Опыт количественного анализа древней восточной летописи "Чуньцю"

Автором статьи «Опыт количественного анализа древней восточной летописи «Чуньцю» Д. В. Деопиком (в сборнике «Математические методы в историко-экономических и историко-культурных исследованиях»; М.. 1977; С. 144 – 190) для количественного анализа выбран текст древнейшего памятника древнекитайской исторической традиции «Чуньцю» («Весны и осени») написанный, видимо, в VII – середине V века до н. э., по следующим соображениям:

1) данный текст является основным источником по истории Дальнего Востока в VIII – начале V века до н. э.;

2) в его отношении еще многое не решено, в том числе о типе памятника и его назначении;

3) он исключительно удобен для количественного анализа.

Это первая китайская летопись, поэтому на нее практически не влияла традиция. Она имеет также ряд достоинств, позволяющих сопоставлять отдельные факты: простота языка, компактность изложения, отсутствие мотивировок, краткость и ясность сообщений. Таким образом, системный анализ текста сравнительно прост.

По вопросу о типе памятника имеется две точки зрения:

1) это историко-философское произведение, содержащее изложение Конфуцием философской концепции общества на материале истории государств бассейна среднего и нижнего течения Хуанхэ в VIII – начале V века до н. э.;

2) «Чуньцю» - летопись.

Автор исследования, исходя из этого, определил задачи исследования таким образом:

1) ответить на вопрос о типе памятника;

2) на основе текстологического анализа уточнить, в какой мере особенности памятника исказили реальную картину исторической действительности тех веков, и после этого дать возможность описать некоторые стороны той эпохи.

Возможность количественного анализа обусловлена спецификой текста памятника, которому присущи:

1) компактность (текст состоит не более чем из 7500 иероглифов, обозначающих действия, отношения и явления (не считая обозначений времени, титулов, топонимов и собственных имен));

2) сухость и единообразие языка; вся интересовавшая летописца историческая действительность описана приблизительно полусотней видов деятельности – «простейших событий» (64);

3) языковая простота текста и объекта описания, практическое отсутствие существенно различных толкований существенных для нас массовых иероглифов; «заданность» разделения текста на фразы (т. е. Текст не сплошной);

4) устойчивость формулировок;

5) отсутствие в языке словоформ из-за неизменяемости слов в китайском языке, сильно затрудняющих количественный анализ в европейских языках.

* * *

Для того, чтобы определить, была ли «Чуньцю» произведением одного автора, написанным по данным архива, или долгое время составлявшейся и забывшейся летописью, имевшей ряд авторов, автор исследования рассматривает объем информации по различным разделам текста.

Расчет подробности текста показал, что основная единица, дискретизирующая время – правление одного луского гуна (их 12). Единица времени, наименьшая и единообразная (в отличие от предыдущей) – год (их 242 в «конфуциевой» части, всего – 243,5). Год делится на сезоны. Названия месяцев и дней даются не всегда.

Все виды структурных единиц могут быть сопоставлены между собой и оценены через объем текста (количество иероглифов), приходящийся на каждую единицу.

Автор исследования выясняет, что объем информации на год растет, увеличиваясь в поздних шести правлениях приблизительно на 0,24 (при этом рост объема информации идет за счет видов иероглифов, рассказывающих о событиях, и процент «служебных» иероглифов падает, то есть объем собственно исторической информации растет быстрее роста числа иероглифов на год). Очевидное возрастание подробности изложения на протяжении всей летописи говорит о естественном возникновении летописи по обычным законам этого исторического жанра (имеется в виду меньшая подробность описания более ранних событий). Подробность текста возрастает по мере перехода от ранних правлений к поздним, что естественно для постепенно создаваемой и постепенно забываемой летописи и неестественно (или наверняка менее естественно) для произведения, написанного "од«им духом" н» основании архивных материалов. Итак, на основе количественного исследования «Чуньцю» автор определяет ее как летопись.

* * *

Следующую свою задачу автор видит в выделении частей, написанных разными авторами, учет возможностей редактуры, возможно, проведенной где-то в III веке до н. э.

Как уже указывалось, «Чуньцю» отличает исключительно объективное отражение реальных событий, сухость и фактографичность, ничтожное количество неправдоподобных деталей. На таком простом (лингвистически, композиционно и по содержанию) памятнике удобно проследить постановку и отчасти разрешение проблемы специфического для истории искажения информации.

Автор представляет искажающие факторы (как те, что обусловили неадекватность описания как на уровне «реальность – автор», так и на уровне «автор – читатель» эпохи написания летописи (1), так и тех, что добавочно исказили картину в сознании современного читателя (китайского и тем более некитайского) (2)) и благоприятные особенности памятника с возможными методами преодоления искажающих факторов в таблице:

* * *

Уловить ряд важных закономерностей развития дальневосточного общества позволяют количественные исследования распределений простейших элементов так называемых «простейших событий» (далее – п. с.), то есть сообщений о простейшем историческом событиии (п. с. сопоставимо по конструкции с «высказыванием» в логике (пример: «У воевало с Чу»)). Исходным понятием при работе с текстом памятника при выделении п. с. было элементарное событие, названное «микродействием»; каждому из них соответствует свой особый иероглиф, одно слово-слог (например, «осаждать»). При этом наблюдаются:

3) полное явление п. с.: «Ци убил вельможу»;

4) неполное явление п. с., в котором опущен субъект или объект (каков отсутствующий элемент, ясно из контекста): «воевали с Чжу» (в данном примере с Чжу воевали лусцы, и это слово опущено ввиду очевидности);

5) неявное п. с.: «голод», «дождь со снегом» и др.

Основным элементом текста, образующим п. с., но не адекватным ему, является «действие», то есть иероглиф, обозначающий, как правило, отоношение, взаимодействие («воевать», «просить помощи», «съезжаться» и др.). после снятия синонимии и группировки очень близких действий в тексте были выявлены 64 п. с. Наиболее массовых выбрано 20 (на них приходится ввиду их высокой частоты боле 90% всех упоминаний п. с.).

В результате исследования для каждого п. с. были получены:

1) его распространенность (частота встречаемости) в тот или иной период; его временные тенденции;

2) особенности поведения тех или иных государств как субъектов;

3) наличие географической специфики, отдельной у субъектов и у типов связей между ними (например, по вопросу о границах);

4) наличие временных тенденций в составе субъектов и объектов.

Из анализа выясняется, распространяется ли данное явление или исчезает, присуще оно всем государствами или части их, реализуется данное п. с. одной категорией лиц или разными, нет ли смены одних субъектов другими и т. д.

Все 64 п. с. были объединены в семь групп (внутри которых имеются подгруппы): 1) «внешняя политика» (591 упоминание); 2) «военная история» (574); 3) «быт монархов» (476); 4) «внутренняя политика»(119); 5) «экономика» (83); 6) «сакральное» (64); 7) «природные явления» (51).

* * *

В качестве примера приведем несколько выводов, сделанных автором при анализе группы «военная история» (вторая по массовости).

I. Набор терминов, описывающих военную историю, отличается резким преобладанием часто применяемых терминов над редкими, что является следствием наличия разработанной и общепринятой в то время терминологии, а также того, что эта выделенная автором группа существовала и в представлениях летописцев как самостоятельная в отличие, например, от группы п. с. «экономика», выделенная автором, но не очевидная для летописцев (как следствие, в группе «экономика» оказалось обилие редких терминов, отсутствие обобщающих понятий с высокой частотой. Автор делает вывод о достигнутой в VII – V веках до н. э. Определенной стандартизации языка описания истории.

II. Вероятность быть субъектом нападения среди рассматриваемых государств была выше, чем его объектом, так как нападающие коалиции довольно часты, что говорит об общем характере коалиционных войн – это не войны приблизительно равных коалиций, а нападения коалиций на врага-одиночку. Из пространственного и пространственно-временного анализа связей по п. с. «война» в сопоставлении с данными географии становятся видны некоторые закономерности в расположении враждующих государств. Например, наложив на таблицу географических связей между рассматриваемыми государствами указания о наличии между каждой парой государств большого или малого участка границы, можно увидеть закономерность, не очевидную без системного анализа многочисленных фактов: с соседями в среднем воевали реже, чем с отдаленными государствами; соседство не всегда располагало к войнам, что говорит о наличии устойчивых межгосударственных связей, обусловливавших выступление в поход стран, далеких от района конфликта. Также четко видно, что в основном инициаторами агрессии были периферийные государства, а оборонялось «коалиционное» ядро.

III. Практически непрерывно падает доля расплывчатой категории «люди» («человек») среди субъектов п. с. «война» и растет конкретность описания за счет групп «монарх» и «вельможа», что отражает рост подробности информации и (или) степень ее адекватности. Но рост этой более конкретной информации, отражающей эволюцию взглядов авторов памятника (стремление к конкретности), и рост межгосударственных информативных связей, отражает и изменение социальной структуры общества. А именно наряду с ростом конкретной информации соотношение двух видов конкретизации (через отнесение действия к «монарху» и «вельможе») постепенно меняется) постепенно меняется, и это уже не степень иенформированности авторов, а изменение реальной ситуации, отраженное прямо или косвенно (через преимущественный интерес к ней авторов поздних частей памятника). Речь идет о том, что вначале рост конкретизации идет за счет вытеснения «названия страны» «монархами», а далее – за счет вытеснения «названия страны» «вельможами».

IV. Исследование позволяет увидеть, что, помимо изменения состава участников войн и изменения состава руководителей войн менялся и сам характер войн. Постепенно уменьшается число войн коалиций и растет число «парных» войн. Этот процесс также отражает распад традиционных связей, ослабление традиционной структуры, воплощением которой были войны связанных между собой членов коалиций против одиночных противников, таких связий в тот момент (или вообще) не имевших. Возникает и расширяется система контактов, в том числе вооруженных, не опосредованных никакой системой межгосударственных коалиционных связей. В результате на основании анализа «павных» и «коалиционных» войн в рамке эпохи можно выделить три четко видимых периода (не только по «войнам»), прямо отражающих, как полагает автор, историческую действительность и связанных с распадом чжоуской системы связей, с исчезновением норм, которое «испугало» Конфуция. Кроме того, исследование четко показывает группу государств, предпочитавших «парные» войны, введших этот тип конфликта в общую практику – это гегемоны, в первую очередь южные.

V. Исследование показывает, что большинство войн эпохи были короткими (один сезон или год) и являлись скорее сезонными походами, а не затяжные войны, экономические условия для которых еще только возникали, судя по военной истории. «Длительных» войн мало (менее 10%), но их число постоянно растет, что соответствует общим наблюдениям об усилении роли войн в эту эпоху.

VI. Исследование показывает, что сезоны войн зависели от экономико-географических условий государств: рисоводы-южане чаще всего старались воевать зимой, после сбора осеннего урожая (34,1%), а северяне-просоводы – летом (35,4%); меньше всего северяне начинали воевать весной, а южане – весной и летом, то есть во время сева.

VII. Все основные виды коалиций («съезды», «клятвы», «военные союзы», совместные войны) имеют общие закономерности, описываемые схожими кривыми на построенных автором графиках («парабола соглашений»). Эти графики, к примеру, четко показывают место каждого государства в иерархии государств. Графы (в основном пространственные) четко показывают группы государств, их постоянных и временных союзников, отношения между группами. По форме связей в графе можно отличить «сильные», «средние» и «прочие» (по терминологии автора) государства. Анализ состава «военных союзов» ярко продемонстрировал типичный для всей истории этих веков на Дальнем Востоке упадок системы коалиций (при этом тенденция распада системы на парные отношения может быть наблюдено и надежно установлено лишь количественными методами).

VIII. Интересные результаты дал и анализ других п. с. – например, сопоставление упоминаний имен совершенно неизвестных людей только в связи с их убийством, с упоминаниями убийств известных по другим событиям людей, заставляет признать, что для автора соответствующих частей текста все эти люди были хорошо известны и упоминание их имен не нуждалось в пояснении. Подобная ситуация не могла возникнуть при написании книги одним человеком сразу за 250 лет – такие имена были бы либо опущены, либо пояснены.