поведения на работу институтов и процессов». Хотя Томпсон предполагает, что его концепция может быть широко применена к широкому кругу институтов правительства и общества, его ранняя работа сосредоточена почти исключительно на Конгрессе США, и больше на внутренних процедурах, чем на системе финансирования избирательной кампании Его парадигмой является случай с «Китинг-пять», пять сенаторов, которые ненадлежащим образом вмешались в процесс регулирования от имени Чарльза Китинга, предпринимателя, занимающегося сбережениями и займами, который внес вклад в их кампании. По крайней мере, некоторые из сенаторов, казалось, не имели мотивов, типичных для коррумпированных политиков. Законодатели должны принимать вклады в избирательную кампанию и оказывать поддержку избирателям. Однако их действия в этом и аналогичных случаях могут нанести такой же ущерб демократическому процессу, как и обычная коррупция, если не больше [3].
Чтобы уловить отличительный характер такого рода коррупции, Томпсон развивает концепцию институциональной коррупции в отличие от традиционной концепции, которую он называет индивидуальной коррупцией. Применяя различие к конституционному праву, он сужает его сферу применения, используя «правительство» для индивидуальной коррупции и «электоральный» для институциональной коррупции. Коррупция является институциональной, поскольку выгоды, которые получает законодатель, являются политическими, а не личными, услуга, предоставляемая законодателем, является процедурно ненадлежащей, а не просто незаслуженной, а связь между прибылью и услугой является институциональной тенденцией наносить ущерб демократическому процессу, а не является результатом коррумпированных мотивов в сознании законодателя. В отличие от взяток, которые иллюстрируют личную выгоду, обнаруженную в индивидуальной коррупции, политическая выгода включает товары, которые могут использоваться главным образом в политическом процессе и которые либо необходимы для выполнения работы, либо являются существенными побочными продуктами ее выполнения.Два других элемента концепции - процессуальные нарушения и институциональный ущерб - определяются путем применения трех принципов законодательной этики: независимость (решение по существу), справедливость (игра по правилам), и подотчетность (поддержание общественного доверия). Институциональная коррупция мешает демократическому процессу, позволяя частным интересам получить влияние в правительстве, не подвергаясь процедурам, которые уважают эти принципы.
Томпсон, как и большинство других институционалистов, заботится о том, чтобы показать, что даже когда коррупция носит чисто институциональный характер, отдельные лица могут нести ответственность за попытки ее устранить или, по крайней мере, смягчить ее пагубные последствия.
Концепция институциональной коррупции Томпсона расширяет изучение коррупции, «объясняя, почему мотивы и намерения не должны быть необходимыми критериями для совершения правонарушений, и предлагая, что нарушение стандарта внешнего вида само по себе может быть явной ошибкой на государственной службе». Концепция поощряет студентов-коррупционеров к проведению нормативного и эмпирического анализа моделей доступа к институтам, конфликта интересов, организации персонала и отношений между законодателями и бюрократами. Он поддерживает реформы, которые позволят установить независимый контроль за соблюдением законодательной этики.
Томпсон утверждает, что его концепция «совместима с широким кругом мнений как о процессе, так и о сущности современной политики», но некоторые аспекты его подхода более приспособлены к совещательным, чем другие теории демократии. Требование независимости в том, что члены должны «действовать по причинам, относящимся к достоинствам государственной политики… или к продвижению процесса, побуждающего действовать по таким причинам», побудило нескольких ученых связать его концепцию институциональной коррупции с совещательной теорией. Если не будет показано, что концепция может быть приспособлена к другим теориям и другим институтам, ее применение будет более ограниченным, чем предполагал Томпсон. Пересмотренная структура элементов, предложенных ниже, не предполагает какой-либо конкретной теории демократии, хотя она требует ссылки на некоторую нормативную теорию или набор ценностей [3].
2.2 Коррупция равенства: УорренДля многих нормативных институционалистов главное возражение против институциональной коррупции заключается в том, что она нарушает принцип равенства. Наиболее устойчивый теоретический анализ с этой точки зрения принадлежит Марку Уоррену, который в серии статей развивает институциональную концепцию коррупции как «двуличного исключения». Более явно, чем большинство институционалистов, Уоррен связывает свою концепцию с демократической теорией. Как и Томпсон, он обеспокоен искажением представительства, но основывает свою точку зрения на конкретном принципе демократического равенства. Коррупция нарушает норму равного включения: «каждый человек, потенциально затронутый коллективным решением, должен иметь возможность влиять на решение, пропорциональное его или ее доле в результате». Не все неоправданные исключения коррумпированы, только те, в которых агенты коррупции утверждают, что принимают норму включения, но в то же время нарушают ее. Вот что делает его двуличным. Связь между гражданами и их представителями нарушается, когда «решения представителей являются… результатом шепотных голосов тех, кто приобрел доступ через свои предвыборные взносы». Уоррен добавляет еще одно условие: коррупция также должна приносить пользу тем, кто включен, и наносить ущерб тем, кто исключен, или, если исключенные также выигрывают, они не получают пропорциональной выгоды. Однако это условие не является уникальным для институциональной коррупции, поскольку оно также характеризует индивидуальную коррупцию [4].
Уоррен заявляет о нескольких преимуществах своего подхода по сравнению с индивидуалистической концепцией - то, что он называет «офисной» или «современной» концепцией коррупции. Наиболее важным является то, что вместо того, чтобы сосредоточиться на статических правилах и заранее определенных публичных целях, как он полагает, что индивидуалистический подход делает, институциональная концепция подчеркивает спорную природу правил и целей. Далее следуют два следствия: основным местом коррупции является процесс, в котором оспариваются правила и цели, а не результаты, и сами правила, определяющие коррупцию, могут быть изменены в этом процессе. Наконец, Уоррен показывает, как концепция может и должна быть распространена за пределы правительства на гражданское общество и рынок, хотя и с существенными изменениями.
Обсуждение Уорреном этих преимуществ его концепции освещает важные черты институциональной коррупции, и большая часть его подхода может быть принята другими институционалистами. Но одна важная особенность проблематична, потому что это рискует сделать концепцию более индивидуалистической, чем институционалисты должны принять, и чем может сам Уоррен. Несмотря на его критику индивидуалистов за то, что они фокусируются на личном характере, его состояние двуличности наклоняет концепцию в этом направлении. Он утверждает, что агентами коррупции являются лицемеры, которые утверждают, что верят в равенство даже при его нарушении. Это делает возможной имманентную критику (используя собственные принципы коррумпированных агентов против них), но она также фокусирует критику на характере и мотивах отдельных лиц. Этот фокус пропускает широкий спектр коррупции, в которой агенты благими намерениями, как в практике кампании. Агенты могут не иметь коррумпированных мотивов, но они действуют в коррумпированном учреждении. Акцент Уоррена также предполагает, что коррупция обычно должна храниться в тайне (чтобы не разоблачать лицемерие), в то время как коррупция в значительной степени происходит под открытым небом. Уоррен фиксирует важные признаки коррупции, но условие двойственности, если оно принимается по мере необходимости, неоправданно ограничивает масштабы институциональной коррупции и скрывает ее отличия от индивидуальной коррупции [5].
2.3 Коррупция автономии: МиллерМиллер предлагает наиболее философски обоснованную концепцию институциональной коррупции. Он основывает концепцию на своей собственной телеологической теории социальных институтов, которая гласит, что социальные институты должны служить коллективным целям, которые в свою очередь защищают индивидуальную автономию, в частности определенные основные потребности и основные права. Это множественное число и, следовательно, таковы возможные цели учреждений. Акт или практика считаются институциональной коррупцией в том и только в том случае, если (а) они стремятся подорвать эту коллективную цель или общие процессы института или опошляют характер лица, занимающего какую-либо роль в учреждении, или и того, и другого; и (b) владелец либо планировал или предвидел эти эффекты, либо мог бы избежать их усиления.Как и другие институционалисты, Миллер отвергает подходы, которые ограничивают коррупцию незаконной практикой, экономическим личным интересом или частичной мотивацией. Также как и другие, он отличает институциональную коррупцию от индивидуальной, но он определяет ее более узко как коррупцию в личных отношениях или в чисто частных сделках, где индивиды не играют институциональной роли. Он учитывает возможность того, что институциональная коррупция может принести пользу институту - центральному элементу для Томпсона и Лессига - но он описывает это как «благородную причину коррупции» и рассматривает ее как «нестандартный случай». Наконец, он расширяет концепцию, чтобы охватить широкий круг институтов, помимо политики, и показывает в конструктивных деталях, как она применяется к таким делам, как финансовые рынки и полицейские управления [5].
Основное отличие от Томпсона и большинства других институционалистов состоит в том, что Миллер считает, что институциональная коррупция обычно требует коррумпированного отдельного агента. Агенты должны либо знать, либо знать, что их действия коррумпированы, или, по крайней мере, они могут избежать последствий коррупционных действий. Преимущество этого требования заключается в том, что концепция Миллера остается ближе к одному из аспектов популярного понимания коррупции, которое обычно предполагает, что там, где есть коррупция, должны быть коррумпированными людьми.
Другое отличие от других институционалистов заключается в том, что Миллер считает институциональным то, что другие воспринимают как индивидуальную коррупцию, такую ​​как узаконенный взяточничество. Миллер не проводит четкой грани между такого рода индивидуальной коррупцией и его институциональной коррупцией, предположительно потому, что его главная цель состоит в том, чтобы показать, как они отличаются от других видов моральных несправедливостей и других видов ущерба, наносимого учреждению. И то, и другое подрывает цели учреждения и портит характер агентов.
Однако акцент Миллера на коррупции людей и их автономии (даже более явной, чем у Уоррена) пренебрегает тем, что, по мнению других теоретиков, является одним из наиболее характерных преимуществ принятия концепции институциональной коррупции в первую очередь. Их больше всего беспокоит тот тип широко распространенной структурной коррупции, которая возникает и сохраняется без каких-либо действий по коррумпированным мотивам. Если нет коррумпированных намерений или мотивов, то, по словам Миллера, эту практику лучше описать как «коррозию». Его главный пример - сокращение финансирования судебной системы, которое в течение нескольких десятилетий ведет к снижению качества обслуживания, о котором никто не может знать, и за которое никто не может нести ответственность.Тем не менее, институциональная коррупция, которую подчеркивают другие теоретики, не обязательно включает постепенную коррозию с течением времени, а скорее демонстрирует структурную практику, которая имеет одновременные эффекты, о которых могут знать агенты, но у которых есть основания рассматривать их как часть законного (хоть и ущербный) процесс. Миллер относит парадигму теоретиков - коррупцию системы финансирования кампании в Соединенных Штатах - к той же категории, что и коррупция, мотивированная личной выгодой, такой как злоупотребление властью премьер-министром Италии Сильвио Берлускони. Он считает, что даже честные люди, попавшие в коррумпированную финансовую систему, должны считаться коррумпированными, если они совместно могут изменить систему, но не могут. Но в результате он затеняет часть того, что, по мнению Томпсона и Лессига, делает институциональную коррупцию особенно трудной для устранения. В отсутствие коллективных действий отдельные лица в коррумпированном учреждении могут по-прежнему мотивироваться на то, чтобы служить этому учреждению как можно лучше и могут следовать практике (такой как сбор средств и обслуживание избирателей), которая, согласно общему описанию, является законной частью демократического процесса. Они могут быть тем, что Лессиг называет «добрыми душами» [6].
Заключение

Исследование коррупции было обогащено теориями институциональной коррупции. Они привлекли внимание к явлениям, которые имеют общие черты традиционной концепции коррупции, но проявляют относительно забытые формы, которые распространены в развитых демократиях.
Теории помогают определить и обострить цели реформы и критики этой формы коррупции, а также показать взаимосвязь между политической коррупцией и коррупцией в других институтах общества. Трехсторонняя структура, представленная здесь, предназначена для того, чтобы охватить основные элементы концепции, как они в настоящее время лучше всего поняты.
Критики институционалистов подняли важные проблемы, некоторые из которых остаются нерешенными. Теоретики и вдохновленные ими исследователи провели ряд значительных эмпирических исследований, но в целом они не занимались вопросами обычной коррупции. Понимание институциональной коррупции в развитых демократиях может выиграть от более пристального внимания к работе по индивидуальной коррупции в развивающихся обществах.
Список использованной литературы

Гобозов И.А. Социальная философия. М.: Издатель Савин С.А., 2008.
Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции. Принята в г. Нью-Йорке 31.10.2003 г. Резолюцией 58/4 на 51-ом пленарном заседании 58-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Монтескье Ш. Избранные сочинения. М., 1955.
Роуз-Аккерман С. Коррупция и государство: Причины, следствия, реформы. М.: Логос, 2003.
Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма. Фирмы, рынки, «отношенческая контрактация». СПб.: Лениздат, 1996.
Kreuger A.O. The Political Economy of the Rent-Seeking Society // American Economic Review. 1974. Vol. 64. Р. 291-301