Критика Ж.-Ж. Руссо западноевропейской цивилизации

КУРСОВАЯ РАБОТА

«Критика Ж.-Ж. Руссо западноевропейской цивилизации»

Введение

В настоящее время понятие «культура» означает исторически определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях.

Оценивать достижения культуры необходимо на основе знания исторических условий ее создания и развития, представления об основных эпохах в истории человечества и их хронологической последовательности, знания имен крупнейших представителей различных школ и направлений.

Одной из наиболее значимых и актуальных во многих вопросах по сегодняшний день является культура эпохи Просвещения. Условно исторические рамки эпохи Просвещения могут быть ограничены 1689–1789 годами.

Первая – дата из английской истории. В 1688 г. совершилась, по выражению западных историков, «славная революция» в Англии. Французская революция, начавшаяся в 1789 году, воспринималась современниками как воплощение просветительских идей Свободы, Равенства, Братства, ставших ее лозунгами.

Просвещение оставило неизгладимый след в науке, литературе, искусстве, политике (просвещенный абсолютизм), но главным образом в истории общественно-политической мысли и общественного движения.

Деятели Просвещения боролись за установление «царства разума», прежде всего обеспечиваемого развитием науки. Основой такого царства разума должно быть «естественное равенство», а отсюда – политическая свобода и гражданское равенство. Просветителями были материалисты и идеалисты, сторонники рационализма (признававшие разум основой познания и поведения людей), сенсуализма (считавшие таковой ощущением), божественного проведения (уповавшие на волю Бога). Как течение общественной мысли Просвещение представляло собой некое единство. Заключалось оно в особом умонастроении, интеллектуальных склонностях. Это, прежде всего, цели и идеалы Просвещения, такие, как свобода, благосостояние и счастье людей, мир, ненасилие, а также знаменитое вольнодумство, критическое отношение к авторитетам всякого рода, неприятие догм. Уверенность в мощи человеческого разума, в его безграничных возможностях, в прогрессе науки, создающем условия для экономического и социального благоденствия, – вот пафос эпохи Просвещения. Просветители происходили из разных классов и сословий: аристократии, дворян, духовенства, служащих, торгово-промышленных кругов. Разнообразны были и условия, в которых они жили. Наиболее емкую характеристику эпохи Просвещения дал Ф. Энгельс в своем предисловии к книге «Анти-Дюринг»:

«Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближающейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов, какого бы то ни было рода, они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй – все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего. Это было время, когда мир, по выражению Гегеля, был поставлен на голову. Сначала в том смысле, что человеческая голова и те положения, которые она открыла посредством своего мышления, выступили с требованиями, чтобы их признали основой всех человеческих действий и общественных отношений, а затем в том, более широком, смысле, что действительность, противоречащая этим положениям, была фактически перевернута сверху донизу.

Все прежние формы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразумными и отброшены как старый хлам; мир до сих пор руководствовался предрассудками и все прошлое достойно сожаления и презрения. Теперь впервые взошло солнце, и отныне суеверие, несправедливость, привилегии и угнетения должны уступить место вечной истине, вечной справедливости, равенству, вытекающему из самой природы, и неотъемлемым правам человека». [1]

В каждой стране просветительское движение носило отпечаток национальной самобытности. Французское Просвещение представлено Ф. Вольтером (1694–1778), Жан-Жаком Руссо (1712–1778), Дени Дидро (1713–1784), Шарлем Монтескье (1689–1755), Полем Анри Гольбахом (1723–1789) и другими. Во Франции уделом просветителей было своего рода «отщепенчество», порождавшее в их среде политический радикализм и мессианские настроения, оппозицию существующему строю. Порой их протест принимал форму атеизма, иногда он проявлялся в идеализации прошлого, например, республиканского строя античных государств.

Большинство просветителей волновали вопросы социального переустройства общества, политической власти, экономических отношений, материального и социального неравенства. Затрагивали они и вопросы эстетики, много и обстоятельно рассуждали о природе прекрасного и закономерностях развития искусства. Никто из просветителей также не прошел мимо проблемы общественного прогресса, соотношения природы и общества. Круг этих вопросов обсуждается в работах практически каждого представителя просвещенческой мысли. Однако в трудах некоторых из них он дополняется размышлениями о соотношении культуры и натуры, о противоречиях развития человеческой цивилизации, об особенностях взаимодействия различных культурных миров. Среди тех, кто затрагивал этот пласт проблем, прежде всего, следует назвать Жана–Жака Руссо (1712–1778), маркиза Виктора Рикети де Мирабо (1715–1789)и генерала-суперинтенданта Иоганна Готфрида Гердера (1744–1803). В их трудах содержится практически весь тот комплекс идей, опираясь на который строят свои теоретические конструкции не только мыслители XIX в., но и XX века. С именем Руссо связан целый этап в развитии просветительского движения Франции – радикальный пересмотр некоторых его фундаментальных целей и идеалов.

1.Жизненный путь Руссо (1712–1778)

Жан-Жак Руссо (1712–1778) вошел в историю как крупнейший представитель французского Просвещения. Его по праву считают одним из главных идеологов Великой французской буржуазной революции, духовным отцом деятелей Конвента 1793 г., талантливым педагогом, создавшим просвещенческую теорию воспитания, моралистом, крупным писателем, драматургом, правоведом.

Обосновав принцип естественного равенства людей и создав концепцию «общественного договора», Руссо вместе с английскими философами Томасом Гоббсом (1588–1679) и Джоном Локком (1632–1704) заложил теоретические основы буржуазной демократии, восторжествовавшей на протяжении последующих двух столетий в большинстве стран мира. Нет сомнения в том, что без работ Руссо не могли бы появиться ни знаменитая «Декларация прав человека и гражданина» первая в истории человечества конституция, ни «Билль о правах», ставший основой конституции Соединенных Штатов Америки, ни «Русская правда» Пестеля, которую декабристы рассматривали и качестве основного закона для будущей республиканской России.

Жан-Жак Руссо (Jean-Jacques Rousseau) родился 28 июня 1712 года в Женеве, в семье часовщика. Мать его, Сюзанна Бернар, происходила из состоятельной буржуазной семьи, была одаренной и жизнерадостной женщиной. Умерла через девять дней после появления на свет сына. Отец, Жан-Жака Руссо, Исаак Руссо, с трудом перебивавшийся своим ремеслом отличался непостоянным, раздражительным характером. Однажды он затеял ссору с французским капитаном Готье и ранил его шпагой. Суд приговорил Исаака Руссо к трем месяцам тюрьмы, штрафу и церковному покаянию. Не желая подчиняться решению суда, он бежал в Нион, ближайшее к Женеве местечко, оставив десятилетнего сына на попечение брата своей покойной жены.

Жан-Жак с самых ранних лет был окружен добрыми и любящими его тетками, Госерю и Ламберсье, которые с исключительным усердием холили и воспитывали мальчика.

Жан-Жак рано начал самостоятельную жизнь, полную невзгод и лишений. Он перепробовал самые различные профессии: был писцом у нотариуса, учился у гравера, служил лакеем. Затем стал на путь бездомных скитаний. Шестнадцатилетний Руссо, бродя по восточной Франции, Швейцарии, Савойе встретился тогда с католическим священником Понверром и под его влиянием отказался от кальвинизма – религии своих отцов и дедов.

По рекомендации Понверра Жан-Жак познакомился с 28-летней швейцарской дворянкой Луизой де Варанс, которая занималась, между прочим, вербовкой молодых людей в католичество. Статный, одаренный от природы, Жан-Жак произвел на госпожу де Варанс благоприятное впечатление и вскоре был отправлен в Турин, в приют для новообращенных, где был наставлен и принят в лоно католической церкви (в более зрелом возрасте Руссо вернулся к кальвинизму). Спустя четыре месяца Руссо оставил Турин и с двадцатью франками в кармане пошел искать работу. Он нашел место лакея в аристократическом доме. Позже в этом доме он работал домашним секретарем. Здесь ему давали уроки латинского языка, научили безукоризненно говорить по-итальянски. И все же Руссо не задержался надолго у своих благосклонных господ. Его по-прежнему тянуло к странствиям, а вместе с тем он не переставал мечтать о новой встрече с госпожой Варанс. И эта встреча вскоре состоялась. Госпожа Варанс простила Руссо безрассудные юношеские скитания и приняла его в свой дом, который надолго стал его пристанищем. Здесь между Руссо и г-жой Варанс установились близкие, сердечные отношения. Де Варанс сняла в горной долине, среди чудесной зелени и виноградников дачу «Les Charmettes». «В этом волшебном уголке, – вспоминал Руссо в своей «Исповеди», – я провел два или три лучших летних месяца, стараясь определить свои умственные интересы. Я наслаждался радостями жизни, цену которым так хорошо знал, обществом, столь же непринужденным, как и приятным, и теми прекрасными знаниями, к приобретению которых я стремился». В 1740 году взаимоотношения между Руссо и де Варанс резко ухудшились и он вынужден был покинуть свое многолетнее пристанище. Осенью 1741 года Руссо переехал в Париж. В течение двух лет Руссо перебивался перепиской нот, уроками музыки, мелким литературным трудом. Пребывание в Париже расширило его связи и знакомства в литературном мире, открыло возможности для духовного общения с передовыми людьми Франции: Дидро, Мариво, Фонтенелем, Гриммом, Гольбахом, Д'Аламбером и другими.

В 1743 году через посредство госпожи де Брольи Руссо получил должность секретаря французского посланника в Венеции. Около года он добросовестно выполнял свои обязанности. В свободное от занятий время знакомился с итальянской музыкой и собирал материал для книги о государственном управлении. Но высокомерное и грубое обращение посланника графа де Монтэгю вынудило Руссо оставить дипломатическую службу и вернуться в Париж.

В Париже Руссо сошелся с молодой белошвейкой Терезой Левассёр, которая, по его словам, обладала простым и добрым нравом. Руссо прожил с ней 34 года, до конца своих дней. Он пытался развить ее, обучить грамоте, но все усилия его в этом направлении оставались бесплодными. У Руссо было пятеро детей, но он поместил их в Парижский сиротский дом, чтобы иметь меньше хлопот.

Связь с Терезой многие биографы и историки философии считали для Руссо большим несчастьем, но в «Исповеди» он утверждал, что Тереза была для него единственным действительным утешением: «Я нашел восполненье, в котором нуждался… Я жил с Терезой так же хорошо, как жил бы с величайшим гением мира». Кстати сказать, эта многолетняя связь не мешала Руссо встречаться с другими женщинами, что, конечно, огорчало Терезу.

В период с 1750 по 1762 год со всей полнотой раскрылся талант Руссо. Он написал две диссертации – Рассуждение о науках и искусствах» (1750), «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства среди людей» (1754), роман «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), политический трактат «Об общественном договоре» (1762), педагогический роман «Эмиль, или О воспитании» (1762), сделавшими его имя не только знаменитым, но и бессмертным. Литературные успехи, однако, не приносили Руссо ни обеспеченности, ни душевного покоя. Его яростно травили и преследовали французские, швейцарские, нидерландские клерикалы и королевские чиновники. После выхода в свет романа «Эмиль, или О воспитании» и политического трактата «Об общественном договоре» парижский парламент стал метать громы и молнии против автора «зловредных» произведений. Королевский суд приговорил «Эмиля», а затем и «Общественный договор» к сожжению и издал постановление об аресте Руссо. Спасаясь от преследования, Руссо ночью бежал в Швейцарию. Но преследования ожидали его и здесь, в Женеве. 19 июня 1762 года малый совет Женевской республики принял постановление о произведениях Жан-Жака Руссо «Эмиль» и «Общественный договор»:»… разорвать их и сжечь… перед ратушей, как сочинения дерзкие, постыдно-скандальные, нечестивые, направленные к разрушению христианской религии и всех правительств». Руссо не оставалось ничего другого, как искать покровительства и защиты в других странах. Он обратился с письмом к Фридриху II, прося его разрешения поселиться в Невшателе – небольшом княжестве Нейнбургском, находящимся под властью прусского короля. Фридрих II приказал губернатору пойти навстречу французскому изгнаннику.

В Невшателе Руссо прожил более двух лет. В этом уединении Руссо писал сравнительно немного. Но и то немногое, что было написано в ответ на преследования и происки женевских властей («Письма с горы», «Письма к архиепископу Христофору де Бомон» и др.) вызвало открытое возмущение невшательского духовенства и массовый протест в протестантском мире. Ища пристанища, Руссо в сопровождении Терезы отправился в город Страсбург. Однако и тут он не мог оставаться долго. Тогда Руссо уговорили поехать в Англию, куда пригласил его английский философ Давид Юм (1711–1776). Но даже здесь, в уединении работая над своей «Исповедью», Руссо не находил покоя. Ему казалось, что и Юм, вслед за его бывшими французскими друзьями, отвернулся от него. К таким бывшим друзьям Руссо относил французского философа Вольтера (1694–1778), который действительно не раз с ожесточением выражал своё нерасположение к Руссо. Вольтер не мог простить ему ни «Писем с горы», ни критики поэмы «О разрушении Лиссабона», ни взволнованного письма, в котором Руссо порицал Вольтера за вызванное им «отчуждение» к Руссо со стороны женевских граждан. Письма, получаемые Руссо из Швейцарии, тоже поддерживали в нем представление, что его всюду окружают враги и недоброжелатели. Все это породило у Руссо тяжелый недуг.

В течение ряда лет Руссо страдал манией преследования и подозрительностью. Принимая Давида Юма за неискреннего друга, за послушное орудие в руках врагов, Руссо в мае 1767 года внезапно оставил английское убежище. Очутившись снова на французской земле, Руссо и тут не мог дышать свободно. Он вынужден был скрываться под именем гражданина Рену. Как ни старались друзья Руссо создать для него спокойные и безопасные условия, он не мог найти полного покоя. По временам и сам Руссо правильно оценивал действительные причины своих душевных волнений. «Мне не ясно, что больше нуждается в лечении, мое тело или мой дух», – писал он в одном из писем того периода.

Летом 1768 года Руссо оставил Терезу в замке Триэ, где они жили, и отправился в путешествие по старым, хорошо знакомым местам. В Шамбери он посетил могилу де Варанс. И здесь, у могилы вспомнил все неповторимое, прекрасное, что нашел в ее дружбе и благосклонности. Не желая покидать милые сердцу места, он поселился в маленьком городке Бургоэне. Вскоре приехала сюда и Тереза. Здесь ожидал ее приятный сюрприз: Руссо решил закрепить свои сердечные отношения с Терезой торжественной свадебной церемонией. С той поры он называл ее госпожой Рену. Через год супруги переселились в соседнее местечко Монкен. Руссо снова приступил к работе над второй половиной «Исповеди» и, доведя ее до 1765 года, стал упорно думать о возвращении в Париж. «Исповедь», над которой Руссо работал в течение пяти лет, так и осталась неоконченной.

Пребывая в бездне паранойи, убежденный, что все бывшие друзья замышляют против него, по меньше мере, чтобы погубить его репутацию, а то и убить его вообще, Руссо написал свою «Исповедь», чтобы убедить мир, что он – некий новый святой: святой отшельник, святой благородный дикарь, честный человек.

«Я публично и бесстрашно заявляю» – говорит он в конце своей «Исповеди», – «что любой, если даже он не читал моих трудов, любой, изучивший мою природу, мой характер, мою мораль, мои пристрастия, мои удовольствия и мои привычки своими собственными глазами и все равно полагающий меня нечестным человеком, должен быть удушен».[2]

«Исповедь» Руссо, эту поразительную декларацию, следует читать в совокупности с желанием Руссо «удушить» любого, кто не прослушает его историю с полным одобрением.

Робеспьер в письме к создателю этого произведения писал: «Твоя удивительная «Исповедь», эта откровенная и смелая эманация самой чистой души будет рассматриваться потомками не столько как произведение искусства, сколько чудо добродетели».[3]

Желание вернуться в столицу настолько овладело им, что, пренебрегая опасностью быть схваченным, он переехал в Париж и поселился на улице Плятриер (ныне улица Ж.-Ж. Руссо). Это был 1770 год, когда французское правительство в связи с бракосочетанием дофина с Марией-Антуанеттой стало воздерживаться от политических репрессий. Руссо мог свободно появляться на улицах, посещать друзей и знакомых. В последние годы жизни Руссо не вынашивал широких творческих планов. Он занимался главным образом самоанализом. Весьма характерны в этом отношении наряду с «Исповедью» очерк «Руссо судит Жан-Жака» (диалоги) и его последнее произведение «Прогулки одинокого мечтателя». О последних годах жизни Руссо немецкая писательница Хенриетта Роланд Гольст ван дер Схалк (1869–1952) писала: «Жизнь его была распределена точно и равномерно. Утренними часами он пользовался для переписки нот и сушки, сортировки и наклеивания растений. Он делал это очень аккуратно и с величайшей тщательностью: приготовленные таким образом листы он вставлял в рамки и дарил своим знакомым. После обеда он отправлялся в какое-нибудь кафе, где читал газеты и играл в шахматы, или делал небольшие прогулки в окрестностях Парижа».[4]

В мае 1778 года маркиз де Жирарден предоставил в распоряжение Руссо особняк в Эрменонвиле, вблизи Парижа. В Эрменонвиле его сумел разыскать невзрачный на вид юноша, в потрепанном платье, с умными выразительными глазами, излучавшими глубокое благоговение. Это был Максимилиан Робеспьер. 2 июля 1778 года, вернувшись с прогулки, Руссо почувствовал острую боль в сердце и прилег отдохнуть, но вскоре тяжело застонал и упал на пол. Прибежавшая Тереза помогла ему подняться, но он снова упал и, не приходя в сознание, скончался.

Умер Руссо в нищете и одиночестве, забытый теми, кого он любил и перед кем преклонялся, но не забытый его идейными противниками. После свержения монархии во Франции якобинцы перенесли его прах в Пантеон, однако в первый же месяц Реставрации останки Руссо вместе с останками Вольтера, с которым он полемизировал всю свою сознательную жизнь, были изъяты из Пантеона. И только в годы Второй республики они были возвращены на прежнее место, где прах Руссо покоится и сегодня среди останков величайших людей Франции. Позже на его родине, в Швейцарии, жители Женевы воздвигли на Бильском озере памятник своему соотечественнику.

2. Критика Руссо западноевропейской цивилизации

Впечатлительный, мягкий и добрый по природе, Жан-Жак еще в годы своего детства много читал. Часто он подолгу задерживался за французскими романами, за чтением сочинений философов. В годы своей юности и уже будучи зрелым Руссо продолжал много читать, основательно погружался в философские и научные труды Декарта (1596–1650), Локка (1632–1704), Лейбница (1646–1716), Ньютона (1643–1727), Монтеня (1533–1592), занимался физикой, химией, астрономией, латинским языком, брал уроки музыки. Он достиг серьезных результатов в изучении философии, естествознания, педагогики и других наук. Осенью 1741 года, когда Руссо переехал в Париж, он серьезно рассчитывал на успех своего изобретения – новой нотной системы. Но, к сожалению, изобретенная им нотная запись в цифрах, представленная в Парижскую академию наук, не встретила одобрения. «Руссо достаточно известен как музыкант, – писал Ромен Роллан – Все знают, что он автор оперы «Галантные музы», что он сочинил одну комическую оперу «Деревенский колдун», сборник романсов «Утешение в невзгодах моей жизни», мелодраму «Пигмалион», первый опыт нового жанра, вызвавшего восхищение Моцарта и примененного на практике Бетховеном, Вебером, Шуманом, Бизе, «оперы без певцов», мелодрамы. Не придавая особого значения этим милым, но посредственным сочинениям, следует все же признать, что Руссо является бесспорным новатором в области музыки». [5]

В период с 1750 по 1762 год Руссо внёс свежую струю в идейное новаторство и литературно-художественное творчество своего времени. Толчком к началу литературного творчества Руссо послужило сообщение в газете «Французский Меркурий» о том, что Дижонская Академия объявила конкурс на сочинение, участники которого должны были ответить на вопрос: «Содействовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?»

Отвечая на этот вопрос, Руссо написал свое первое знаменитое произведение «Рассуждение о науках и искусствах» (1750). Другое произведение Руссо – «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства среди людей» (1754) так же возникла как ответ на вопрос, поставленный Дижонской Академией. Эти работы не только сделали имя Руссо знаменитым, но сразу обнаружили отличия его идейной позиции от других просветителей. В этих диссертациях, и в особенности в политическом трактате «Об общественном договоре» (1762) Руссо смело высказывался против абсолютизма и вопреки идеологии старого порядка развил демократическую теорию общественного договора.

Руссо писал статьи по актуальным политическим, экономическим, музыкальным и другим вопросам для «Энциклопедии», редактируемой Д'Аламбером и Дидро. Наиболее теплые дружеские отношения завязались у него с Дидро. Блестящий философ, так же как Руссо, увлекался музыкой, литературой, страстно стремился к свободе. Обе эти сложные натуры в течение пятнадцати лет, так или иначе, сохраняли довольно тесные дружеские отношения. Но в конце 60-х годов на почве идейных и личных разногласий между Руссо и Дидро возник конфликт, приведший их к разрыву. Интересна история его разногласий с энциклопедистом Фридрихом – Мельхиором Гриммом. Противоречие между жизненными позициями Гримма и Руссо наиболее четко сформулировал Пушкин:

«Руссо (замечу мимоходом)

Не мог понять, как важный Гримм

Смел чистить ногти перед ним,

Красноречивым сумасбродом.

Защитник вольности и прав

В сем случае совсем неправ.

Быть можно дельным человеком

И думать о красе ногтей» [6]

С точки зрения ХVIII века эти две модели поведения, светская и буржуазная, несовместимы, тогда как Гримм, немецкий парижанин, старательно объединял обе ипостаси. Он стремился быть светским человеком, едва ли не щеголем, завсегдатаем литературных и философских салонов и, одновременно, подчеркивал свою буржуазную добропорядочность и основательность. Смысл обвинений, которые Руссо бросает в «Исповеди» своему бывшему другу, заключается в том, что раз Гримм старательно следит за своей внешностью, чистит ногти и белится, то, значит, он лицедей в жизни и лицемер.

Жан-Жак рассказывает, как Гримм, притворяясь, едва не умер от любовной болезни, дабы вернее пользоваться успехом у женщин, как он изображал скорбь по смерти графа де Фриза, дабы скорее найти нового покровителя, представ образцом преданности.

Действительно, Гримм и после шестидесяти лет в изрядном количестве изводил помаду и пудру, которые ему ежемесячно поставлял перчаточник и парфюмер Дюлак. Но спор идет не о внешнем виде Гримма, а о центральном положении светской культуры, неприемлемом для Руссо: благовоспитанный человек должен не «быть», а «казаться». Именно так и поступает Гримм, старательно играющий все предложенные обществом роли. Он таков, каким хочет его видеть собеседник. И потому он был изящен и остроумен в переписке с аббатом Галиани, льстив и чувствителен в письмах к Екатерине I, умен и парадоксален в «Литературной корреспонденции», особенно когда речь идет о творениях Руссо. Кaк писал Дидро, восторгавшийся своим другом, Гримм столь же умело обращался с человеческим материалом, как скульптор Фальконе – с бронзой, он равно нравился всем.

За умение перевоплощаться Дидро называл Гримма гермафродитом, и тот соглашался с подобным определением. «Мой гермафродитизм меня погубит», – писал он своему другу графу Н.П. Румянцеву. При этом он весьма точно чувствовал грань, переходить которую невыгодно или опасно. Гримм представал как друг и сподвижник энциклопедистов, как член «партии философов», которая во многом определяла европейское общественное мнение. Дьедонне Тьебо вспоминает в мемуарах, как в Берлине Гримм учил графа Нессельроде оценивать произведения сочинителей по их принадлежности к своему или к враждебному клану. При этом он стремился использовать все выгоды положения без недостатков. Именно своего противника Руссо он представляет как «красноречивого сумасброда» и «блюстителя вольности», иными словами, как безумца, опасного своим красноречием, ибо его свободолюбивые идеи совращают умы и подрывают общественные устои.

На разрыв Руссо с Дидро, Гриммом и кругом энциклопедистов повлияли как идейные причины, так и личные: обидчивость и мнительность Руссо, соперничество и ревность (покровительница Руссо, госпожа д'Эпине, стала любовницей и спутницей Гримма до конца своих дней).[7]

Руссо создано множество литературных, философских и эстетических трудов. Но из всего его богатого идейного наследия для культурологов представляют интерес три работы: уже упоминавшийся трактат, получивший премию Дижонской Академии; «Письмо к д'Аламберу о зрелищах» и «Опыт о происхождении языков, а также о мелодии и музыке». Именно в них Жан-Жак Руссо демонстрирует примеры применения культурологического подхода, выступая в роли критика западноевропейской цивилизации, хорошо видящего всю противоречивость движения человеческого общества по пути прогресса. Значение этих работ для теоретической культурологии трудно переоценить, достаточно сказать, что на них опирались такие выдающиеся представителями философской мысли, как Кант, Гегель, Шиллер, братья Шлегели, Шпенглер, Ортега-и-Гассет и многие другие внесшие весомый вклад в осмысление кризиса европейской культуры.

Критикуя западноевропейскую цивилизацию, Руссо противопоставляет испорченности и моральной развращенности так называемых «культурных» наций простоту и чистоту нравов народов находящихся на патриархальной стадии развития. В этом он идет стопам Монтеня, который в своих «Опытах» возводил на пьедестал «естественного человека», живущего в гармонии с природой, не затронутого тлетворным влиянием цивилизации. Руссо пишет: «Нет ни искренней дружбы, ни настоящего уважения, ни полного доверия, и под однообразной маской вежливости, под этой хваленой учтивостью, которой мы обязаны просвещению нашего времени скрываются подозрения, опасения, недоверие, холодность, задние мысли, ненависть и предательство».[8]

2.1 Критика Руссо культуры, науки и искусства

Причину сложившегося печального положения вещей Pуccо видит прежде всего в развитии науки, которая, по его мнению, самым негативным образом воздействует на умы. С его точки зрения именно развращающее влияние науки стало причиной гибели египетской и греческой цивилизаций, падения Рима и Константинополя. Подтверждение правильности своей позиции Руссо находит в рассуждениях греческого философа Сократа (ок. 469–399 до н.э.), к авторитету которого он неоднократно апеллирует по ходу изложения своих мыслей. Обращается к работам древних римлян, в частности, трудам Катона(234 – 149 до н.э.), римского писателя, основоположника римской литературной прозы и государственный деятеля, который обличал греческую ученость, видя обесценение гражданских добродетелей. Приговор, который выносит Руссо, таков: «Народы! Знайте, раз и навсегда, что природа хотела оберечь вас от наук, подобно тому, как мать вырывает из рук ребенка своего опасное оружие. Все скрываемые ею тайны от вас являются злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучения составляет одно из немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они стали бы еще хуже, если бы имели несчастье родиться учеными».[9]

Многознание, считает Руссо, следуя за ходом мысли библейского пророка Экклезиаста, не научает, а тот, «кто умножает знание, умножает скорбь».[10]

Более того, истина в науке достигается ценой множества заблуждений, во сто крат превышающих пользу от этих истин. Поэтому не удивительно, что «роскошь, развращенность и рабство во все времена становились возмездием за наше надменное стремление выйти из счастливого невежества, на которое нас обрекла вечная Мудрость». [11]

Руссо заключает, что астрономия порождена суевериями, красноречие – ненавистью и ложью, геометрия – корыстолюбием, физика – праздным любопытством. Все науки и даже мораль порождены человеческой гордыней, в основе наук и цивилизации лежат пороки.

Столь же негативно относится Руссо и к искусствам, считая, что их воздействие самым отрицательным образом сказывается на общественной морали. Особенно гневные филиппики Руссо направлены на театр, который, с его точки зрения, является подлинным рассадником дурных нравов. Рассуждая о театрах, Руссо вспоминает о протестантской Женеве, в которой театры были запрещены как рассадники разврата.

В своем «Письме к д'Аламберу» Руссо пишет: «Возьмем французскую комедию в ее наиболее совершенных образцах… Но кто будет спорить против того, что театр самого Мольера, чьими талантами я восхищаюсь больше всех, представляет собой целую школу пороков и дурных нравов, более опасную, чем книги, которые специально ставят задачу им научить. Величайшая его забота состоит в том, чтобы высмеивать доброту и простодушие и вызывать сочувствие к тем, на чьей стороне хитрость и ложь: у него честные люди только болтают, а порочные действуют, и чаще всего – с блестящим успехом. Всмотритесь в комическое начало у этого автора: вы всегда обнаружите, что двигателем комического у него является порочная натура, а предметом – врожденные недостатки, что хитрость одного казнит простоту другого и что дураки становятся жертвою злых. И хотя это слишком верно, если говорить о свете, отсюда не следует, что нужно было выводить это на театре с видом одобрения, как бы подталкивая вероломных людей посмеяться над чистосердечием честных, объявив его глупостью».[12]

Менее опасной, с точки зрения развращающего влияния на общественные нравы, является трагедия, но и к ней Руссо относится с недоверием. Законы данного жанра, считает Руссо, часто вы водят героев за рамки общепринятых норм морали, следовательно, они не могут служить примером для тех, кто стремится жить в cooтветствии с нравственными императивами. К тому же гипертрофированные чувства, надуманные коллизии, красивые жесты, которыми так богата драма, весьма далеки от жизни и не могут вдохновлять обычных людей, особенно из «третьего сословия», которые живут будничными заботами и далеко не титаническими страстями. Осуждая культ героики на театральной сцене, требуя правдоподобного изображения жизни в пьесах, выносимых на суд зрителей, Руссо превозносит домашнюю сторону человеческой жизни, считая, что показ обыденного в его лучших образцах должен стать главной задачей театра как института, оказывающего огромное воздействие на умы и настроения граждан. Руссо ставит под сомнение облагораживающее воздействие не толь ко театра, но и других видов искусства, замечая, что искусство всегда было спутником роскоши и в силу этой тесной связи всегда стремилось прежде всего удовлетворять духовные потребности сильных мира сего. «Редко бывает, – пишет он, – чтобы роскоши не сопутствовали науки и искусства, последние же никогда не обходятся без нее».[13]Искусство, ставящее своей целью ублажение богатых, не только не нужно, но и, по его мнению, не имеет права на существование, ибо в нем нет ценности эстетического в силу подчиненности вкусов художника далеко несовершенным вкусам заказчика.

Разносторонние художественные интересы Руссо находили выход и в музыкальной критике. Питая глубокие симпатии к итальянской музыке, он принял горячее участие в большом споре, завязавшемся между сторонниками итальянской и французской музыки. В замечательных обзорах Руссо смело высказывался против пошлой французской музыки; он решительно отстаивал достоинства и преимущества итальянской музыки – ее глубокую выразительность, смелость модуляций, мягкость языка.

Руссо питал большое почтение и к венской классической школе. Он высоко ценил музыкальное творчество Кристофа Глюка, знаменитого немецкого композитора (1714–1787). И это имело свои основания. Музыка Глюка отличалась своей простотой, правдивостью, гражданской доблестью. Не будучи профессиональным музыкантом, Руссо много и упорно работал в области теории музыки.

Академик Б.В. Асафьев (1884–1949), советский музыковед и композитор, говоря о роли Руссо в развитии музыкальной культуры, назвал его «проницательнейшим мыслителем и чутким музыкантом, угадавшим своевременность наступления эры городской демократической песенно-романсной лирики». Статьи Руссо о музыке были собраны и изданы в 1767 году в сборнике «Музыкальный словарь».[14]

2.2 Педагогические взгляды Руссо

Интересен и оригинален Руссо в своих педагогических воззрениях. В этой области он выступал горячим сторонником естественного воспитания. Концепция воспитания, по Руссо, связана с идеей возможного возвращения в лоно земли. Поэтому Руссо считает, что до 12 лет детей не нужно учить ни чему, а воспитывать на лоне природы их должен философ.

Воспитание каждого человека, писал Руссо, дается природой путем непосредственного развития врожденных способностей и влечений. Обращаясь к родителям и воспитателям, он призывал их развивать в ребенке естественность, прививать чувство свободы и независимости, стремление к труду, уважать в нем личность и все полезные и разумные склонности. В романе «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) впервые на грани 60-х и 70-х годов раздалось искреннее слово о непреодолимом могуществе свободной любви, не знающей сословной розни и лицемерия. В педагогическом романе «Эмиль, или О воспитании» (1762) Руссо показал порочность схоластической системы воспитания и блестяще изложил новую, демократическую систему, способную формировать трудолюбивых и добродетельных граждан. Резко критикуя феодальную систему воспитания, он ратовал за ее очеловечивание с тем, чтобы она не подавляла личность воспитанника, а стимулировала его природные силы и дарования.

Педагогические высказывания Ж.Ж. Руссо пронизаны идеями гуманизма и демократизма, глубокой любовью к ребенку, верой в его возможности и способности. Выступая основоположником теории естественного и свободного воспитания, он бунтует против насилия над детьми, против мнимых знаний, требует изучать природу детей, развивать их творческие силы, готовить к труду как естественной обязанности каждого человека. Руссо попытался сформулировать цель и задачи свободного воспитания, определить его содержание и методы на основе гуманистических принципов. Он считал, что «…цель, которая должна быть поставлена при воспитании молодого человека, заключается в том, чтобы сформировать его сердце, суждения и ум».[15] В определении цели воспитания Ж. – Ж. Руссо исходил из того, что люди все равны в своем назначении быть человеком, природа их зовет к человеческой жизни. Гуманизацию воспитания и образования Ж.-Ж. Руссо связывал с детской свободой. Никаких словесных уроков, воспитанник должен получать их лишь из опыта; не налагайте на него никаких наказаний; не наставляйте его. «При всяком преждевременном наставлении, которое вбивают им в голову, в глубине их сердца насаждают порок», – утверждал Жан-Жак Руссо. Первым и основным его требованием являлось гуманное отношение к ребенку. «Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг. Будьте такими по отношению ко всякому состоянию, всякому возрасту, во всем, что только не чуждо человеку! Разве есть какая-нибудь мудрость для вас вне человечности? Любите детство, будьте внимательны к его играм и забавам, к его милому инстинкту!».[16]

Главное назначение воспитания он усматривал в том, чтобы помочь в человеке рассмотреть человека, в ребенке – ребенка, упорядочить их страсти сообразно с организацией человека, его природой.

В решении этих сложных задач большую роль Ж.Ж. Руссо отводил воспитателю, его умению предоставлять свободу ребенку, не подменять его собственный опыт, развитие разума и высокий нравственный, интеллектуальный и духовный потенциал его души своим опытом и авторитетом. Гуманистическая заповедь Руссо состоит в том, чтобы воспитатель лишь наводил своего воспитанника на решение того или иного вопроса, руководил его интересами так, чтобы сам ребенок этого не замечал, т.е. оказывал главным образом косвенное воздействие.

Следует заметить, что на первой странице «Исповеди» Жан – Жака Руссо написано: «Я создан непохожим на других, кого встречал; я даже осмелюсь сказать, что не похож ни на кого в целом мире».[17]

Руссо последовательно поддерживал веру в собственную исключительность и почти так же последовательно веру в собственное превосходство над прочими людьми.

Однако временами последнее осуществлять становилось затруднительно, особенно когда стало известно, что его любовница родила от него пятерых детей, а он быстро отправил их всех в парижский сиротский приют, и ему пришлось давать по этому поводу какие-то объяснения. Он пишет об этом решении нескольким друзьям в разные периоды своей жизни и колеблется между стойкой самозащитой на основании нехватки средств для воспитания детей должным образом и того, что в приюте их обучат честному ремеслу, на что сам он был бы не способен, и угрызениями совести. Однако тон каждого письма более или менее одинаков: он явил благородство своей натуры, совершив «разумный» акт и бросив детей, и продолжает являть благородство своей натуры, испытывая глубокие угрызения совести даже по такому полностью оправданному поводу. И в этом, и во многих других случаях, Руссо представляет себя как человека, чье поведение было бы порочным, практикуй его кто-либо другой, но с его стороны такое поведение – чистая добродетель.

Педагогические идеи Ж.Ж. Руссо наиболее сильное влияние оказали на воззрения И.Г. Песталоцци (1746–1827), который на первый план в воспитании выдвигал идею об активной роли самого ребенка в развитии заложенных в нем от природы задатков.

2.3 Критика Руссо частной собственности

Идея развращающего влияния роскоши красной нитью проходит через все труды Руссо, который именно в ней видел конечную причину всех тех несчастий, которые подстерегают как отдельного индивида, так и весь человеческий род на его трудном пути. Тот, кто стремится к роскоши, ставит перед собой ложную цель, ибо наслаждение тонкими винами, изысканными кушаниями, комфортом, считает он, есть только одна (и далеко не главная) предпосылка обретения человеческого счастья.

Руссо разводит понятия роскоши и богатства. Страна, где 9/10 прозябают в нищете, а только 1/10 блаженствует в роскоши, по его мнению, не может быть процветающей.

«Я знаю, – пишет он, что наша философия, щедрая на странные максимы, утверждает вопреки вековому опыту, – что роскошь придает государству блеск; но забыв о необходимости законов против роскоши, осмелится ли она отрицать ту истину, что добрые нравы содействуют прочности государства и что роскошь с добрыми нравами несовместима. Если признать, что роскошь является верным признаком богатства, что она даже в некотором смысле содействует умножению его, то какой вывод можно сделать из этого парадокса, столь достойного нашего времени? И во что обратится добродетель, если люди будут поставлены перед необходимостью обогащаться во что бы то ни стало?».[18]

Отсюда вывод – увеличение общественного богатства не есть увеличение богатства, которым обладает отдельный индивид.

Руссо не приемлет тот моральный климат, который установился в современном ему обществе. Дух наживы, быстрого и неправедного обогащения органически чужд ему. Он с презрением относится к тем, кто исповедует культ денег и не способен возвыситься до понимания своего долга перед самим собой и своими согражданами.

«Древние политики беспристрастно говорили о нравах и добродетелях. Наши – говорят лишь о торговле и деньгах. Один скажет вам, сколько человек стоит в данной стране… другой, следуя этому счету, найдет такие страны, где он ничего не стоит, а то и такие, где он стоит меньше чем ничего. Они расценивают людей как стадо скотов. По их мнению, каждый человек представляет для государства известную ценность в качестве потребителя».[19]Вывод французского мыслителя таков – государство, погрязшее в торгашестве и обогащении, стремящееся к роскоши, обречено на поражение в столкновении со своими воинственными соседями, ибо сибаритствующие граждане в принципе не способны противостоять тем, кто цель своей жизни видит в совершенствовании тела и духа. Руссо приводит в пример Римскую империю, которая, поглотив практически все богатства мира, стала добычей людей, не знавших, что такое комфорт, изнеженные Афины, завоеванные лакедемонянами, и, естественно, Сибарис, погибший из-за того, что его жители, знавшие цену роскоши, не знали, что такое воинская доблесть и были не способны отстоять честь и достоинство своей родины. [20]

Обращаясь к состоянию современного ему общества, Руссо подвергает критике не только духовные, но и его экономические основы. С его точки зрения, главная причина всех недостатков – это социальное неравенство и лежащая в его основе частная собственность. Он пишет: «Первый, кто, огородив участок земли, сказал: это мое, и нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, от скольких несчастий и ужасов избавил бы людской род тот, кто крикнул бы подобным себе, вырывая колья и засыпая ров: берегитесь слушать этого обманщика, вы погибли, если забудете, что продукты принадлежат всем, а земля никому». [21]

Он показывает противоречивость общественного прогресса, в результате которого происходит не только приобщение к благам цивилизации широкого круга людей, еще недавно живших патриархальной жизнью, но и растет нищета и богатство на различных полюсах, увеличивается отчуждение человека от самого себя и результатов своего труда. В этом и состоит значение Руссо как культуролога, который одним из первых, заметив пороки просвещенческого проекта, выступил с предупреждением об опасности развития человечества по пути научной и технической рациональности.

Заключение

руссо критика педагогический искусство

В данной курсовой работе мы показали критику культуры и цивилизации в работах Жан – Жака Руссо.

Мы показали всю многогранность, сложность натуры и противоречивость Руссо (с одной стороны – в его высказываниях, с другой – в его поступках). «Наука и искусство обязаны своим происхождением нашим порокам», – пишет Руссо в «Рассуждении о науках и искусствах» и в то же время сам создает произведения искусства. Но, скорее всего, в слова «наука» и «искусство» он вкладывал другой смысл, имея в виду определенные науки и определенные искусства.

В письме к Вольтеру Руссо дает такое определение культуры: «Культура – это меч, который вонзен в живое дерево, если его вынуть, дерево погибнет, но лучше было бы его туда вообще не вонзать».[22]

Возникает у него также и мысль о трудности изучения наук, он выделяет элитарную категорию: ученые, которым следует заниматься наукой, писатели, которым следует писать, но простому народу к культуре лучше не прикасаться. Тем не менее, Руссо причисляется к просветителям, т. к. он дает свои советы по воспитанию, образованию, хотя в понятие «французское просвещение» он трудно укладывается.

Некоторые рассуждения Руссо могут показаться наивными, некоторые недостаточно обоснованными. В ряде мест Руссо противоречит сам себе, отстаивая, например, те тезисы, которые он с пылом опровергал несколько ранее. Однако противоречивость взглядов Руссо есть следствие противоречивости той эпохи, в которой жил и творил французский мыслитель. В то же время следует сказать, что в лучших своих произведениях Руссо демонстрирует незаурядный дар провидца, выходя далеко за границы тех возможностей, которыми располагала наука его времени. Французский мыслитель эпохи Просвещения, философ, реформатор педагогики, писатель, композитор, теоретик искусства Руссо завоевал огромную популярность уже при жизни; он был признанным властителем дум большинства французов второй половины XVIII века. Его породила определенная историческая эпоха, но в той же мере и он сам своими блестящими и оригинальными сочинениями способствовал ее становлению.[23]

Слава Руссо началась с опубликования трактата «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?». Руссо сумел заметить опасность там, где ее не разглядел никто другой: развитие науки вовсе не обеспечивает автоматически человеческого счастья. Отличие Руссо от других просветителей в том, что он противопоставляет познание вещей – просвещенной (разумной) нравственности. Руссо считал, что всем людям изначально, от природы, присущи нравственные побуждения, а в том, что существует зло, – вина цивилизации. Тем самым была поставлена проблема отчуждения человека от человека, от природы, от государства, которой позже будут заниматься Гегель, Фейербах, Маркс, экзистенциалисты, фрейдисты.

Отсюда звучит призыв Руссо возвратиться к истокам. Бежать от всего социального, рассудочного к естественному, сентиментально искреннему, устремиться от культуры к природе. Руссо идеализировал прошлое, но он не звал назад, к первобытному состоянию. Идеал Руссо – в будущем. Это будущее должно было, по его замыслу, возродить ряд черт прошлого «естественного состояния». Основная тема философских размышлений Руссо – судьба личности, судьба человека, находящегося в современном обществе с его сложной культурой, с его противоречиями.

Влияние идей Руссо на последующие поколения велико. Ему посвящали свое перо мадам де Сталь, Л. Фейербах, Р. Роллан. Лев Толстой, по его собственному признанию, с ранних лет и до старости испытывал благотворное влияние Руссо. Так, в письме к Бернару Бювье, профессору Женевского университета, председателю Общества Жан-Жака Руссо в Женеве, 7 (20) марта 1905 года, Толстой писал: «Руссо был моим учителем с 15-летнего возраста. Руссо и Евангелие – два самые сильные и благотворные влияния на всю мою жизнь. Руссо не стареет. Совсем недавно мне пришлось перечитать некоторые из его произведений, и я испытал то же чувство подъема духа и восхищения, которое я испытывал, читая его в ранней молодости».[24]

В XIX–XX веках умозаключения Руссо оказали воздействие на некоторые концепции культуры. В этнографии и культурной антропологии – благодаря открытию Руссо, человечество стало по-другому смотреть на варваров. Зигмунд Фрейд в своей работе «Недовольство культурой» писал, что «культура защищает нас от природы, но само положение о природе как начале человека принадлежит Руссо».[25]

Л.Н. Толстой под влиянием Руссо отрицал искусство. Немецкий философ Освальд Шпенглер (1880–1936) и английский историк Арнольд Тойнби (1889–1975) развивали идею о гибели культуры, цивилизации, кризисе личности. А немецкий философ Фридрих Ницше (1844–1900) – критиковал культуру и слабого человека, создавал культ сильной личности.

Также можно отметить структуралистскую концепцию Клода Леви-Стросса с определенным элементом восхваления первобытных племен. В своей книге «Печальные тропики» известный этнограф и один из отцов семиотики Клод Леви-Стросс рассказывает об индейцах Бразилии, о своих встречах с «благородными дикарями». Леви-Стросс говорит от имени всей французской интеллигенции, когда превозносит Руссо как «…нашего повелителя, нашего брата… Каждая страница этой книги могла бы быть посвящена ему, если б это не было столь недостойным его памяти»[26]

В марксизме: «Если культура развивается стихийно, а не направлена разумом, то после себя она оставляет выжженную степь!» Фридрих Энгельс говорил: «Не надо обольщаться победами над природой. За каждую такую победу она нам жестоко мстит». [27]

Руссо оказал влияние на Пьера Тейяра де Шардена(1881–1955), французского учёного – палеонтолога, философа, теолога, и его концепцию ноосферы.[28]

К этому можно прибавить и еще ряд идей, получивших развитие в последнее время, но имеющих в своем основании именно мысль Руссо. «Римский клуб» – кружок, который объединил бизнесменов, гуманитариев для поиска дальнейших путей выживания и развития.Основан в 1968 году с целью исследования развития человечества в эпоху научно-технической революции. Объединяет около 100 ученых, общественных деятелей, бизнесменов из многих стран.

Своеобразный вариант руссоизма это также идея экологии культуры, сторонником которой является Д.С. Лихачев. В основе ее лежит конвергенция культурных связей, сохранение генетической памяти Земли.[29]

Труды Руссо обладают, без преувеличения, непреходящей значимостью, и есть все основания считать их частью «золотого фонда» теоретической культурологии.

Список литературы

1. Верцман И. Жан-Жак Руссо. – М., «Худож. лит.», 1976. – с. 89–90.

2. Гольст-ван дер Схалк Х. Жан Жак Руссо. Его жизнь и сочинения. – М., 1923. – с. 45.

3. Дворцов А.Т. Жан Жак Руссо. – М.: Наука, 1980. – с. 67.

4. Книга Экклесиаста, или Проповедника // Библия. – М.: Изд-во Московской патриархии, 1992.

5. Культурология: хрестоматия. - М.: Гардарики, 2000.

6. Левада Ю.А., «Феномен Тейяра» и споры вокруг него // Вопросы философии. – 1962.– №1. – с. 56–59.

7. Леви – Стросс К. «Печальные тропики». – М.: Аст – Инициатива, 1999. – с. 33.

8. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20. - М., 1980.

9. Овчинникова Е.А., Златопольская А.А. Руссо и Вольтер в контексте религиозно-нравственных исканий русских мыслителей XVIII – начала XIX вв. // Религия и нравственность в секулярном мире. Материалы научной конференции. 28–30 ноября 2001 года. – СПб.: «Санкт-Петербургское философское общество», 2001.

10. Пушкин А. «Евгений Онегин». Гл. 1, XXIV–XXV // Пушкин А. Евгений Онегин: Роман в стихах. - М.: АСТ: Астрель, 2005.

11. Розанов М.Н. Жан-Жак Руссо и литературные движения конца XVIII – начала XIX вв. – М., 1910.

12. Руссо Ж.-Ж. Избранные сочинения в 3 т. Т. 1, Т. 3. – М., 1961.

13. Строев А. «Моя чернильница меня убьет»: эпистолярные досуги Фридриха Мельхиора Гримма // Новое Литературное Обозрение. – 2004. – №69. – с. 67–71.

14. Тексты по истории социологии 19–20 веков. Хрестоматия. – М., 1994. – с. 267.

15. Толстой Л.Н. Собр. Соч. в 22 т. Т. 19 и 20. Письма 1882–1910. – М.: «Худож. л-ра», 1984.

16. Энгельс Ф. Анти – Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 20. – М., 1980.

[1] Энгельс Ф. Анти — Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. -Т.20. - С. 16-17.

[2]Руссо Ж.-Ж. Исповедь // Избранные соч. М., 1961.- С. 537.

[3] Розанов М.Н. Жан-Жак Руссо и литературные движе­ния конца XVIII — начала XIX вв. — М., 1910. — С.432.

[4] Гольст-ван дер Схалк Х. Жан Жак Руссо. Его жизнь и сочинения, М., 1923.- с.45.

[5] Верцман И. Жан-Жак Руссо.- М., "Худож. лит.", 1976, с.89-90.

[6] Пушкин А."Евгений Онегин". Гл. 1, XXIV-XXV // Пушкин А. Евгений Онегин: Роман в стихах.-М.: АСТ : Астрель, 2005.-с.167.

[7] Строев А. "Моя чернильница меня убьет": эпистолярные досуги Фридриха Мельхиора Гримма //Новое Литературное Обозрение.- 2004.- №69.- с.67-71.

[8] Руссо Ж.-Ж. Рассуждение, способствовало ли возрождение науки и ис­кусств улучшению нравов?// Руссо Ж.-Ж. Избр. соч: В 3 т. - Т.1. - М., 1961. - С.46.

[9] Там же. С.52.

[10] Книга Экклесиаста, или Проповедника //Библия.- М.: Изд-во Московской патриархии, 1992.- с.618.

[11] Руссо Ж.-Ж. Рассуждение, способствовало ли воз­рождение науки и искусств улучшению нравов?// Руссо Ж.-Ж. Избр. соч: В 3 т. - Т.1. - М., 1961. - С.53.

[12] Руссо Ж.-Ж. Письмо к д'Аламберу о зрелищах// Там же. С.91.

[13] Руссо Ж.-Ж. Рассуждение способство­вали ли возрождение науки и искусства улучшению нравов?// Там же. С. 55.

[14] Дворцов А. Т. Жан Жак Руссо.- М.: Наука, 1980.- с.67.

[15] Руссо Ж.-Ж. Избр. соч: В 3 т. Т.2. - М., 1961.-с156.

[16] Руссо Ж.-Ж. Юлия, или Новая Элоиза.- М.: Изд-во «Худ. лит.», 1968.-с.244.

[17] Руссо Ж.-Ж. Избр. соч. в 3-х т. Т.3.-М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961.-с.37.

[18] Руссо Ж.-Ж. Избр. соч. в 3-х т. Т.1.-М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961.- С. 55.

[19] Там же. С. 57.

[20] Руссо Ж.-Ж. Рассуждения о науках и искусствах// Избранные сочинения: В 3т.-М., 1961.- с.47-48.

[21] Руссо Ж.-Ж. О причинах неравенства между людьми. -СП6, 1907. - С.68.

[22] Овчинникова Е.А., Златопольская А.А. Руссо и Вольтер в контексте религиозно-нравственных исканий русских мыслителей XVIII — начала XIX вв.//Религия и нравственность в секулярном мире. Материалы научной конференции. 28-30 ноября 2001 года.- СПб.: «Санкт-Петербургское философское общество», 2001.- С.177.

[23] Верцман И. Жан-Жак Руссо.- М., "Худож. лит.", 1976, с.89-90.

[24] Толстой Л.Н. Собр. Соч. в 22 т. Т.19 и 20. Письма 1882-1910.- М.: »Худож. л-ра», 1984.-с.582.

[25] Тексты по истории социологии 19-20 веков. Хрестоматия.- М., 1994.- с.267.

[26] Леви -Стросс К. "Печальные тропики".- М.: Аст - Инициатива, 1999. -с.33.

[27] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.20.-М., 1980.- с.497.

[28] Левада Ю. А., «Феномен Тейяра» и споры вокруг него// Вопросы философии.- 1962.-№ 1.- с.56-59.

[29] Культурология: хрестоматия.-М.: Гардарики, 2000.-с. 546-547.