Молодежь: духовное воспроизводство в условиях риска

В.И. Чупров, Институт социально-политических исследований РАН

Характер социальных проблем молодёжи непосредственно связан с особенностями её роли и места в общественном воспроизводстве. В нынешних условиях становление субъектности молодого поколения в этом процессе определяется переходом российского общества к состоянию, характеризующемуся в современной социологии и социальной практике как общество риска. Оно возникает на основе распадающегося индустриального общества, постепенно вытесняя его, структурируясь вокруг производства рисков, доминирующих во всех его сферах и не поддающихся контролю со стороны общественных институтов[1].

Сегодня в любом обществе люди постоянно подвергаются определенным рискам. Хотя в благополучном, процветающем обществе могут доминировать одни риски, а в нестабильном, кризисном – другие, избавиться от нарастающих угроз не удается никому. Последствия стихийных бедствий, экологических катастроф, бесконтрольного применения современной техники и технологий, экономических спадов и политических кризисов, террористических актов и ошибочных решений в управлении не обходят стороной ни мужчин, ни женщин, ни богатых, ни бедных. Молодежь, в силу своего особого положения, подвергается рискам даже в большей степени, чем другие социальные группы. Молодые рискуют остаться без образования, не найти работы, не создать семьи, не выдержать конкуренции в бизнесе и остаться не у дел.

В переходных обществах, таких как российское, под влиянием риска существенные изменения претерпевает процесс общественного воспроизводства в целом. Старые механизмы в нем утрачивают свою эффективность, тогда как новые еще не сформировались. Затяжной характер нестабильности, углубление противоречий и неопределенность конечной цели сужают воспроизводственный потенциал молодежи, ограничивая его преемственностью старого отживающего опыта. Таким образом, молодое поколение способствует воспроизводству и эскалации риска.

Вместе с тем, потребность в расширенном воспроизводстве в условиях социальной неопределенности становится объективной предпосылкой возникновения инновационного типа риска. Наряду с опасностями, в нем содержится и источник развития. Учитывая особую роль молодежи как субъекта общественного воспроизводства, риск можно считать одним из сущностных свойств этой социально-демографической группы. Риск – это всегда шанс выиграть, но и опасность проиграть. Молодым людям больше присуще стремление к новому, неизведанному, и они меньше рефлексируют по поводу возможных последствий, а потому смелее идут на риск. Неслучайно доминанта риска в моделях поведения молодежи становится сегодня их общей характеристикой. Процесс их становления протекает в условиях, присущих обществам риска.

Под обществом риска понимается специфический способ организации социальных связей, взаимодействий и отношений людей в условиях неопределенности, когда воспроизводство жизненных средств (условий жизни), духовных и физических сил человека приобретает не социально направленный, а преимущественно случайный, вероятностный характер, вытесняясь производством самого риска[1;c.146]. В индивидуально-личностном плане риск – процесс ситуационный. Для каждого человека проявления риска возникают, развиваются и угасают в конкретных жизненных ситуациях. В обществе риска стихийные факторы или процессы, над которыми человек теряет власть, выстраиваются в тех или иных условиях в некоторую последовательность, воспринимаемую в обыденной жизни как ситуация неопределенности. Стремление человека овладеть ситуацией, сделать ее более определенной, сопряжено с новыми рисками.

Как же проявляется риск в сфере духовной жизни молодежи? Рассмотрим некоторые тенденции духовного воспроизводства в условиях риска[2].

Риск в сфере образования. Образование было и остается важнейшим фактором духовного воспроизводства. Образовательный статус молодежи является значимым критерием ее социального развития. Эмпирически он измеряется на основе показателей уровня образования и субъективного отношения к нему. Последнее десятилетие отмечено противоречивыми тенденциями в изменении образовательного статуса молодежи. Рост уровня образования наблюдается по всем его видам, кроме среднего специального. Однако при этом отмечается стагнация большинства его качественных показателей, среди которых и уровень знаний, и личностные характеристики учащихся, и возможности их самореализации в данной сфере.

В структуре потребностей образование прочно удерживается на втором месте, а в абсолютном выражении средневзвешенный коэффициент, характеризующий потребность в образовании, заметно вырос, по сравнению с 1999 годом, с 4,5 до 4,65. По остальным показателям образовательного статуса – потребности и ценности образования и знаний, интерес к учебе, возможности продолжения учебы – изменения носили скорее отрицательный характер, а по некоторым из них фиксируется незначительная стагнация.

Так, снизились значения ценностей знания (с 42% до 41%), терминальных ценностей образования (с 65,3% до 58,6%), одновременно повысились значения инструментальных ценностей образования (с 35,7% до 41,4%), сократилось число желающих продолжать учебу по всем видам обучения (с 18,8% до 15,8%), кроме ВУЗов и техникумов. Одновременно остается высоким стремление к высшему образованию, особенно вечернему. При этом молодые люди стали ниже оценивать собственные возможности при поступлении в учебные заведения (К в 1999 = 4,54, К в 2002 = 4,47).

Подобное снижение значений показателей субъективного аспекта образовательного статуса сопряжено с отсутствием определенности в этой сфере, вызванным недостатками ее реформирования. Не видя четких целей затянувшихся реформ, молодые люди часто лишаются надежных ориентиров в выборе собственных стратегий в образовании, что и становится фактором риска снижения когнитивного потенциала нового поколения.

Между тем, тенденции развития наглядно прослеживаются в анализе межгенерационной мобильности молодежи в сфере образования (табл. 1). По сравнению с 1999 годом отмечены положительные тенденции в воспроизводстве молодежью старше 18 лет образовательного статуса родителей. Ограничение возраста вызвано стремлением к более строгому выделению групп по уровню образования. К 18 годам образовательный статус молодых людей приобретает большую определенность. Они уже успевают окончить среднюю школу, завершают учебу в ПТУ и техникумах, многие поступают в вузы.

Таблица 1

Межгенерационная мобильность образовательного статуса,

1999 – 2002 гг.

(в % по группам)

В 2002 году достигли образовательного статуса отца, имеющего полное среднее образование, - 17,6% молодых людей, имеющего среднее специальное образование – 53,1% и высшее – 47,8% молодых людей. Причем, в простом воспроизводстве высшего образования за истекший период наблюдается рост на 5,7%. Однако в расширенном воспроизводстве образовательного статуса имеются негативные тенденции. Повысили образовательный статус отца, имеющего полное среднее образование, 25,1% молодежи (на 3,1% больше, чем в 1999 г.) и имеющего среднее специальное образование – 37,8% (на 4,3% меньше, чем в 1999 г.). Это указывает на противоречия, существующие в данной сфере образования.

Из табл. 1 также следует, что воспроизводство молодежью высшего образования не носит преимущественно наследственного характера. Хотя, по сравнению с 1999 г., отмечается, пусть незначительное, но сужение социальной базы воспроизводства интеллигенции с высшим образованием.

Вместе с тем, в целом положительная тенденция воспроизводства образовательного статуса продолжает входить в противоречие с недостаточным финансированием этой сферы. В стремлении к выживанию учебные заведения прямо или косвенно вынуждены расширять коммерческие формы образования и систему платных услуг. В результате расширяются слои молодежи, для которых недоступно не только высшее и среднее специальное образование, но и неполное среднее образование. Растет отсев учащихся из средней школы.

Хотя за истекший период доступность платных форм образования, по оценкам респондентов, несколько возросла, для многих молодых людей оно остается за пределами возможностей. Полностью доступно платное образование для 12,7% молодежи. Для 42,4% молодых людей оно сопряжено с необходимостью отказывать себе во всем и для 44,8% оно не доступно вовсе.

Таким образом, кризис, переживаемый институтом образования, выразился в ряде противоречий: в деградации системы среднего специального образования; в тенденции девальвации когнитивных ценностей образования и знаний; в снижении интереса к учебе; в сужении возможностей поступления в учебные заведения. Как следует из анализа, выявленные противоречия имеют институциональные корни и лежат в основе риска социального исключения отдельных групп молодежи посредством их отторжения от сферы образования как основного ресурса развития.

Риск в гражданских идентификациях. Осознание себя, своего места в государстве, идентификация с ним играют важную роль в социальном развитии молодежи. Социально-экономические трансформации в стране не могут не затрагивать эту составляющую духовной сферы молодых людей (табл. 2).

Как видно из табл. 2, распределение идентификационных оснований гражданства за период после 1999 г. практически не изменилось, что говорит об устойчивости социальных идентификаций в молодежной среде. Современная российская молодёжь рассматривает гражданство, прежде всего, с точки зрения формальной принадлежности к нему, своего рода членства. Вместе с тем, чувства гражданской ответственности (долг, обязанность) и гордости, национального достоинства гражданина своей страны занимают высокие (вторую и третью) позиции в структуре её идентификаций.

Таблица 2

Идентификации молодёжи в сфере гражданских отношений,

1999-2002 гг.

В меньшей степени молодые люди отождествляют понятия «гражданство» с конституционными правами, с патриотизмом, с чувством безопасности и защищённости, завершающими ранговый ряд идентификаций. В этом со всей очевидностью проявилось отношение молодежи и к Конституции, провозглашающей ее права, но не обеспечивающей их реализацию, и к государству, не способному защитить своих молодых граждан. А отсюда и утрата патриотических чувств. Гордились своей страной 39,3% в 1999 г. и 33,2% в 2002 г. Не видят оснований для гордости в ее нынешнем положении – 54% молодых людей, не могут гордиться страной, в которой не уважают собственный народ – 48,8%, не вызывает чувство гордости страна, которая ничего не сделала лично для меня – 25,2%.

Вместе с тем, нельзя не отметить некоторые позитивные сдвиги в гражданских идентификациях разных категорий молодежи, за исключением нигилистически настроенного студенчества. Видимо, они возникли как отражение внимания к данной проблеме со стороны высшего политического руководства, наметившегося с конца 90-х годов. Как свидетельствуют результаты сравнительного анализа, патриотическая риторика как часть политического управления страной получила резонанс в сознании молодых россиян и оказала позитивное влияние на укрепление их гражданской позиции, особенно среди младших возрастных групп молодежи. Так, доля школьников с неопределенными гражданскими идентификациями сократилась с 1999 по 2002 в два раза.

Тем не менее, анализ показывает, что источник разрушения чувства гордости за свою страну в сознании молодежи содержится в характере ее взаимодействия с обществом. Его конкретным выражением становится то пренебрежение к нуждам и интересам народа, которое является знаком отличия исторически сложившейся системы управления в российском государстве.

В структуре гражданского самосознания молодёжи сосуществуют идентичности, соответствующие традиционным представлениям и современные. Наиболее рельефно эта тенденция прослеживается в ответах на вопрос: «Что означает для Вас быть гражданином России?» (табл. 3).

Таблица 3

Идентификации со своей страной, 1999-2002 гг. (в % по группам)

Как следует из табл. 3, первые два места занимают типично современные идентификации (страна, где живёт респондент и малая родина). С любовью к Родине и готовностью её защищать, а также с причастностью к её истории, расположенными в таблице, соответственно, на третьей, четвёртой и пятой позициях связаны традиционные идентификации.

Важным показателем гражданского самосознания и устойчивости гражданских идентификаций является правосознание. Доля молодежи, относящей себя к законопослушным гражданам, несколько выросла (с 48,4% до 50%). Вместе с тем, каждый второй молодой человек допускает для себя возможность компромисса с Законом. Каждый третий (34,6%) признается, что вынужден совершать поступки на грани нарушения Закона. При этом 65,1% объясняют это особенностями социальной системы, провоцирующей человека на делинквентные действия. Иными словами, правосознание значительной части молодежи деформировано под влиянием правовой неопределенности в обществе.

Итак, в воспроизводстве гражданского самосознания сохраняется общая направленность формирования идентичностей современного общества, хотя темпы этого процесса в истекший период несколько замедлились. Одновременно ещё достаточно сильны и традиционные идентификации российской молодёжи, обусловливающие своеобразие её духовного мира и самобытности социокультурного типа российского общества. Возникающие в этой связи противоречия вызваны состоянием ценностно-нормативной неопределенности в стране, имеют социокультурные корни.

Риск в политической жизни молодежи. Направленность социальных идентификаций молодежи находит отражение в политических ориентациях молодых людей и ее участии в политической жизни общества. Нынешнее поколение молодежи не отличается высокой политической активностью. Многократно обманутая разными политическими режимами, молодежь не верит в возможность собственного общественно-политического влияния и поэтому не стремится к активному участию в политической жизни.

Политический нигилизм как отличительная черта современной молодежи стал закономерным следствием неопределенности общественно-политической ситуации в глазах молодежи, отчуждения и делигитимации политической власти (табл. 4).

Таблица 4

Отношение к политике, 1999-2002 гг.

Данные табл. 4 свидетельствуют о деформации формирования молодежи как субъекта политической жизни. Данный вывод конкретизируется в результате анализа доверия со стороны молодежи действующим в стране институтам власти и общественным структурам (табл. 5).

За период с 1999 по 2002 год нигилизм в отношении к властным и общественным структурам сохранился. Молодежь по-прежнему больше не доверяет, чем доверяет большинству из них. Вместе с тем, имеют место положительные тенденции, свидетельствующие о некотором улучшении политической ситуации в стране и о признаках развития молодежи в этой сфере. Позитивные изменения содержатся в возросшем уровне доверия в среднем с 18,9% в 1999 г. до 28,2% в 2002 г. и сокращении уровня недоверия соответственно с 57,7% до 46,4%.

Таблица 5

Отношение молодёжи к институтам власти, к государственным и общественным структурам, 1999–2002 г.г. (в % к опрошенным)

*В 1999 г. оценивалось доверие к Б.Н.Ельцину, а в 2002 г. - доверие к В.В.Путину.

Особенно заметны эти подвижки в отношении к Президенту РФ и институту церкви. Абсолютное недоверие Б.Н. Ельцину в 1999 г. сменилось доверием каждого второго (57,2%) молодого россиянина В.В. Путину. Доверие церкви возросло в 1,3 раза. На сегодня это - два института, по отношению к которым уровень доверия молодежи значительно превышает уровень критицизма. Заметно возросло доверие молодежи Правительству и Государственной Думе, хотя уровень недоверия к этим институтам все еще выше. Медленными темпами растет доверие правоохранительным органам, хотя пока оно не превысит порог недоверия, говорить о правовом государстве в России не приходится. Оставляя высоким уровень недоверия политическим партиям, профсоюзам и СМИ, молодежь выражает свою неудовлетворенность тем, насколько эти структуры отражают ее интересы. И, наконец, единственным институтом, по отношению к которому положительное сальдо доверия - недоверия сменилось отрицательным, оказалась армия. Причины и последствия этой негативной тенденции требуют самого серьезного анализа, но, по-видимому, в изменении отношения к данному социальному институту со стороны молодежи отразились не только объективные процессы деградации армии, но и цинично-провокационная позиция СМИ.

Проявлением политического нигилизма молодежи является и крайне низкий уровень ее участия в деятельности политических организаций. С этой точки зрения, сегодня она - наименее интегрированная часть общества. Партийная принадлежность в структуре её идентификаций занимает одно из последних мест. Менее 1% молодых людей состоят в какой-либо политической партии, движении и 1,3% входят хотя бы в одну молодёжную организацию. Участвуют в деятельности органов самоуправления чуть более 10% молодых людей преимущественно на уровне первичных учебных и трудовых коллективов. Причем каждый второй мотивирует свое неучастие отсутствием смысла, либо самих органов самоуправления.

Как показывает дальнейший анализ, политический нигилизм современного молодого поколения менее всего связан с инфантилизмом, а, напротив, обусловлен осознанным нежеланием большинства молодежи участвовать в политических играх, не приносящих реальной пользы людям. Как уже отмечалось, молодые россияне достаточно адекватно оценивают сущность властных структур, оставленных в наследство от предшествующего политического режима, и не видит реальной возможности что-либо изменить. Поэтому некоторый рост доверия государственным и общественным органам, не превысивший уровня недоверия, скорее отражает надежду на улучшение политической ситуации в стране.

О достаточной политической зрелости большинства молодежи можно судить и по направленности ее политических ориентаций (табл. 6).

Несмотря на то, что политические предпочтения молодежи представляют собой довольно пёструю картину, сравнение с 1999 годом обнаруживает следующие тенденции их изменения. Во-первых, молодёжь остаётся твёрдой сторонницей укрепления власти в стране, что стабилизирует ее ориентации на власть сильной личности и усиление роли государства на основе традиционно-демократических принципов в противовес радикально-демократическим идеям. Во-вторых, в русле такой модели развития следует рассматривать перемещение сторонников идеи централизации управления в стране, т.е. сильного центра на 4-ю позицию, утрату лидирующих позиций приверженцами парламентаризма и понижение на одну ступеньку идеологии укрепления самостоятельности регионов как скрытой угрозы сепаратизма. В-третьих, изменение политических ориентаций молодежи отражает наличие существенных противоречий в ее политическом сознании и противоборство различных политических интересов. Об этом свидетельствуют одновременное повышение позиций сторонников «закрытого» общества, с одной стороны, и либерально настроенной молодежи (сторонников свободного предпринимательства, индивидуализма, принципа «каждый за себя»), с другой. В-четвертых, на периферии сознания оказались разного рода радикальные идеи, как правого, так и левого спектра.

Таблица 6

Социально-политические ориентации молодежи, 1999-2002 гг. (средневзвешенные коэффициенты по семибалльной шкале)

Таким образом, на фоне очевидных тенденций развития молодежи по этим показателям остается высоким уровень политического нигилизма и, соответственно, риск воспроизводства равнодушия и социальной пассивности в ее среде, что отражает сохраняющиеся противоречия молодежи с институтами власти.

Все многообразие противоречий, возникающих в процессе развития молодежи и усиливающих риск в ее среде, в конечном итоге, сводится к трем основным группам. Во-первых, противоречиям, связанным с неравенством социального статуса молодежи и перспектив ее социальной мобильности, как в межпоколенческом, так и внутрипоколенческом аспектах; во-вторых, противоречиям, обусловленным характером взаимодействия молодежи с социальными институтами как главными источниками неопределенности и риска в современном российском обществе; в-третьих, противоречиям, вызванным социокультурными особенностями молодежи, формирующейся на стыке разных эпох – традиционной и современной и интериоризировавшей ценностно-нормативную неопределенность. Отмеченные противоречия являются, с одной стороны, детерминантами целого ряда ситуаций риска в социальном развитии молодежи, с другой, выступают в качестве оснований конфликтов между отдельными индивидами или группами молодежи.

Список литературы

Зубок Ю.А. Проблема риска в социологии молодежи. – М., 2003.

[1] Более подробный анализ см.: Россия в поисках стратегии: общество и власть. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1999 году/ Под ред. Г.В. Осипова (рук.), В.К. Левашова, В.В. Локосова, В.В.М., 2000; ОсиповСоциальная цена неолиберального реформирования. - М., 2001; Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильямс К. Молодежь в обществе риска. - М., 2001; Локосов В.В. Трансформация российского общества (социологические аспекты). - М., 2002.

[2] Анализ базируется на материалах Всероссийского социологического мониторинга «Социальное развитие молодежи» (1990-2002 гг.), проведенного Центром социологии молодежи ИСПИ РАН под руководством д. соц. н., проф. В.И. Чупрова в 12 регионах РФ. Выборка молодежи в возрасте 15 – 29 лет составила в 1990 г. – 10412 чел.; в 1994 г. – 2612 чел.; в 1997 г. – 2500 чел.; в 1999 г. – 2004 чел.; в 2002 г. – 2012 чел.