Проблемы правосудия глазами психологов, социологов и философов XX века

Проблемы правосудия глазами психологов, социологов и философов XX века

Зигмунд Фрейд: бессознательные основания криминального поведения

Зигмунд Фрейд (1856-1939) начинал свою профессиональную карьеру как врач. Окончив медицинский факультет Венского университета, он занялся клинической практикой в качестве психолога и психиатра. Много сил и времени Фрейд отдавал исследовательской работе и научному творчеству. Почти вся его жизнь прошла в Вене и лишь в 1938 г, он был вынужден из-за нацистских преследований эмигрировать в Англию. Являясь, по общему признанию, одним из самых блестящих умов в науке XX в., Фрейд совершил дерзкий прорыв в сферу таких проблем, которые традиционно считались запретными для гуманитарных наук. Его главный влад в науку о человеке состоял в открытии области «глубинной психологии», которая уходит своими корнями в биологические первоосновы человеческого существа.

Фрейд сделал главным предметом своих исследований подсознание. Если представить психическую жизнь данности как театральную сцену, на которой разыгрывается драма, то Фрейд разделил ее на два яруса: на верхнем действует сознание, на нижнем — бессознательное. Каждый психологический сюжет разворачивается синхронно в двух вариантах — верхнем и нижнем. Но главное, по мнению Фрейда, происходит внизу, на уровне подсознания, поскольку это уровень причинных, детерминационных механизмов, предопределяющих основные события индивидуальной жизни человека.

Бессознательное представляет собой стихию инстинктивных, сексуальных и агрессивно-оборонительных импульсов, влечений, ощущений, идущих из глубин психики и обеспечивающих жизнедеятельность человеческого организма. На уровне создания из этих импульсов способны рождаться определенные структуры - об разы, слова, мысли.

Фрейд утверждает, что сексуальные потребности присуши человеку уже в раннем детстве. Поначалу они не имеют внешних объектов и направляются ребенком на себя. Эту возрастную стадию Фрейд именует фазой «нарциссизма».

Вторая фаза развития сексуальности предполагает что влечения ребенка устремляются на родителей. При этом у мальчика влечение к матери сопровождается агрессивными чувствами к отцу, в котором он видит соперника. Фрейд называет это психологическое состояние «комплексом Эдипа». У девочек аналогичный комплекс получил в работах последователей Фрейда название «комплекса Электры».

Согласно концепции Фрейда эти комплексы присутствуют в подсознании каждого человека, так или иначе влияя на его, судьбу.

Фрейд выдвигает любопытную гипотезу исторического происхождения «комплекса Эдипа». Она гласит, что некогда в далеком прошлом в варварской орде правил своенравный и жестокий отец. Притесняемые им сыновья однажды сговорились и убили отца. После убийства они вместе с радостью освобождения от тирании испытали чувства вины и раскаяния. Их радовало, что женщины, ранее принадлежавшие отцу, теперь будут принадлежать им. Но то обстоятельство, что убитый являлся их отцом, вызвало раскаяние, названное «комплексом Эдипа». Боязнь самим повторить впоследствии судьбу отца, а также чувство вины заставили сыновей ввести запреты-табу на убийство родственников и кровосмесительные связи с ними.

Архаическая психика, прежде целостная, непротиворечивая в своей первобытности, теперь оказалась в состоянии внутреннего конфликта. С одной стороны, в человеке жили агрессивные и кровосмесительные побуждения; с другой — он должен был подчиняться введенным моральным и правовым запретам. Подсознание («Оно») толкало его на преступления. Но вновь образовавшаяся психическая структура, названная Фрейдом «Сверх-Я» и являвшая собой первоначальную форму совести, удерживала от опасных шагов.

Фрейд подробно анализирует противоречивые отношения между «Я» и «Око». «Я» выступает в роли контролера, присматривающего за деятельностью «Оно». У маленького ребенка с его только еще начавшим развиваться сознанием подсознание почти неконтролируемо и все его проявления находятся как бы на поверхности. Последующие социализация, воспитание, образование, приобретение навыков культурного, цивилизованного, законопослушного поведения напоминают процесс надстраивания над «подвалом» подсознания все новых «этажей» социальности и духовности. В результате этого подсознание оказывается загнанным вглубь психики, где оно продолжает жить своей тайной, мощной жизнью, подобно лаве под пятой горы вулкана. И как лава время от времени вырывается на поверхность через жерло вулкана, так и бессознательное может прорываться через заграждения культуры, морали, права. Оно способно заявлять о себе в безобидных формах сновидений, оговорок, острот. Но оно может обретать опасные для общества формы немотивированной агрессивности, толкать на преступления.

В работе «Достоевский и отцеубийство» (1928) Фрейд обращается непосредственно к криминальной проблематике. В ней он утверждает, что далеко не случайно три великих шедевра мировой литературы — «Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира (здесь сын убивает отчима) и «Братья Карамазовы» сосредоточились именно на теме отцеубийства. Фрейд объясняет это тем, что отцеубийство - самый древний вид преступления, оставивший глубокие следы в психике последующих поколений.

По мысли Фрейда, «Эдипов комплекс» присущ не только всем братьям Карамазовым, но и самому автору романа. Когда отец Достоевского, будучи злым человеком, вызывавшим страх у сына, был убит крестьянами то у будущего писателя возник чрезвычайно сложней комплекс переживаний, складывающийся из нескольких взаимоисключающих друг друга чувств. Прежде всего это было естественное сыновнее чувство горя от понесенной утраты. Но к нему, по мнению Фрейда, примешалось чувство освобождения от тирании отца, называемое глубинным, бессознательным «Эдиповым комплексом». И наконец, здесь же возникло ощущение собственной вины за предыдущее чувство, появилась мысль о себе как о грешнике, тайно желавшем недопустимого.

Роман «Братья Карамазовы» явился для Достоевского своеобразным продолжением этих сложных переживаний. Согласно концепции Фрейда все братья Карамазовы виновны в убийстве отца, ибо в каждом из них жил архаический «Эдипов комплекс». Все они, как в древней орде, обнаружили свою причастность к преступлению: кто явно, а кто - в помыслах. Для Дмитрия это мотивы сексуального соперничества с отцом, позволявшие ему вынашивать в себе готовность к отцеубийству. Для Ивана это идеологические мотивы вседозволенности и интеллектуального превосходства высших над низшими. Смердяков — реальный отцеубийца, наиболее простая из всех фигур. И даже Алеша, несмотря на все его положительные качества, тоже оказался вплетен в эту темную историю с архаической криминальной подоплекой. Он поневоле явился одним из винтиков механизма, приведшего в действие всю машину отцеубийства.

Рациональный смысл теоретической позиции Фрейда состоял в данном случае в том, что исследователь вскрыл новый, дополнительный пласт криминальной мотивации в коллизии, составляющей содержательное ядро романа Достоевского. Он обратил внимание на то, что кроме очевидных мотивов преступления существовали глубинные, неосознаваемые. Это усложнило объяснительную схему мотивации преступления братьев Карамазовых сделало ее более аутентичной.

Если морально-правовые нормы и культурные привычкине позволяют бессознательным влечениям человека реализоваться во внешних действиях, то у людей могут возникать разнообразные психические аномалии и неврозы.

Подавленные, нереализованные сексуальные влечения способны порождать состояние фрустрации, т.е. агрессивность, ненависть индивида к обществу как диктаторскому началу, не позволяющему реализоваться естественным человеческим импульсам. В этом случае невротик способен стать преступником.

И все же конфликт между сознанием и подсознанием не ведет с фатальной неизбежностью к неврозам и преступлениям. Цивилизация за свою многовековую историю выработала ряд эффективных средств, позволяющих безболезненно разрешать противоречия между бессознательными импульсами психики и социокультурными запретами. Это прежде всего путь трансформации инстинктивной сексуальной энергии в культуротворческую деятельность - сублимация. По мнению Фрейда, множество великих творений культуры просто не появилось бы на свет, если бы при этом не сыграла свою роль сублимированная сексуальность их создателей.

Конфликт между «Я» и «Оно» чреват тремя основными выходами. В первом случае, когда инстинктивные влечения безапелляционно подавляются социальной средой и культурными нормами, человек становится невротиком. Во втором случае, когда неуправляемые агрессивные и сексуальные импульсы прорываются сквозь морально-правовые запреты, человек становится преступником. И наконец, когда инстинкты сублимируются в духовные свойства поэта, художника, музыканта, это способствует раскрытию талантов творческой личности.

Фрейд обосновал теорию и методику применения разработанного им дополнительного средства по разрешению конфликтов между «Я» и «Оно» — психоанализ.

Ученый исходил из того, что человеку свойственно страдать от необходимости подавления своих отдельных естественных влечений. Диктатура социальных норм, как и всякая диктатура, тяжела и во многих случаях оборачивается различными психотравмами. Задача психоанализа - безболезненно разрешать конфликты между «хочу» и «нельзя».

Психоанализ — это особый вид психотерапии, складывающийся из серии бесед между врачом и больным. Каждая беседа состоит приблизительно из десяти тысяч слов, раскрывающих различные стороны внутренней жизни человека. Врач помогает больному определить причину возникшей психотравмы, вспомнить ключевое для невроза событие, восстановить в сознании обстоятельства, которые вели к душевному потрясению, сделать тайное явным. При этом гипноз совершенно не используется, а вся методика опирается на игру свободных ассоциаций.

Научность психоанализа состоит в установлении истинных причинных связей, в обнаружении вытесненного в подсознание значимого события, а с ним — и скрытых неосознаваемых установок. В итоге резко ослабевает болезненность воздействия травмирующего события на психику, происходит освобождение от угнетающего аффекта.

Теория Фрейда имеет важное значение для анализа психологических предпосылок преступления. Она доказывает, что почти всегда, кроме рациональных, осознаваемых мотивов преступления, существуют еще и глубинные, бессознательные установки, которые могут быть, хотя и скрытым, но ведущим генератором криминально- го поведения. Без их учета невозможно воссоздать аутентичную психологическую картину преступления.

Согласно Фрейду:

а) содержание мотивации может значительно отличаться от истинных побудительных причин преступления;

б) преступление может быть детерминировано бессознательными психическими установками, не доведенными до сознания преступника;

в) преступник в принципе способен осознать суть смысл собственных бессознательных установок, толкнувших его на преступление.

Йохан Хейзинга: игровая концепция правосудия

Йохан Хейзинга (1872-1945) — нидерландский культуролог с мировым именем. Большую часть жизни был профессором Гронингенского и Лейденского университетов. Широкую известность ему принесла книга «Homoludens» («Человек играющий»), в которой игра выводится в качестве важнейшей культурообразующей формы человеческой деятельности, пронизывающей все бытие людей. Особое внимание ученый уделил исследованию роли игрового начала в правосудии.

Только поверхностный взгляд не в состоянии увидеть, что судопроизводству присущ характер игрового состязания. Еще древние греки считали судебный спор между истцом и ответчиком разновидностью агона, где стороны, соревнуясь в красноречии и искусстве аргументации, взывали к третейскому судье. При этом нередко атональная идея выигрыша, победы над противником заслоняла морально-правовой аспект дела.

Хейзинга показывает, что во многих древних культурах судопроизводство подчинялось троякому принципу-классификации:

1) суд как состязание;

2) суд как азартная игра, обещающая либо выигрыш, либо проигрыш;

3) суд как словесный поединок.

При этом везде был важен момент удачи, шанса, счастливой случайности, фортуны.

Исследователь обнаруживает глубокую архаическую основу у представлений об агонально-игровых первоистоках правосознания. В средние века и Новое время эти представления сохраняются в практике рыцарских поединков и дуэлей, заменявших судебные разбирательства как таковые. Общественное мнение длительное время признавало целесообразность и законность этих форм разрешения возникавших конфликтов. Если дуэль как ритуальная игровая форма велась без нарушений правил, то ее исход приравнивался к справедливому судебному решению и не мог повлечь за собой кровную месть со стороны родственников убитого.

Хейзинга утверждает, что агональная природа древнего правосудия привела с появлением философии к возникновению агональных картин мироздания. По его мнению греческие философы перенесли принцип борьбы, состязания из области права на мировой процесс, с тем чтобы осмыслить его в терминах правосудия. Так появились античные концепции Космоса - порядка, справедливости и возмездия-кары. Из юридического понятия вины родился термин для выражения естественной причинности.

Как бы то ни было, но эти старинные представления оказались чрезвычайно жизнестойкими. Их элементы продолжают присутствовать в современных концепциях права, в том числе международного, где политическая состязательность государств постепенно обретает зрелые правовые основания. Принципы дипломатического взаимодействия, взаимные обязательства соблюдать договоренности, официально объявлять о прекращении ранее заключенных соглашений напоминают правила игры. Именно правила такого рода и объединяют государства в международное сообщество, создают упорядоченный мир цивилизации. И стоит лишь отдельным государствам перестать участвовать в этих дипломатических «играх» с их строгими правилами международного права и выдвинуть в качестве единственной нормы межгосударственных отношений интересы своей общности, будь то народ, государство, партия, как вместе с формальными рудиментами игрового поведения тут же исчезнут цивилизованные формы поведения и общество вновь погрузится в архаическое состояние тотального насилия и дикости. Иными словами, без игрового элемента невозможны ни культура, ни цивилизация, ни правопорядок в отношениях внутри государства и между государствами.

Хосе Ортега-и-Гассет: философия юной и стареющей государственности

Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) - испанский философ, социолог, культуролог, родился в интеллигентной семье. Его отец был писателем и журналистом. Ортега получил философское образование в университетах Испании и Германии, издавал литературные и общественно-политические журналы, преподавал в Мадридском университете. Наибольшую известность получило его социально-философское исследование «Восстание масс» (1929).

Ортега выдвинул концепцию исторически иррационального происхождения государства из источника, именуемого им человеческой витальностью, или жизнепорождающей энергией. Для него история выступает подчиненной двум главным витальным ритмам — возрастному и половому. Начиная с глубокой древности, первобытные племена всегда делились внутри себя на три возрастные группы — молодых людей, зрелых мужчин и женщин, стариков и старух. Ортега называет их «возрастными классами». Среди них всегда доминировал «класс юношей» как наиболее энергичный и напористый.

Юноши, тяготея к объединениям по половозрастному признаку в молодежные «клубы», часто создавали из последних тайные общества, требовавшие усиленных физических тренировок и железной дисциплины. Они же ввели обычай похищения женщин из других племен, а из этих похищений родилась война как «подручное средство любви».

Великий процесс создания государства был начат не священнослужителем и не торговцем, а жаждущим любви и готовым сражаться за нее юным спортсменом-воином. Где бы ни шло формирование государственных организмов, везде у их истоков обнаруживается «клуб» танцующих и сражающихся юношей. Именно они ввели Дисциплину, закон, авторитарную организацию, экзогамию (обычай избегать браков между мужчинами и женщинами одного рода) и войну.

Ортегу интересовали не только ранние, но и поздние, в том числе современные, формы государственности. В книге «Восстание масс» он размышляет о тех опасностях, которые несут с собой тенденции переразвития государственного начала в общественной жизни европейских народов.

Наука и техника, находящиеся в распоряжении современного государства, сообщают ему невиданное преждемогущество. К настоящему времени государственная машина научилась работать почти безотказно. Эффективно используя все имеющиеся в ее распоряжении средства, она охватила своими щупальцами все общественноетело. Его рычаги и шестерни способны перемолоть что угодно и кого угодно. Оно являет собой самый значительный результат развития мировой цивилизации.

Государство стремится вмешиваться во все виды общественной жизни и деятельности. Этими вмешательствами оно живет, питается и движется вперед. Но эта тенденция в случае своего дальнейшего усиления неизбежно приведет к самым печальным результатам, поскольку государство своими грубыми проникновениями будет давить и глушить все непосредственные, свежие, творческие порывы, будет уничтожать всякую возможность произрастания новых, перспективных идей. В итоге все это приведет к тому, что общество будет жить для государства, а человек - для государственной машины. Но этим историческая драма еще не завершится. Когда государство высосет все соки из общества и граждан, то оно начнет постепенно чахнуть, чтобы в конце концов бесславно умереть, оставив после себя разваленную экономику, разгул преступности и обессиленное правосудие.

Альбер Камю: экзистенциальная философия преступления

Альбер Камю (1913-1960) родился в Алжире, бывшем в начале XX в. французской колонией. Изучал философию в университете, работал радиожурналистом, был актером и режиссером самодеятельного театра, участвовал в движении французского Сопротивления. В 1957 г. стал лауреатом Нобелевской премии. Погиб в автомобильной катастрофе. Автор художественных произведений - повестей «Чума», «Посторонний», «Падение», пьесы «Калигула». Эссе «Миф о Сифизе» и трактат «Бунтующий человек» поставили его в один ряд с крупнейшими европейскими философами-экзистенциалистами.

Одна из центральных проблем, занимавших Камю как художника и философа, - это проблема сущности преступного сознания. Его интересовали особенности мышления, психики и морали человека, способного на преступление. Такого человека он называет личностью, предрасположенной к бунту.

Бунтующий человек - это тот, кто способен сказать «нет» реальности, ставшей для него невыносимой. Преисполненный энергией и жаждой деятельности, руководствующийся сознанием своей правоты, он «взламывает бытие» и вырывается за его пределы, идя либо на самоубийство, либо на преступление.

XX в. заставляет по-новому взглянуть на старую, как мир, проблему преступления. Лучше всего это сделать, по мнению Камю, сквозь призму категории абсурда. Абсурд в его понимании — это состояние, когда ни в чем не просматривается высший смысл, когда все перемешалось и нет разницы между «за» и «против», добром и злом, подвигом и преступлением и поэтому все дозволено. Абсурд — это когда стирается грань между милосердием и убийством, а убийцу невозможно ни оправдать, ни осудить. Ситуация абсурда делает убийство этически индифферентным актом человеческой деятельности. Не случайно к XX в. накопилось так много доказательств, оправдывающих убийства и свидетельствующих о возросшем безразличии к ценности человеческой жизни.

Издавна люди практикуют разные виды убийств - от человекоубийства и цареубийства до богоубийств. Таковы революционные человекоубийства — бунты рабов и простолюдинов, руководствовавшихся древним принципом талиона. Наряду с ними существовали нигилистические убийства, где убийцы жаждали утоления своей гордыни, абсолютной свободы, беря на себя право уничтожить то, что и так уже обречено на смерть.

В качестве одного из основных типов исторического убийства Камю рассматривает цареубийство. Традиционно считалось, что через царей и королей государствами правит Бог. Но европейские буржуазные революции питались теориями, отвергавшими принципы божественного права короля на верховную власть. Так, Сен-Жюст на судебном процессе над королем доказывал, что особа короля не является неприкосновенной, что божественное право — это легализация королевского произвола, монархия преступна, а король — узурпатор.

Революционные заблуждения такого рода объясняются, по мысли Камю, в первую очередь нежеланием считаться с тем пределом, что положен человеческой природе. Еще более чудовищным пренебрежением в адрес этого предела характеризуются богоубийства.

Новое время ознаменовалось чередой постоянных нападок человеческого разума на церковь, религию и Бога, а заодно и на моральные заповеди, данные свыше. Стремясь избавиться от Бога, человек в итоге остался один на один со своим своеволием. Встав на стезю метафизического бунта, бросив вызов миродержцу, высшему судье, он уподобился рабу, возжелавшему низложить и казнить господина. Но итог этого восстания оказался неожиданным и страшным: опустевшее мироздание обессмыслилось и сама человеческая жизнь утратила высший смысл. Безмерная гордыня обернулась ощущением абсурдности и никчемности бытия. Истоки жизни начали быстро иссякать, разномасштабные злодейства — от мелких преступлений до мировых войн — стали обыденностью. Появилось множество людей с опустошенными душами, для которых все равно, оправдать ли виновного, казнить ли невинного. Именно таким Камю изображает героя своей повести «Посторонний» Мерсо.

Многие годы Мерсо жил механической жизнью ритмично функционировавшего полуавтомата. Живя как в полусне, он был уверен, что все люди - такие же, как и он сам. Он не верил в Бога и никакой потребности в вере не испытывал. С тем же равнодушием и безразличием он убивает человека. В тюрьме Мерсо довольно быстро приспосабливается к новой для него обстановке и приходит к выводу, что смог бы жить где угодно, даже в стволе высохшего дерева. Работникам судопроизводства пришлось приложить немало усилий, чтобы он осознал свою виновность. Мерсо постоянно про себя повторял: «Яплохо понимал, что происходило». Слепота его души, пустота его внутреннего мира проявились в итоге в том, что когда прокурор потребовал смертной казни, Мерсо лишь страшно удивился. В камере перед смертью он говорит себе: «...Я в первый раз открыл свою душу ласковому равнодушию мира. Я постиг, как он подобен мне, братски подобен, понял, что я был счастлив и все еще могу назвать себя счастливым. Для полного завершения моей судьбы, для того, чтобы я почувствовал себя менее одиноким, мне остается пожелать только одного: пусть в день моей казни соберется много зрителей и пусть они встретят меня криками ненависти».

Литература

1. Лоренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человечества. - М.: Республика, - 1998.

2. Хаксли О. Вечная философия. - М., 1997.

3. Лукач Д.К. Онтология общественного бытия. – М., 2001

4. Бачинин В.А., Чефранов В.А. История философии права. – М., 1998