О лососёвых

Есть в жизни рыбы апогей, когда она, мягко го­воря, теряет свое пресловутое хладнокровие. А вместе с ним — и аппетит, осторожность и, как го­ворится, голову. Это бывает, когда природа призывает их к размножению. Когда, позабыв обо всем, одни рыбы ищут, находят и стойко обороняют пук водорослей, малое про­странство на дне или у поверхности воды — у ка­ждого свое. Индивидуальная территория. Отныне она будет заповедным местом, оберегаемым для по­томства и рыбьей семьи (у некоторых даже и так).

Другие, сбившись в грандиозные косяки, уходят далеко из обитаемых вод. (Пришла пора нересто­вых миграций.) Уходят из морей в реки. Из рек в моря. Пример первых демонстрируют лососи. Вто­рых — речные угри.

Североатлантические лососи, семга, кумжа и их тихоокеанские братья: кижуч, кета, горбуша, нерка, чавыча и сима из года в год и каждый вид в свое время из морей северного полушария входят в реки, чтобы отложить у истоков икру.

Когда могучий инстинкт сгоняет всех рыб, кото­рым пора размножаться, к устьям рек, они приплы­вают сюда без опозданий. Некоторое время лососи плавают туда-сюда у границы пресных вод. Затем вдруг дружно и такими «превеликими рунами» устремляются вверх по реке, что буквально запру­живают ее. Вода кишит рыбами. У многих плав­ники и спины торчат над водой: жмут на них снизу другие лососи. А местами, где неширокая река вне­запно суживается, крайних рыб напирающие в центре косяки выталкивают даже на берег.

А лососи стремятся все дальше и дальше вверх по реке. От главной армии отделяются отряды и уходят в боковые протоки, заплывают в ручьи, вли­вающиеся в реку, поднимаются к самым истокам. Водопады и перекаты, которые теперь встреча­ются на каждом шагу, рыбы преодолевают акробатическими прыжками. Прыгают нередко на три ме­тра вверх и на пять в длину! Иных ждет неудача: па­дают после отчаянных скачков не в воду за водопа­дом, а на сухие скалы и камни. Многие гибнут, но многие благополучно «приводняются» и продол­жают путь.

В некоторые реки Аляски, в Юкон например, чавыча углубляется на четыре тысячи километров от устья!

Тихоокеанские лососи входят в текучие воды континентов летом, и каждый вид в свое время раньше всех, в мае, штурмует реки чавыча, самая вкусная из них. Американцы зовут ее королевским лососем, а японцы — князем лососей. Потом идут нерка, сима, горбуша, кета и уже в конце августа — сентябре — кижуч. Сразу же, прибыв на нерестили­ще, рыбы мечут икру.

Лосось атлантический, или семга, нерестится осенью и зимой и не сразу после того, как попадет в пресную воду.

«Вообще биология лосося необыкновенно слож­на: в каждой реке его жизнь протекает по-своему» (академик Л. С. Берг).

У семги, как у пшеницы, две биологические формы: яровая и озимая. И сходство здесь не только в названии. Озимые хлеба, чтобы продол­жать рост, должны пережить под снегом зиму. Лишь после того как холод «обработает» таин­ственным образом их клетки, они на следующее лето начинают колоситься. Так и лососи: озимая семга должна, чтобы ее икра и молоки созрели, провести зиму подо льдом в холодной речной воде. Яровые расы в этом не нуждаются.

Семга входит в реки несколько раз в году. Вес­ной, как только они вскрываются, идет «заледка». Это крупные самки с недоразвитой икрой. Навер­ное, еще с осени собрались они в устьях рек и здесь зимовали.

В июле реки осаждает тинда — мелкие, в килограмм-два, лососи, преимущественно самцы. Тин­да — это рыбья молодежь, которая торопится наде­лить мир своим потомством. Лишь одну зиму про­вела тинда в море, едва исполнился ей год — и уже вернулась она в реки на размножение. Другие ло­соси живут в море дольше, года два-три, не помыш­ляя о нересте.

Наконец, с конца августа и до морозов идет «осенняя» семга — почти все крупные самки без зрелой икры.

Так вот, семга, что покинула море летом, нере­стится в этом же году зимой. А «осенняя» и есть озимая раса: лишь через год, следующей осенью и зимой, отложит она икру.

Как только лососи войдут в реки, из прожорли­вых хищников сразу превращаются в голодающих йогов. Пока живут в реке, ничего не едят. Силы их поддерживают запасы жира, накопленные еще в море. Есть им некогда, да и пищу некуда «склады­вать»: яичники и семенники у рыб так разрослись, что распирают бока, и кишечник совсем сжали. Окраска стала иной: не серебристой, как в море, а темной. У семги — с красными пятнами на боках. И горб на спине вырос, особенно высокий он у самцов горбуши. У самцов, кроме того, челюсти изогну­лись, словно клещи, на манер клюва клестов. Лососи нерестятся в быстрых ручьях с прозрачной водой и галечным дном. Чтобы до них добраться, часто поднимаются к самым истокам. Мечут икру на таких мелких местах, что рыбам приходится ложиться на бок — только тогда вода покрывает их целиком. Каждая рыба идет туда, в ту реку и часто в ту протоку, где несколько лет назад родилась сама.

Самцы ревниво стерегут своих самок, гонят прочь других самцов. Прежде чем отложить икру, самка очищает дно от мусора, ила и травы. Ложится на бок и бьет хвостом: ил взмывает вверх, под ним обнажается, песок. Тогда она роет в песке довольно большую яму — длиной метра два-три. В неё откладывает несколько тысяч икринок. Уда­вами хвоста забрасывает яму песком и галькой. Таких гнезд она закладывает несколько. Трудится дня два-три, иногда неделю.

Потом караулит гнездо. Стоит в ожидании смерти у колыбели новой жизни. Многие самки ло­сосей погибают у своих гнезд от истощения. Многие самцы тоже погибают тут же, в реке. Обессиленные, истерзанные, больные, вяло плывут вниз по течению, иных быстрые потоки несут хвостом вперед и вверх брюхом. «Во всех родах камчатских лососей cue до­стойно примечания, что они в реках и родятся, и издыхают, а возрастают в море и что по одна­жды токмо в жизнь свою икру и молоки пускают» (С. П. Крашенинников).

У дальневосточных лососей это так. Но некото­рые европейские семги живыми и невредимыми возвращаются в море из трудных походов в «воды обетованные». В море они приходят в себя, с жад­ностью набрасываются на сельдей и песчанок, по­правляются, жиреют и на следующий год снова отп­равляются в поход.

Не больше четверти европейских лососей, а иногда лишь два—четыре процента возвращается нереститься во второй раз. Очень немногие приходят в реку трижды. А в Шотландии поймали старую лососиху. На ее чешуе насчитали тринадцать годо­вых колец: значит, рыбе тринадцать лет. Старше ее лососи не попадались. Стали исследовать дальше и обнаружили, что почтенная лососиха уже четыре раза наведывалась в Шотландию и пришла нере­ститься в пятый. Это рекорд.

Весной молодые тихоокеанские лососи обычно скатываются в море (лишь молодь нерки один— три года живет в реках). Но мальки семги не спе­шат в гости к Нептуну. Год, три, пять лет под­растают они в реках, а потом вдруг дружно, все разом покидают их. И бывает так, что там, где еще вчера с каждого камня можно было увидеть их веселые стайки, сегодня не встретите ни одного молодого лосося.

Однако не все уходят: часть самцов остается в реках. Зачем? В этом отступлении от правил большой биологический смысл. Дело в том, что самцы семги погибают быстрее самок. Второй раз в реки они почти никогда не возвращаются, по­этому на нерестилищах иногда не хватает сам­цов, Чтобы эту недостачу восполнить, некото­рые молодые лососи мужского пола и остаются в реке. В пресной воде они растут плохо, но созре­вают быстро и всегда готовы, если поблизости не окажется больших самцов, оплодотворить икру вернувшейся из моря самки. Эти карликовые самцы-домоседы развиваются из той же икры, что и другие лососи.

В Ладожском и Онежском озерах живут семги (и самки, и самцы), которые тоже в море не ухо­дят. Большие озера заменили им море: каждый год в положенный срок идут они на нерест в окрестные реки, а потом снова скатываются в озера, совершая, таким образом, в миниатюре весь цикл миграций, свойственный их виду.

И кумжа в некоторых горных реках и озерах остается на постоянное жительство. Это и есть знаменитая форель — особая раса морской кумжи. Кумжа — лосось, близкий к семге и нерестящийся в тех же реках, что и европейская семга. Кроме то­го, кумжа обитает в Черном, Азовском, Каспий­ском и Аральском морях.

Река Выг впадает в Белое море. Однажды в этой реке выловили семгу с норвежской меткой: «10 июня 1935 года». Наши рыбаки поймали ее через два месяца! Семга была самкой и спешила на нерест в верховья Выга, где родилась шесть лет назад. Кто бы мог подумать, что семга так далеко уходит от устьев родных рек! Ведь до западных берегов Нор­вегии, где ее первый раз поймали, проплыла она две с половиной тысячи километров. Столько же преодолела и на обратном пути, но теперь очень спешила: ведь норвежцы задержали ее, когда мети­ли. Каждый день рыба проплывала в среднем около 50 километров!

По пути ей попадались сотни вполне пригодных для икрометания рек, но она искала ту, в которой резвилась мальком. Она плыла все прямо и прямо хорошо известным ей маршрутом — иначе, если бы плохо знала дорогу, затратила бы на свой героиче­ский рейд гораздо больше времени. Ведь 50 киломе­тров в день немалая скорость для лососей. (Ре­корд — 100 километров в сутки.)

На Камчатке, когда грузили соленую рыбу, нашли в бочке кету с меткой. Ее пометили на острове Унга, близ Аляски, а поймали по другую сторону океана через четыре недели с небольшим. Горбуша с меткой, надетой в Корее, за два месяца проплыла более 1600 километров и снова попалась в руки людям в Амурском лимане.

Ненасытный аппетит гонит лососей из одного края моря в другой. Преследуя стаи сельдей, они не отказываются и от других рыб, которых в состо­янии проглотить. В море лососи растут вшестеро быстрее, чем в реках.

В конце второго года морской жизни семга ве­сит уже около пяти, а в конце третьего — больше восьми килограммов.

Лишь немногие семги откармливаются четыре года в море. Обычно, не пробыв и половины этого срока, они возвращаются на первый нерест. А тинда, мы уже знаем, проводит в море вдвое меньше времени. Так же и горбуша: это «тинда» среди тихоокеанских лососей.

Семга, которой особенно повезло в жизни, вы­растает до полутора метров в длину и весит ки­лограммов 40.

Решили проверить: знание родных берегов у ло­сосей врожденное или рыбы приобретают его после того, как выберутся из икринок и поживут немного в реке?

Перенесли лососиную икру из ручьев, где она была отложена, в другие реки. Когда мальки выве­лись, их некоторое время откармливали в особых питомниках. Затем молодых лососей метили и вы­пускали в чуждую для них реку.

И что же? Через несколько лет, поплавав в мо­ре, они вернулись в те реки, в которых жили маль­ками, а не туда, где родители произвели их на свет. Значит, знание нерестилищ не врожденное. Оно приобретается в течение первых лет жизни и хра­нится в памяти еще по крайней мере два—четыре года, пока лосось живет в море.

Какие приметы запоминает рыба? По-видимо­му, химические: она помнит запах родных мест, вкус речной воды, в которой прошла ее молодость. Опыты доказали, что у многих рыб память на запахи просто феноменальная! И очень тонкое обоняние. Пескарь, например, в 250 раз более чув­ствителен к запаху розового масла и в 512 раз — к растворенному в воде сахару, чем человек. Он от­личает также и воду одной реки от другой. Когда лососям заклеивали ноздри и пускали в море, они не могли так точно, как прежде, отыс­кать родные реки. Плыли по большей части наугад. Значит, обоняние в поисках пути играет очень важ­ную роль, но, видно, не единственную, потому что оно всей проблемы не решает. Ведь, уходя в море, лососи заплывают очень далеко от устьев рек, в ко­торые потом возвращаются. Так далеко, что ника­кой запах родных мест не поможет, когда тронутся в обратный путь.

Что же тогда помогает? Этого никто не знает. Возможно, солнце и звезды служат ориентиром.