Структура и функция мифа

Что такое "миф" и"мифология"?

Внаше время слова "миф" и "мифология" весьма часты видеологических высказываниях. Создается впечатление, что "уровеньмифологичности" общественной жизни у нас за последнее десятилетиечрезвычайно возрос, и мы из царства науки и рационализма шагнули в некую"мифологическую" эпоху. Забегая вперед, замечу, что это не совсемтак, советское сознание во многом не менее мифологично, чем пост-советское;однако прежде чем обратиться к сути явления, необходимо точнее определить самосодержание терминов "миф", "мифология","мифологический".

Когдав обиходной речи какое-нибудь сообщение называют "мифом", это значит,что его не признают соответствующим действительности; в мифе видят фантом,рождаемый наивностью массового человека или сознательным умыслом властолюбцев.

Действительно,изменения вследствие информационной (точнее - коммуникационной) революцииоблегчили манипулирование массовым сознанием со стороны групп людей,контролирующих СМИ, и парадоксальным образом предельно обеднили символическийсостав мифологических представлений.

"Древниецивилизации отличались ошеломляющим изобилием культурной символики,проистекающим из активности и разнообразия мифотворческой деятельности, поэтомуони могли практиковать знаковый тип рефлексии без каких бы то ни былоограничений... Символический лес русской культуры был варварски вырублен; объемсимволики доведен до уровня, позволяющего осознанные манипуляции ееидеологизированными останками, но убивающего живые, естественные и сложныесвязи между отдельными символами"

Насамом деле этот процесс - отнюдь не специфически русский и не обусловленисключительно тоталитарным строем. Традиционный символический мир обедняется ивытаптывается повсеместно в индустриальном и особенно -- в пост-индустриальномобществе. На его место приходят политические мифы новейшего времени и мифымассовой культуры.

Внаучной литературе определение "мифологический" прилагается к томутипу знания, которое базируется не на рациональных доказательствах, а на вере иубеждениях (предписанных культурной традицией, религиозной или идеологическойсистемой и пр.). Оно имеет особую логическую структуру, отличную от позитивногомышления: не соблюдается закон "исключенного третьего", сутьподменяется происхождением, событиям приписывается обязательнаяцеленаправленность, соседство во времени принимается за причинно-следственнуюсвязь и т.д.

Особенноститакой логики продуктивно изучались в нашем столетии (прежде всего, французскимиантропологами - от Леви-Брюля до Леви-Строса).

Подобноготипа знания лежат в основе мифологических представлений, в своей совокупностиохватывающих мироздание во всех его природных, культурных и человеческихизмерениях; их сочетание называют "мифологической картиной мира". Онаможет быть реконструирована на материале старинных памятников литературы иискусства, а также образцов "живой архаики" (включая ее рудиментарныеформы в типологически более поздних традициях), которая, как предполагается, всвою очередь восходит к исторической "первобытной" древности.

Значенияосновных мифологических представлений и образов сопоставимы с древнейшимиощущениями человека, с его ориентацией в природной среде и в сообществе себеподобных, с его "базовыми" эмоциями (радость, удивление, гнев, страх,голод, сексуальное влечение и пр.), с психологическими универсалиями иархетипами общественного сознания. Однако если сами эти представления являютсяобщечеловеческими, то традиции национальной мифологии выражаются посредствомтекста, а строй его образов, воплощающих мифологические смыслы, обусловленименно особенностями национальной культуры. При этом, очевидно, в наименьшейстепени национально специфичны мифологический сюжет (обычно относящийся к числумеждународных, так называемых "бродячих") и мифологический мотив,семантика которого опирается на упомянутые выше архетипические смыслы.

Национальноне специфичны, например, сюжеты добывания огня у его первоначального хранителя(божественного или демонического), разрастания земной поверхности из щепоткиземли, принесенной со дна мирового океана, борьбы мифологического героя счудовищем, олицетворяющим первозданный хаос. Однако несомненно специфичны длятой или иной национальной традиции конкретные персонажи мифа (Индра или Геракл,Прометей или Ворон, Сатана или Турпан), как и внешние признаки самогомифологической вселенной (скажем, у китайцев, осетин или якутов) - со всемиособенностями ее "многоярусного" устройства, рельефа, флоры и фауны.

Мифологическая картина мира имифологический текст

Основой"мифологической картины мира" являются представления о космосе ихаосе (преодоление которого есть центральная тема мифа), а также пространстве ивремени (т.е. своего рода "мифологический хронотоп").

Одноиз главных свойств мифологического пространства - его качественнаянеоднородность, наличие в нем сакрального центра и потенциально враждебнойпериферии; таково, например, пространство, описываемое фольклорными текстами.Данная неоднородность обусловлена, во-первых, возможными или обязательнымисобытиями, происходящими в разных областях этого пространства (поле, лес,кладбище, мельница, хлев, дом, двор и т.д.), во-вторых, свойствами ихпостоянных обитателей ("хозяев") и, в-третьих, различными присущимиим условиями - природными, рукотворными или мифологическими, причем последниенесомненно преобладают. Подобное пространство прерывисто, разделеномногочисленными рубежами, впрочем, зыбкими, подвижными, зависимыми, вчастности, от суточного и календарного времени (день/ночь, будни/праздник ит.п.).

Всовременном обыденном сознании пространство также состоит из фрагментов,различающихся качествами физическими и мистическими, которые могут иметьквазинаучные объяснения:  наличие/отсутствие/разная концентрация положительнойили отрицательной "энергетики" и пр. Это говорит об универсальностипсихофизиологических механизмов, порождающих архетипические структуры такогорода. "Базовым" переживанием остается, вероятно, эгоцентрическаяпозиция познающего субъекта (начиная с детского освоения мира человеком),пространство вокруг которого располагается концентрическими зонами,различающимися степенью близости/дальности, освоенности/чуждости,защищенности/проницаемости.

Наэтом основывается так называемый хорографический принцип пространственныхописаний, характерный для географических сочинений древности и средневековья:наблюдатель представляет себя находящимся в центре мира. Отсюда же проистекаеткардинальное для фольклорного пространства разделение на "центр" и"периферию", причем к последней категории следует относить скорее не"чужое", а "недоосвоенное", промежуточное (например, поле вбылине), примыкающее к рубежу, за которым находится "чужое". Кстати,именно проекция на государственно-политическое пространство Россиимифологической оппозиции центр/периферия дает противопоставление"столицы" и "провинции" - одно из важнейших для нашейкультуры XVIII-XX веков.

Вовременной удаленности событий, хранимых памятью коллектива, можно видеть поменьшей мере трехступенчатую градацию.

Во-первых,это события "вчерашнего дня", подлинность которых, в принципе, можетбыть прямо засвидетельствована рассказчиком.

Во-вторых,это "историческое" прошлое, сообщение о котором передается"непосредственно-коммуникационным" способом (примерно через пятьпоколений: внуку от деда, слышавшего о нем от "живого свидетеля" -своего деда).

В-третьих,это собственно мифологическое (или мифологизируемое) "давнопрошедшее", время рождения настоящего миропорядка, живое свидетельство окотором исключено по определению.

Даннаяградация отражает не только временную дистанцию между рассказчиком и самимсобытием, но и качественную неоднородность прошлого, его различный масштаб, атакже распределение сообщений о нем по жанрам: миф -- созидание, космос; "история"- война, государство; бытовой рассказ - частная жизнь, современность.

Хотяна ранних этапах пробуждения исторического сознания иногда можно наблюдать"совмещение последнего члена космологического ряда с первым членомисторического (или хотя бы квазиисторического) ряда","хронотопы" профанической современности, героической истории икосмогонического мифа различаются, так сказать, качественно. Обычно миф в своейзаключительной части фиксирует скачкообразный переход из одной пространственно-временнойсистемы в другую, от единичности событий мифологических к повторяемостипрофанных. Тем самым устанавливается соотнесенность мифа с повседневностью;профанное время даже может быть представлено как проекция мифологического -- визвестном смысле они параллельны.

Возникновениеиз хаоса космоса (ситуация абсолютного мифологического прошлого) прямовоспроизводится в обряде (т.е. "в настоящем"), когда устанавливаетсясоответствие ритуального и мифологического времени. Следовательно, происходитвозвращение из "настоящего" в "прошлое", причем обе"нулевые точки" - начало времени и центр пространства -- вопределенных случаях совпадают. "Чтобы воспроизвести акт творения вритуале, необходимо уметь находить "центр мира" и тот момент, когдапрофаническая длительность времени разрывается, время останавливается ивозникает то, что было в "начале".

Такимобразом, благодаря своей постоянной активности и неугасающей актуальности мифкак бы постоянно присутствует "здесь" и "сейчас". Можнопредставить себе, что для мифологического сознания существует некая"другая реальность", которая способна актуализоваться в"нашем" пространстве и оказывать на повседневную жизнь человекаощутимое влияние (либо благотворное, либо вредоносное -- в зависимости от ситуации).

Дляархаических традиций не просто характерна вера в реальность мифа - в них словнобы непосредственно присутствуют воплощенные образы мифологических персонажей. Усибирских народов, например, они "способны превращаться в видимый мираж, втени, как бы материализовываться, становиться видимыми, вмешиваться в жизньлюдей, помогая в лечении, в охоте", вселяясь в человека или уходя от него;В.Я.Пропп предлагал называть этот феномен "вторым виденьем" (чтобыотмежеваться от термина "фантазия", как раз обозначающего то, что вдействительности не существует, а создано творческим усилием).

Наблюденияза ритмами ежегодно засыпающей и возрождающейся природы, за периодическойсменой годовых сезонов, фаз лунного месяца, дня и ночи, порождают скореециклическое, чем линейное ощущение времени. Ход его осмысливается не какнеобратимая последовательность, составленная из сменяющих друг друганеповторимых, но взаимообусловленных событий, участниками которых являютсяединственные в своем роде персонажи (индивидуальные или коллективные), а какнавечно установленный сценарий "первособытий" с их циклическивоспроизводимыми последствиями и контекстами; этот сценарий вновь и вновьпроигрывается в обрядах и других текстах культуры.

Основойконцепции "линейного" времени является, вероятно, пониманиенеобратимости возрастных изменений в течении человеческой жизни; проекцияподобных обобщенных наблюдений на социальный и космический уровни (которые наопределенном этапе общественного развития слабо различаются) приводит кпоявлению идеи "исторического" времени.

Модели"циклическая" или "линейная" доминируют в тех или иныхтрадициях (Индия и страны буддийской культуры, с одной стороны, христианскиймир, с другой), однако их сочетание -- с попеременным преобладанием, в видекомпромиссного синтеза -- обнаруживается практически повсеместно. Продуктомтакого рода синтеза является, например, представление о круговоротереинкарнируемых душ в чередовании смертей и новых рождений всех живых существ;эта концепция получила сложную разработку в религиозно-философских ученияхИндии, но в гораздо более примитивной форме ее легко обнаружить и во многихархаических культурах.

Поосновной своей направленности миф этиологичен, т.е. он прежде всего объясняетвозникновение мира и людского рода. Как уже было сказано, это всегда рассказ опрошлом, к которому возводится происхождение нынешнего положения вещей(относящегося к космосу, к социальной общности, к отдельному человеку). Этокасается как благоприятных сторон жизни (возникновение культурных достояний,включая предметы, тексты и обычаи), так и отрицательных (появление смерти,болезней, пороков и т.п.), что в свою очередь подразумевает изначальноесовершенство эпохи первотворения.

Отсюдапроистекают представления о гармоническом миропорядке в прошлом ("золотойвек" греческой мифологии, "добрые старые времена" обыденногосознания, "благополучная советская эпоха" и т.п.), о его нарушении внастоящем и о всеобщей деградации человеческого общества и самого человека, егонравственной и физической природы.

Обожидаемом будущем рассказывают эсхатологические мифы, т.е. мифы о конце мира.Сюда относится ожидание надвигающейся космической катастрофы, конкретныевоплощение которой (Страшный суд и светопреставление, "тепловаясмерть" вселенной, оскудение природных ресурсов, истоньшение озоновогослоя) уже зависят от арсенала знаний и образов, имеющих определеннуюкультурно-историческую обусловленность.

Эсхатологическиемифы можно представить себе как обращенную вспять космогонию: конец света естьобратный переход от космоса к хаосу. Впрочем, "мифологическомухронотопу" знаком и образ грядущего царства справедливости (ожидание раяна земле, построения коммунистического общества, исламского государства идругих форм "правильного" мироустройства и т.д.), также соотносимый сизначальной гармоничностью эпохи первотворения.

Посвоему возникновению эсхатологические представления вторичны, зависимы отконцепций циклического времени и от космогонических мифов. В порядке явнонеслучайной аналогии следует напомнить, что и в истории языка будущее времяявляется более поздним, вторичным по происхождению.

Надодобавить, что эсхатологические темы могут разрабатываться как в рамках временициклического (например, древнеиндийская эсхатология, предполагающаяпериодическое разрушение и возникновение огромной длительности космических эр,своего рода эонов -- "кальп" или "юг"), так и"разомкнутого" линейного (такова христианская апокалиптика).

Язык мифа

Глубинныесмыслы, заключенные в мифологических представлениях, обретают словесноевыражение в мифологических текстах. Мифологическая картина мира или отдельныймифологический образ могут быть представлены в них в описательной форме(космография) или в виде мифологического сюжета (космогония).

Миф- это практически всегда рассказ о событиях и персонажах, которые в той илииной традиции почитаются священными (мифы о сотворении мира, о потопе, о концесвета; мифы о Прометее, о Кришне, о Ленине и т.д.). Подобные повествования(обычно в той или иной степени сакрализованные, т.е. священные) могутрассматриваться как особый жанр, прежде всего, фольклорный.

Частомиф - это слова самого божества, сообщенные людям через какого-либо посредника(шамана, жреца, пророка) или свидетельства о его деяниях. Они передаются далееот поколения к поколению специальными хранителями сакрального знания (теми жесамыми шаманами, жрецами, священнослужителями). В развитой религиозной системеони помимо всего прочего следят за сохранностью и неизменностью священноготекста, считающегося каноническим и противостоящего ложным, апокрифическимсочинениям, которые иногда признаются подлинными в какой-либо другойконфессиональной группе.

Трансляторамимифологической информации являются не только вербальные тексты, но такжеизобразительные, монументальные, архитектурные, ландшафтные и др. Есть способы"мифологически означить" любой их элемент (сопутствуюшей надписью,иконической эмблемой, символом и т.д.). Мифологические сообщения передаются ипутем поддержания вокруг какого-либо вещественного объекта (как природного, таки рукотворного) относительно устойчивого ассоциативного поля мифологическихзначений, причем в конечном счете содержание подобного "сообщения"может оказаться довольно далеким от "прототипического текста" (хотякаждое новое поколение, как правило, считает "свою версию" вполне --или даже наиболее -- адекватной "исходному тексту").

Говоряо текстовой реализации мифа, мы должны помнить, что она являетсямногоаспектной, мифологические сообщения передаются на разных уровнях традиции-- вплоть до стилистики входящих в нее текстов, также содержащей немалоеколичество мифологической информации.

Способподобной кодировки прямо зависит от разновидности текстов культуры. Например, втрадиционалистских обществах это будут произведения фольклора --религиозно-магического, обрядового, сказочно-эпического, лирического,паремиологического и т.д.; в культурах же более поздних мифологическуюинформацию можно обнаружить в весьма разнообразных текстах -- от священных ихудожественных до научных и публицистических. В свою очередь разновидность текстаопределяется его функциональным амплуа, тематическим обликом, формальнойструктурой.

Речьидет, следовательно, не только о словесном тексте как таковом, по отношению ккоторому слову "миф" ("предание, сказание") возвращаетсяего первичное, этимологическое значение, тексте мифологическом par excellence,но и обо всем объеме традиций, могущих рассматриваться как мифологические.

Хотяязык мифа обладает огромными потенциями символизации (а мир символов по своимзначениям в высшей степени мифологичен), само по себе мифологическоеповествование обычно вполне конкретно и склонно передавать свои обобщения черезобразы предметного мира. Скорее всего, изначально оно вообще не содержало всебе аллегорий и умозрительных идей, которые появляются в более сложных религиозныхсистемах, составляя основу теологических учений и соответствующих им областейрелигиозного искусства. Однако массовые, спонтанные устные традиции донекоторой степени сохраняют конкретность своего образного строя - даже в техслучаях, когда нашему рационально ориетированному зрению в них видитсяусловность и отвлеченность от реальности.

Темне менее, формулирование важнейших обобщений и идей различной степениотвлеченности (о времени и пространстве, космосе и хаосе, жизни и смерти, душеи судьбе и т.д.) через наглядные образы действительности приводит к ихповышенному насыщению мифологической символикой, и они начинают функционироватькак язык, выражающий мифологические или мифо-поэтические смыслы (особенно втекстах фольклора, древних и средневековых литератур). Это обусловливаетиспользование подобных образов для передачи мифологической информации (или дажевычитывание ее в текстах, в которых она первоначально не была заложена).

Иногдамифологические темы лишь косвенно отражаются в повествовательных мотивах,метафорах, эпитетах фольклора и литературы, причем их мифологический смыслобычно не осознается. Например, когда в бурятской хороводной песне говорится о"земле [размером] с потничек" (имеется в виду площадка для танцев),то это сравнение скорее всего отражает мифологический мотив только чтосозданной и еще не выросшей земли; однако поющие об этом, конечно, неподозревают. Когда в другой песне танцующие поют: "Сухожилия ног укрепим,глиняные тела облегчим", они, естественно, не связывают этот текст сглобально распространенным мифологическим мотивом, согласно которому человекбыл вылеплен демиургом из глины 11, хотя данный образ наверняка восходит именнок нему; ср., в частности, русскую апокрифическую легенду о Ное Праведном,которому Бог разрешает "лепить людей из глины и теста".

Вообще,особенно выразительна в этом плане семантика поэтического языка, которыйчрезвычайно нагружен мифологической символикой, живущей в словесном текстеиногда даже независимо от воли его создателя. Об этой стороне языка поэзииписали практически все его исследователи, начиная с А.Н.Веселовского иА.А.Потебни.

Такимобразом, миф можно рассматривать не только как арсенал мотивов и сюжетов дляболее поздних повествовательных формаций, но и как источник их изобразительно-поэтическихсредств - многие из них обнаруживаются еще в мифологических текстах, хотяподчас и не имеют там сугубо эстетических функций.

Мифология и современность

Мифологиюневозможно свести к сумме исторических заблуждений человеческого разума. В результатекультурно-антропологических и структурно-семиотических исследований (восновном, послевоенного времени) стала очевидной регулятивная (а отнюдь нетолько объяснительная) функция мифа, выступающего как один из важнейшихмеханизмов организации социальной, хозяйственной и культурной жизни коллектива.Миф удовлетворяет потребность в целостном знании о мире, организует ирегламентирует жизнь общественного человека (на ранних этапах истории --полностью, на более поздних - совместно с другими формами идеологии, наукой иискусством). Миф предписывает людям правила социального поведения,обуславливает систему ценностных ориентаций, облегчает переживание стрессов,порождаемых критическими состояниями природы, общества и индивидуума.

Разумеется,мифологическое осмысление человеком духовного и практического опыта, некогдабезраздельно господствовавшее, в целом предшествует рационально-логическомузнанию. Но отсюда не следует, что миф остается лишь наследием далекого прошлогоили является уделом доживших до нашего времени бесписьменных традиций. Помимомифологии архаической (по отношению к которой слово "миф"употребляется в наиболее узком и специальном значении), принято выделять такжемифологические компоненты развитых религиозных систем: буддизма, иудаизма, христианства,ислама (расширительное толкование данного понятия, с которым, естественно, несогласятся представители этих конфессий), и, наконец, мифологические (в самомобщем смысле этого слова) элементы культур (прежде всего -- массовой культуры)и идеологий, преимущественно Нового времени.

Так,атеистическая по форме и устремлениям советская идеология, во многих отношенияхможет быть охарактеризована как религиозно-мифологическая. Она имеетсобственную "священную историю", свои "кануны" в виде"революционных событий 1905 года" (действа, дублирующие"главное" свершение и предваряющие его), своих предтеч("революционные демократы" XIX века), своих демиургов и пророков,подвижников и мучеников, свои ритуалы и обрядовый календарь.

Движениевремени отмечено макрособытиями. В соответствии с универсальной схемойкосмогенеза акт творения нового мира (Октябрьская революция) сменяется егоочищением от демонических сил ("продолжение классовой борьбы") и"эпохой битв" (Великая Отечественная война). "Революционные праздники-- ритуалы и ритуализованные партийные съезды, питаемые революционно-магическойэнергией "раннего" времени, - как бы воспроизводят и укрепляют это"раннее" время в настоящем. Сталин - не просто историческийпродолжатель Ленина, а его как бы перевоплощение ("Сталин - это Ленинсегодня")".

Согласноданной картине мира, в космическом центре, который имеет форму ступенчатойпирамиды (модель "мировой горы"), покоятся нетленные мощи "вечноживого" вероучителя и первопредка; для пионеров (подростков, прошедшихобряд посвящения) и октябрят (детей, еще не достигших возраста инициируемых)Ленин - всеобщий "дедушка", что соответствует обозначениюобожествленного предка в мифологических традициях разных народов мира (заметим,что Сталин - всегда только "отец"!).

Построениеусыпальниц основателям других коммунистических государств, повторяющих"главный" мавзолей, знаменует расширение освоенного мира("социалистического лагеря"), хотя сначала советское правительстворевниво реагирует на просьбу китайских коммунистов помочь с бальзамированиемтела Сунь Ятсена (1925 г.) - по причине "уникальности сохранения телаЛенина". Этот отказ обусловливает развитие данной отрасли в Китае и визвестном смысле предваряет будущее советско-китайское конкурентное противостояние(в котором Китай, - кстати, в полном соответствии со своими культурнымитрадициями - также претендует быть центром мира, хотя бы пока и толькокоммунистического). В итоге русские бальзамируют Дмитрова, Чойбалсана,Готвальда, Нето (все четверо умерли в Москве), Хо Ши Мина, Бернхема, Ким ИрСена, а китайцы - Сунь Ятсена, Мао Цзедуна и Энвера Ходжу.

Однимиз центральных для советской мифологии является "люмпенский миф овласти", "миф об отчужденных ценностях". "Массовое сознаниеперсонифицирует "злых похитителей" в облике некоего"бюрократического класса" (интересное сложение массовой имарксистской мифологии), перехватывающего и присваивающего предполагаемыеблага".

Этасхема достаточно универсальна для современных мифологических традиций. Так, внекоторых колониальных владениях у местных племен зафиксирован миф оперехватывании белыми людьми благ, направляемых богами туземцам (типа культаКарго в Меланезии). Обрядовая деятельность в таком случае заключается ввозвращении этих благ их действительным адресатам с помощью магических процедури создания специального декорума - скажем, имитации посадочной полосы, накоторую должен приземлиться самолет, доставляющий эти блага.

Аналогичныепредставления лежат в основе и постсоветского обыденного мышления. Например,жители Юрьевца, достаточно типичного для России волжского городка, по словамместного священника, свято верят в реальность рисуемой телевизионными сериаламизаморской жизни и убеждены, что там никто не трудится, а за людей все делаютроботы. На нынешнюю власть они в обиде именно за то, что после падениясоветского режима подобная жизнь была им якобы обещана, но не досталась - таксказать, присвоена "московским начальством"; это обстоятельство,кстати, позволяет усмотреть некоторые мифологические "обертоны" и у понятия"приватизация" в его современном обыденном понимании и употреблении.

Здесьможно усмотреть реализацию мифологической модели, известной, в частности, понародным утопическим легендам о запредельных или просто далеких землях:западный мир оказывается воплощенным земным раем, где мечта о грядущемблаженстве предстоит уже осуществленной, точнее перенесенной из плоскостивременной в пространственную.

Окончательныйраспад "классового" мифа в последнее десятилетие (а начался этотпроцесс, естественно, много раньше) привел к выдвижению на идеологическуюавансцену мифа национального. "Присвоение мифа", сопровождающеесянекоторой "игрой со знаками", произошло без радикальной сменысимволов, эмблематики и идеологических клише; центральные персонажи и атрибуты советскоймифологии, утратив наследственный "семантический шлейф", легковстроились в новую (точнее, в не совсем забытую старую) идеологическую систему.Смысловые подстановки и замещения соединили, казалось бы, совершеннонесоединимое: "воинов-интернационалистов" - с выполнением ими вАфганистане "своего патриотического долга" и т.п.

Кстати,национальная идея обычно и приходит на смену религиозной. Так было в Европе нарубеже XVIII-XIX в., когда подъем национального сознания, прямо связанный супадком религиозности, потеснил ее (опираясь на романтическое"неоязычество"), проник во власть и распространился в обществе. Внаши дни роль "неоязычества" играет эклектическая смесь сквернопонятых фрагментов древнерусской (или "древнеславянской") культуры,фольклорных традиций, элементов средневековой мистики, с одной стороны, иквазинаучных представлений, циркулирующих в массовом сознании, с другой.

Национальная мифология

Неправильнополагать, что массовое сознание (которое скорее должно бы называться"массовым подсознанием") мифологизируется только в новейшее время -оно вообще мифологично по своей природе.

Мыявляемся свидетелями того, как по идущим из глубины веков архаическим моделям всовременной политике и идеологии воссоздаются старые мифы в новых социальных инациональных оболочках. Двадцатый век показал, к каким чудовищным последствиямприводит их реализация на практике.

Здесьвстречаются мифология спонтанная, идущая снизу, со всеми входящими в неекомплексами национального самоощущения (исключительности/ущемленности) имифология "искусственная", конструируемая с идеологическими иполитическими целями внутри отдельных интеллектуальных или властных групп.

Опытытакого рода предпринимаются еще в эпоху романтизма. Начавшиеся именно тогдаисследования национальной мифологии и национальных древностей почти снеизбежностью включают в себя произвольные достраивания реконструируемойсистемы до некой умозрительно понимаемой "полноты", ориентирующиесяна освященный традицией образец (как правило, это - античная мифология с ееобширным пантеоном богов и богатой сюжетикой).

МифологизаторствоXIX-XX в. демонстрирует множество проявлений данного процесса в художественнойпрактике, философии, идеологии и политике. К мифологическим моделям обращаютсяписатели-модернисты в своих экспериментаторских поисках. Ницше и Фрейд (и ихмногочисленные последователи) конструируют свои собственные мифологическиемодели ("апполоническо-дионисийскую" и "эдипову"), лишькосвенно связанные с прототипическими традициями, но имеющие самостоятельные ивесьма значительные перспективы в западной культуре XX века (это в особенностиотносится к мифологии фрейдизма).

Идеологинационалистических движений также весьма вольно интерпретируют памятникистарины, прибегая и к мистификациям (типа "Велесовой книги"), создаютсобственные неоязыческие религиозно-мифологические системы ("культВотана" в Германии, "диевтуриба" в Латвии, "ромувяй" вЛитве 25 и т.п.). В сущности, они навязывают свою продукцию национальной древности- не столько как разысканное и выявленное, сколько как должное - чему, помнению реконструкторов, подобало бы существовать.

Так,согласно создателям придуманной религии "диевтуриба", она - лучшая насвете, и латыши, издревле обладающие ей, являются счастливейшим из народов.Божественное откровение пронесено через века вопреки завоеваниям, чуждымверованиям и чуждому образу жизни. Конечно, авторы не отрицают, что подобноебожественное откровение есть у всякого народа, однако латышский -- особобогоизбранный, мессианский. "Бог латышей может жить только на латышскойземле", "Не латышский Бог, но Бог латышей".

"Рациональное" и"мифологическое" знание

Конечно,современная мифология не равна архаической уже хотя бы потому, что существуетона рядом с бурно развивающимся позитивным знанием, из арсенала которого имеетвозможность черпать материал для построения своих образов и аргументов. Так,мотивы прорыва в упорядоченный космос демонических сил обретаютпсевдодоказательную форму уфологических "экспертиз"("планетарный" уровень) или складываются в концепцию политическогозаговора "сил мирового зла" (уровень"национально-государственный"). Как правило, сообществом"подлинно человеческим", страдающим в результате агрессии,оказывается "свое национальное", тогда как противостоящие имдемонические силы - будь то пришельцы из космоса, безжалостноэкспериментирующие над людьми, или коварные иностранцы/иноверцы/инородцы вравной мере представляют собой античеловеческое начало.

Хотясостав коллективных представлений обновляется сообразно изменениям культурно-историческихобстоятельств, его структура сохраняет относительное постоянство. Это даетоснование говорить о мифологическом компоненте любой культурной традиции,по-видимому обусловленном самой ее природой, а также усомниться в слишкомрезком разграничении "рационального" и "мифологического"знаний (для обыденного мышления во всяком случае). Они составляют своеобразноедвуединство -- с попеременным преобладанием того или другого в разных видахчеловеческой деятельности и в разные периоды истории.

Отсюдаследует, что мифология вообще не является какой-то отдельно существующей частьюдуховной жизни - ею пронизана вся культурная, художественная и идеологическаяпрактика, включая области казалось бы вполне позитивно-рациональные(относящиеся к политике, экономике, медицине и др.), но все же опирающиеся наопределенные ценностные ориентиры и на метафоры обобщенных эмпирическихнаблюдений. Конечно, периодически возникающий кризис доверия к научномумышлению ведет к особой активизации мифологического начала в общественномсознании, чем небезуспешно манипулируют политики, используя организующиевозможности мифа и как текста, и как системы представлений, и как типа знания.Но надо помнить, что инструментом манипулирования могут быть и другие формыидеологии (искусство, наука), содержащие в себе мифологические элементы, а саммиф в наше время охотно рядится в квазинаучные одежды и прибегает кквазинаучным доказательствам своей истинности и правоты.