Постсоветская ментальность в зеркале публицистического дискурса

Постсоветская ментальность в зеркале публицистического дискурса

(лингвориторический аспект)

Постсоветская ментальность предстает как набор специфических качеств совокупной языковой личности российского этносоциума. Так, прослеживая на основе лексико-семантического анализа статей наших ведущих периодических изданий конца 80-х – начала 90-х гг. изменения в образе мышления россиян, обусловившие специфику постсоветской ментальности, польская исследовательница Й.Коженевска-Берчиньска делает следующие выводы:

В отношении российского человека к миру произошли самые мощные сдвиги: заканчивается эпоха зацикленности, изоляции, полного отчуждения ‘за советской китайской стеной’; советский человек первого перестроечного времени в восторге от ‘свободного, богатого, беззаботного западного мира’, причём “его извечная склонность к утопическим суждениям выливается в бескритичность, благоговение, коленопреклонение перед новым кумиром”.

В отношении к другим людям прослеживаются следующие тенденции: осознание утопичности противопоставления себя остальному миру и оформившееся стремление к новому идеалу – ‘быть как все’; постепенное формирование уверенности, что надо ‘отстаивать место в ряду’; при этом публицистика отражает сохранение основного негативного качества советского человека – “нетолерантности в самых разнообразных ипостасях”.

В отношении российского человека к самому себе появляются симптомы “колоссальных внутренних потрясений, изобилующих жаждой хотя бы вербально покаяться… понять умом и сердцем свою сущность, найти своего Бога, без которого экзистенция вырождается в бессмысленное существование, прозябание”.

В отношении к советской истории ведущим становится “жанр всеотрицания, предавания анафеме”, что является нарушением закона преемственности и смертельно опасно для национальной культуры и её субъекта.

Таким образом, анализ публицистики перестроечного периода позволил выявить и осмыслить новые элементы в языковой картине мира российского человека как характерные черты постсоветской ментальности. Обращение польской исследовательницы к данном функциональному стилю не случайно. Публицистический дискурс эпохи перестройки в России отразил драматический процесс бурных трансформаций и кардинального обновления идеологической, а значит и лингвориторической картины мира советского человека как специфического продукта и ‘винтика’ тоталитарной системы. В своей работе мы предприняли попытку продолжить в избранном ракурсе перспективную исследовательскую линию – анализ феномена советской и постсоветской ментальности, отраженной в языке (П.Серио, Ю.Н.Караулов, Ю.С.Степанов, Н.А.Купина, М.Рыклин, Й.Коженевска-Берчиньска и др.). Актуальность такой работы обусловлена возможностью представить в зеркале публицистики перестроечной эпохи ментальные процессы совокупной языковой личности этносоциума в уникальный период ее существования. Для него характерны кардинальный пересмотр тоталитарного прошлого, поиск выхода из безпрецедентного идеологического провала, доминирование деятельностно-коммуникативной потребности в самоидентификиции, определении своего действительного места в истории и на мировой арене. В перспективе изучение типологических черт тоталитарного и посттоталитарного языкового сознания, его демократического антипода, построение соответствующих моделей позволят сделать методологические и методические выводы для обоснования адекватной образовательной политики общества, преобразующей посттоталитарной языковой ситуации в России в подлинно демократическую, обеспечить полноценное лингвориторическое образование.

Объектом исследования послужила публицистика демократического лагеря периода перестройки. В эпоху ниспровержения коммунистической идеологии она рассматривается как пагубная утопия, принесшая неисчислимые беды народу, попытавшемуся воплотить эту утопию в действительность. Предмет исследования – языковые средства, формирующие полюса истина и ложь в массиве идеологических суждений эпохи перестроечного прозрения, способы лингвориторического моделирования нового ментального пространства в процессе его утверждения на обломках рухнувшей идеологии. В центре внимания при анализе языкового материала находятся как сами представляемые истинными или ложными идеологические постулаты, так и лингвориторические маркеры антитезисных ментальных пространств и ‘переключатели’ из одного ментального пространства в другое – из ниспровергаемой системы ценностей в новую, точнее, возвращенную старую ценностную иерархию.

Исходя из вышесказанного, целью исследования явилось проанализировать постсоветскую ментальность, репрезентируемую публицистическим дискурсом, и сделать методологические выводы для образовательной политики российского общества. Задачи исследования:

представить типологические черты постсоветской ментальности, основываясь как на исследованиях других ученых, так и на собственном анализе языкового материала;

осмыслить публицистический дискурс как специфическую технологию моделирования ментального мира и идеологически центрированного формирования менталитета совокупной языковой личности этносоциума;

вскрыть лингвориторические механизмы моделирования в публицистическом дискурсе постсоветского ментального пространства, утверждающегося через демонтаж советской картины мира;

представить модели тоталитарного, посттоталитарного и демократического языкового сознания;

сформулировать актуальные для XXI века направления лингвориторической образовательной политики российского общества.

В данной работе рассмотрим некоторые лингвориторические механизмы ментального моделирования в постсоветском публицистическом дискурсе. В качестве ментальных пространств когнитивная лингвистика изучает те или иные типы контекстов, которые играют ведущую роль в процессе адекватного определения семантики дискурса. Важнейшая функция ментального пространства – моделирующее рассуждение. Условие ее эффективной реализации – “некоторые четкие механизмы и ограничения”, которые “люди действительно используют”: пространственные контексты; механизм контекстуального восхождения; ограничение на законные контексты; дистрибутивное ограничение; абсолютное и частичное наследование информации. Пространство, в рамках которого или по отношению к которому осуществляется понимание дискурса, выступает его фокусным пространством [Динсмор 1995: 401].

Органическая потребность языковой личности во внутренне согласованном дискурсе, интерпретирующем объекты и отношения любого пространства так, как если бы эти объекты и отношения принадлежали действительному миру, обусловливает целостность каждого из альтернативных ментальных пространств, образующих перестроечный публицистический дискурс как гетерогенный дискурс антитезисного типа. В его зеркале конец 80-х гг. ХХ века в России выступает эпохой прозрения посттоталитарной совокупной языковой личности. Антонимические концепты правда, истина / неправда, ложь, традиционно ключевые для русского национального дискурса как внешние топосы ценностных суждений в их образующей лингвориторическую картину мира иерархии, чрезвычайно частотны в данный период, например:

духовное потрясение правдой;

не каждый народ в состоянии выдержать такой мощный напор всесокрушающей правды;

от такого веса правды душа может надломиться;

сокрытие правды, новая неправда (не лучше);

настаивать на том, что миф о грядущем царстве коммунизма – это не миф, а правда спасения (это не улучшит духовную ситуацию в обществе);

цена идеалов, для сохранения которых приходится скрывать от народа правду;

опасность снова связывать судьбу народа с полуправдой;

смириться со страшной правдой;

помочь народу совладать с этой страшной правдой;

жить, как и все человечество, в мире с истиной и правдой;

предположение, что мы действительно руководствовались марксистской, коммунистической идеологией, ложно;

лживые и циничные репортажи о ‘загнивающем Западе’;

стыд за нашу жизнь во лжи;

подготовить себя морально к серьезному испытанию правдой;

посмотреть истине в глаза;

назвать вслух все уроки правды, за которые мы заплатили страшную цену;

уважение к каждой человеческой истине;

нет и не может быть альтернативы общечеловеческой морали, идеалам добра, справедливости и уважения к каждой человеческой истине;

никто в мире до нас не заблуждался так сильно в истине добра [Ципко 1990: 255-271].

Концепты правда, истина / неправда, ложь функционируют в качестве лингвориторических маркеров (статический тип) сосуществования антитезисных дискурс-универсумов в рамках одного национального дискурса. Устами публициста, говорящего от лица совокупной языковой личности этносоциума, во всяком случае, значительной его части, осуществляется восстановление деформированной лингвориторической картины мира. Лингвориторические переключатели из одного ментального пространства в другое в рамках одного контекста, переводящие одно и то же референциальное содержание ‘с языка Эдипа на язык всеведающих богов’, выступают одновременно и маркерами (динамический тип) феномена синтагматики дискурса, т.е. сосуществования в одном гетерогенном дискурсе двух или более дискурс-универсумов. В качестве распространенных типов переключения отметим следующие:

модель негативное цитирование (не подтвердилось + догма концептоносителей + оказалось);

модель действительное утверждение (оказалось, что…);

модель отказ в истинности (неверно, что…);

модель активное противоречие (никогда не + догма прежних концептоносителей; отнюдь не + догма прежних концептоносителей, напротив + альтернативный постулат; нельзя + инфинитив, не + деепричастие; только… и больше ничего);

модель вопросно-ответный ход (Что такое? + правильный ответ). Автор отвечает или сам, или устами авторитета; в результате ценности советской идеосистемы интерпретируются сквозь призму постсоветской ментальности.

Таким образом, публицистический дискурс перестроечной эпохи предстает гетерогенным, конститутивно полемическим. Дискурс–синтагматика антитезисного типа манифестирует столкновение двух лингвориторических картин мира, при котором языковая личность, исходя из исповедуемой ею иерархии культурных концептов – ‘общих мест’ как внешних топосов ценностных суждений [Волков 1995], представляет альтернативу в черном цвете, интерпретируя все, что осмыслялось ранее со знаком плюс, прямо противоположным образом. Столь ‘жесткие’ отношения языка и социальной среды, естественно, не могут не приводить к пагубным социокультурным последствиям.

Литература

1. Волков А.А. Строение и смысл риторического аргумента // Риторика. 1995. № 1. С.15-23.

2. Динсмор Дж. Ментальные пространства с функциональной точки зрения // Язык и интеллект. Сб. / Пер. с англ. и нем. / Сост. и вступ. ст. В.В. Петрова. М., 1995. С.385-411.

3. Korzeniewska-Berczynska J. Новации в языковой картине мира российского человека (на основе современных публицистических текстов) // OLSZTYN, 1996. С.147-151.

4. Купина Н.А. Тоталитарный язык. Пермь, 1995.

5. Рыклин М. Террорологики. Тарту – М., 1992.

6. Степанов Ю.С. Между “системой” и “текстом”: выражения “фактов” // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность. Сб. статей / Институт русского языка РАН. М., 1995. С.111-119.

7. Ципко А.С. Насилие лжи, или Как заблудился призрак. М., 1990.