Гельвеций

А.А. Гусейнов

Имя Клода Адриана Гельвеция (Claude Adrien Helvetius, 1715-1771) в наше время, возможно, не так популярно, как имена Вольтера, Дидро или Руссо, хотя он, несомненно, относится к кругу наиболее видных французских просветителей. При жизни он воспринимался во Франции как один из наиболее радикальных мыслителей и по праву считается одним из идеологов Французской революции. Именно материалист и атеист Гельвеций предложил наиболее разработанную в рамках французского Просвещения теорию морали, развернутую на фоне непримиримой критики существующих нравов, в первую очередь, аристократических и церковных.

Перу молодого Гельвеция принадлежат, помимо литературных произведений, небольшие эссе, написанные в жанре посланий - "О любви к знанию", "Об удовольствии" (1738), "О надменности и лени ума", "О ремеслах" (1740); а так же небольшие фрагменты "О суеверии", "О себялюбии", "О роскоши". В эти же годы он пишет поэму "Счастье", которая была опубликована посмертно (1772). В 1758 г. было опубликовано одно из основных произведений Гельвеция - книга "Об уме". Книга сразу вызвала бурю негодования со стороны иезуитов и янсенистов. Критика была столь угрожающей, что Гельвецию, дабы избежать суда или эмиграции, пришлось пойти на двукратное отречение, которое сыграло свою роль исключительно благодаря его связям в высшем свете. В том же году книга была запрещена Сорбонной, осуждена парижским архиепископом, Папой Римским и, наконец, приговорена Парижским парламентом к публичному сожжению. С совсем других позиций многие идеи подверглись критике со стороны большинства просветителей, в том числе Вольтера, Руссо, Дидро. Спустя некоторое время Гельвеций начал работу над другим своим трудом - "О человеке, его умственных способностях и его воспитании", который вышел в свет после смерти автора, в 1772 г. в Лондоне.

Понимание этики. Оба произведения Гельвеция пронизаны этической проблематикой. Сам Гельвеций пишет в первых строках трактата "Об уме": "Знание ума... так тесно связано со знанием сердца и страстей человеческих, что нельзя было писать о нем, не затрагивая хотя бы той части этики, которая обща людям всех наций" [1]. Однако Гельвеций особенным образом понимает этику. Он одновременно говорит об этике как науке - науке, аналогичной "всем другим наукам", т.е. естественным наукам, и об этике как сфере общественной жизни, наряду с политикой, и об этике как принципах поведения. Во французской философии того времени еще не дифференцируются специальное, философское и обычное знание о морали, а знание о морали воспринимается в единстве с практическим моральным опытом.

Несистематически Гельвеций устанавливает следующие требования к этике как исследованию нравственности. Во-первых, в этике недопустимо оторванное от жизни умозрение. Идеалом для этики должна стать "экспериментальная физика" - в том смысле, что, как и в физике, в этике следует восходить от фактов к причинам [2]. Во-вторых, моральные факты должны браться не изолированно, а в их историческом развитии - нравственность должна пониматься исторически. Последнего, по мнению Гельвеция, не хватало Монтеню - писателю, которого он высоко ценил, при том, что в изучении нравов Монтень сделал гораздо больше, чем платоники (и под платониками Гельвеций вполне мог иметь в виду Шефтсбери), которые, не желая знать фактов, доверяют только абстрактным рассуждениям [3]. В-третьих, в изучении нравственности следует опираться на ум, а не на интуицию. В-четвертых, этика должна принимать во внимание социальные и политические условия, в которых живут и действуют люди; действительное понимание нравственности невозможно без широкого исследования нравов различных народов [4].

1 Гельвеции. Об уме [Предисл.] // Гельвеции. Соч.: В 2 т. / Сост., общ. ред., вступит, ст. Х.Н. Момджяна. М., 1973. Т. 1. С. 145.

2 Там же. Гельвеции. О человеке [II, IX] // Гельвеции. Указ. соч. М., 1974. Т. 2. С. 97; Там же [II, Прим. 17]. С. 158.

3 Гельвеции. Об уме [II, XIII] // Указ. соч. С. 242-243.

4 Там же [И, XVI]. С. 262; [Ш, IV]. С. 344.

Основа морали. Частный интерес. Как говорилось, теория морали Гельвеция носит разветвленный характер. Он не ограничивается указанием на основание нравственности и установлением ее общего принципа, но старается проследить действие этих начал в различных сферах общественной жизни, у разных социальных групп или на материале нравов разных народов. Тем не менее, было бы преувеличением считать, что его моральная теория цельна и непротиворечива. Теоретически интересна естественная для Гельвеция тенденция рассматривать в единстве вопросы объяснения морали и критерия моральности. Однако в действительности Гельвеций не придает значения разности этих исследовательских задач, а это их спонтанное объединение есть результат его Невнимания к методологическим вопросам такого рода.

В молодости Гельвеций зачитывался яркими произведениями французских моралистов. Особенное влияние на него оказал Франсуа де Ларошфуко (1613-1680) своими взглядами о роли себялюбия (amour-propre) в жизни человека. Себялюбие, стремление к частной выгоде, согласно Ларошфуко, является единственным действенным источником человеческих поступков. Если что и ограничивает его, так это тщеславие - т.е. иное выражение того же себялюбия [1]. Гельвеций принимает этот взгляд на человека; правда, в отличие от Ларошфуко, Гельвеций считал, что себялюбие является источником не только порока, но и добродетели [2].

Себялюбие неоднородно. В себялюбии выражаются потребности человека и его интересы. В общем Гельвеций не различает специально эти факторы поведения, но из его высказываний можно сделать вывод о том, что человек стремится к наслаждению и выгоде и отвращается от страдания и вреда. Потребности отражают его отношение к наслаждению и страданию, интересы - к выгоде и вреду. Гельвеций утверждает, что в человеке есть "врожденное начало", особая способность - "физическая чувствительность", позволяющая ему чувствовать физические наслаждения и страдания. Поэтому первейший источник деятельности - голод, но самый могучий ее источник - любовь [3]. Физическая чувствительность, проявляющаяся именно в чувствительности к удовольствиям и страданиям, есть "единственная причина наших действий, наших мыслей, наших страстей и нашей общительности" [4]. Страх, стыд, совесть, любовь к себе и любовь к независимости, - все это следствия физической чувствительности.

1 См.: Ларошфуко Ф. де. Максимы и моральные размышления / Пер. Э. Линец-кой. // Размышления и афоризмы французских моралистов XVI-XVIII веков / Сост., вступ. ст., примеч. Н. Жирмунской. Л., 1987, в особенности афоризмы 7, 261, 264, 563, 578, 582.

2 Гельвеции. Об уме [I, IV] // Указ. соч. С. 174.

3 Гельвеции. О человеке [II, X] // Гельвеций. Соч.: В 2 т. М., 1974. Т. 2. С. 100-101. Нужно оговорить, что Гельвеций в духе своего времени говорит о "любви к женщинам", т.е. человек, которому посвящен его трактат, это мужчина (хотя в нем немало интересных замечаний и о женщинах, сделанных в порядке дополнений); а любовью он называет сексуальное влечение.

4 Гельвеций. О человеке [II, VII]. С. 86.

Желание удовольствия, удобства и пользы влечет человека к созданию сообществ. Импульс, толкающий человека к общению и сотрудничеству с другими людьми, Гельвеций называет уже частным интересом. И хотя выше были приведены его слова о том, что физическая чувствительность порождает в человеке общительность, - общительность есть результат действия физической чувствительности в особой ее форме - форме частного интереса. Частный интерес - непосредственный мотив образования сообществ и заключения договоров [2].

Частный интерес это подлинный властитель в мире людей. Он лежит в основе всех человеческих решений и деяний. Он сродни закону природы: "Если физический мир подчинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону интереса" [3]. Следуя своему частному интересу, человек стремится как к личной выгоде, так и к благу другого человека [4]. Исходя из своего интереса, человек определяет, в чем состоит добро, честность, справедливость и добродетель. Так же и доброжелательность к другим людям есть результат себялюбия, и они тем более доброжелательны, чем более полезными для себя считают тех, по отношению к кому доброжелательность выражается. В этом смысле люди ни добры, ни злы от рождения; они адекватны тем отношениям, которые их соединяют с другими людьми.

Эти положения Гельвеций высказывает в прямой и довольно резкой полемике [5] с Шефтсбери, считавшим, что человек от природы не только себялюбив, но и доброжелателен. И эта полемика вполне доказывает, что рассуждения Гельвеция о роли физической чувствительности и частного интереса прямо относятся к морали.

2 Гельвеции. Об уме [III, IV]. С. 343. Вместе с тем, в "О человеке" Гельвеций говорит, что "всякий интерес сводится в нас к поискам удовольствий" ([II, XVI]. С. 125), что еще раз свидетельствует о том, что Гельвеций не проводил строго разделения между физической чувствительностью и частным интересом.

3 Гельвеции. О человеке [II, II]. С. 186.

4 Эта идея впоследствии будет повторена Н.Г. Чернышевским в философском романе-утопии "Что делать?": разумный эгоист помогает нуждающемуся и страждущему, следуя себялюбию: вид чужого страдания лично неприятен разумному эгоисту.

5 Гельвеции. О человеке [V, 3] // Указ. соч. С. 263.

Но у самого Гельвеция отнесенность этих положений к теории морали оказывается под вопросом из-за привнесения в рассуждение существенно новой идеи - общественного, или общего интереса.

Критерий нравственности. Общий интерес. Наряду с неоднократными замечаниями относительно того, что нравственные представления относительны и обусловлены частными интересами людей, Гельвеций развивает мысль, что все-таки есть иное мерило добра и зла, чем частный интерес, и это мерило - общий интерес. Сначала Гельвеций указывает на то, что в отдельном сообществе [1] нравственные оценки утверждаются в соответствии с тем, что полезно и вредно для данного сообщества. Но здесь еще не происходит существенного сдвига в нравственном рассуждении: интерес сообщества - это тот же частный интерес. Более того, частный интерес отдельных сообществ ' хуже личного интереса, поскольку им отрицается как общественный интерес, так и личный интерес. Поэтому, прояснив содержание частного интереса отдельных сообществ [2], Гельвеций все-таки указывает: "во всяком отдельном сообществе личный интерес есть единственный критерий достоинства вещей и личностей" [3]. Вопреки давлению окружения личность должна отстаивать свое достоинство.

И здесь Гельвеций начинает говорить на несколько другом языке. В его рассуждениях появляются понятия "благородное тщеславие", "высокие идеи", "истинная добродетель", "подлинная цель нравственности". Люди обычно понимают добродетель сообразно своей выгоде, но истинная добродетель во все времена и во всех странах заключается в "поступках, полезных обществу и сообразных с общим интересом" [4]. За разным пониманием добродетели можно проследить и различные личностные типы: большинство признают лишь то, что сообразно их себялюбию, но есть и такие люди, которые "одушевлены высокими идеями и открыты новым истинам, и они во всем к ним стремятся" [5]. Для таких людей и в этом более возвышенном ценностном контексте и добро, и честность, и справедливость, и добродетель уже определяются в соответствии с тем, отражается ли в них общий интерес.

1 Под отдельным сообществом Гельвеций понимает главным образом семью и родственный клан. Но судя по тому, что, говоря об отдельном сообществе, он упоминает также и "большой свет", речь в широком смысле идет о любых образованиях внутри общества, - тема довольно распространенная в общественной мысли Нового времени, начиная с Гоббса.

2 Гельвеции. Об уме [II, V-VII] // Указ. соч.

3 Там же [II, VII]. С. 214.

4 Гельвеции. О человеке [II, XVII] // Указ. соч. С. 132.

5 Там же [IV, IV]. С. 188-189.

В связи с приведенными рассуждениями Гельвеция возникает естественный вопрос о природе общего интереса. Если в основе частного интереса лежит в конечном счете физическая чувствительность, то что лежит в основе общего интереса? Согласно Гельвецию, общий интерес представляет собой "совокупность частных интересов" [1]. Такое понимание общего интереса как будто вытекает из социально-договорной концепции общества: люди взаимоупорядочивают свои частные интересы, вступая в соглашения. Но в то же время Гельвеций пишет, что соглашения заключаются на основе общего интереса, и это значит, что общий интерес существует самостоятельно. Если признать возможной аналогию между индивидуальным и общественным организмом, то можно сказать, что общий интерес - это то, что отвечает потребностям общественного организма, общества как целого.

Учение о добродетели. С этих позиций Гельвеций формулирует свое учение о добродетели. В этом учении следует выделить три положения. Во-первых, добродетель может рассматриваться как выражение частного интереса, но только в том случае, если частный интерес совпадает с общественным интересом. Иными словами, речь идет о добродетели как добродетели людей, соединенных в общества, которые управляются законами. Такая добродетель заключается в жертве частным интересом во имя общественного [2]. Во-вторых, добродетель выражается в знании и выполнении взаимных обязательств, т.е. добродетель всегда обнаруживается в обществе, а до возникновения общества у людей и нет понятий о добре и зле [3]. В-третьих, добродетель заключается в "стремлении к всеобщему счастью", и если рассматривать добродетель с императивной точки зрения, то ее смысл будет заключаться в том, чтобы предложить людям средства для достижения этой цели [4].

1 Гельвеции. Об уме [III, IV // Указ. соч. С. 344.

2 Гельвеции. О человеке [VII, Прим. 9]. С. 372; [V,V]. С. 272.

3 Там же [II, Прим. 12]. С. 157.

4 Гельвеции. Об уме [II, XIII] // Указ. соч. С. 243.

Очевидно, что принимая во внимание сказанное, никак нельзя характеризовать этику Гельвеция как этику эгоизма.

Роль законов и воспитания. Общее счастье должно стать, по Гельвецию, важнейшей целью для законодателя. Законодательная политика в руках мудрого правительства должна строиться таким образом, чтобы люди направлялись к действиям, посредством которых они одновременно удовлетворяли бы свой частный интерес и осуществляли добродетель.

Но необходимо изменение общественного мнения о добродетели. Высший свет лицемерно усматривает добродетель в целомудрии и пристойности нравов, усматривая наибольший порок в стремлении к чувственным удовольствиям. Солидаризируясь с Мандевилем, Гельвеций требует признать, что роскошь, а не "строгость нравов, несовместимая с любовью к роскоши", полезна для Франции. Благо национального процветания Франции от торговли и поощрения роскоши "совершенно несоизмеримо с чрезвычайно малым вредом, причиняемым любовью к женщинам" [1]. А для того, чтобы менялись нравы и добродетель, необходимо изменение законов, ибо в них скрыты действительные пороки народа.

Раз все люди стремятся к счастью, необходимо, по Гельвецию, сделать так, чтобы их личная выгода соединялась с общей. Помимо изменения законов важно правильно построить систему воспитания. Более половины книги "О человеке" посвящено проблемам воспитания, в том числе в полемике с Руссо. Воспитание, считал Гельвеций, является определяющим фактором в формировании индивида, - что стало предметом решительной критики со сторорны Д. Дидро [2]. Воспитание правильно, если формирует такое представление о личном счастье, которое было бы в сознании человека тесно связано с счастьем его сограждан, - так, чтобы любовь к ближнему в каждом человеке была бы результатом его любви к себе [3].

1 Гельвеций. Об уме [II, XV]. С. 260-261.

2 Дидро Д. Последовательное опровержение книги Гельвеция "О человеке" // Дидро Д. Соч в 2 т. Т. 2. М., 1991.

3 Гельвеции. О человеке [V, III] // Указ. соч. С. 265.

Необходимость мудрых законов и правильного воспитания свидетельствует, считал Гельвеций, о том, что люди изначально не добры (как и не злы) и что, стало быть, Руссо заблуждался в своем понимании природы человека.

Обобщая сказанное, следует указать на следующие характеристики этики Гельвеция: во-первых, говоря об эгоистическом и нравственно-общественном человеке, Гельвеций по существу развивает одну из морально-философских традиций в новоевропейской философии, согласно которой нравственность является продуктом общества, точнее же, творением самих людей. Во-вторых, поскольку нравственность может быть и должна быть предметом воспитательного и, в особенности, законодательно-политического воздействия и без соответствующей социально-правовой организации невозможно добиться от человека добродетели, постольку Гельвеций приходит к социологическому пониманию нравственности, в котором не остается места для свободы личности и автономии человеческoго духа. Но в нем не было места и Богу. Именно в этике Гельвеция было доведено до конца постепенное освобождение морали от религии, начатое П. Бейлем. В-третьих, поскольку природное себялюбие человека должно быть трансформировано посредством воспитания в благородное себялюбие, а эгоизм следует подвергнуть просвещению, - высшим проявлением индивидуальной нравственности оказывается, по Гельвецию, разумный эгоизм. Наконец, в-четвертых, выдвигая принцип общего счастья, Гельвеций на уровне нормативно-этической программы приходит к формулировкам, ставшим впоследствии основополагающими в утилитаризме. Последнее позволяет рассматривать Гельвеция в качестве прямого предшественника этики утилитаризма - И. Бентама и Дж. Милля, а на русской почве - Н.Г. Чернышевского.